Глава 24

10 2 3
                                        


Бубенчики, припаянные к застежке сапог, наигранно гремели, и их тихое побрякивание в мертвой тишине полынного поля напоминало мне о том, что я еще движусь вперед. Больше не в состоянии руками отбиваться от покрашенных жгуче-желтых ветвей, я брел в куда-то вдаль, смутно понимая, что хотя бы не могу свернуть назад. Мерзкая пыльца, как назойливые мошки, лезла под ресницы, в рот и нос; скоро я просто закрыл глаза  - зрение в этой тьме было слабым помощником. Когда-то казавшийся мне терпким, и даже немного пьянящим, запах полыни, теперь заполнял все мое существо едкой горечью, будто бы изо всех сил пытаясь вытеснять остатки моего сознания из несопротивляющегося тела. Тяжелый, обреченный шаг, утопающий в рыхлой земеле, моложавый возглас колокольчика, а потом - опять... опять... и опять...

Наверное, прошло много времени. Должно было. Меня удивило это - даже без Светила ночь могла показаться темнее дня. Все тусклее мерцали качающиеся головки полыни...

Носком я задел какой-то камень - и вдруг, будто по сигналу, лицо обдало холодным порывом ветра. Открыв глаза шире, я уже ничего не различал - видно ночь всецело вернула свою власть над небом.

...Но голова кружилась, и я уже совсем не чувствовал ног, не мог найти опору, а колокольчики все жалобно звенели где-то над моей головой. Меня будто ударило током - пробудившееся в теле инстинкты заставили посмотреть наверх, и я понял, что мы летели вниз. Та бездна, в которою я вслепую падал, была настолько глубока, что даже уже почти застывший разум, как от кошмара, пробудился. Наверное, смешно было думать, что мы способны пережить это падение; но взвинченное сознание пыталось спастись: не себя, так мою дорогую Солнце. Мне было горько осознавать, что она проснется на самом дне. 

Мечущуюся обрывки мыслей возгорались и тухли в моем и так восполненным отчаянием мозге. Что, если я закрою ее хрупкое тело своими каменными крыльями? Я должен обхватить ее так, чтобы объять ее всю целиком. Я ведь успею? Я ведь смогу наконец защитить ее?

Теперь я понимаю, как больно должны были распуститься мои каменные крылья. И если бы я тогда разбился, она бы когда-то очнулась, вся окруженная осколками перьев, такими острыми на вид, но уже навсегда безвредными. В то мгновение, наверное меньше секунды, я мечтал, что она проснется, окруженная памятником моей любви: таким непримечательным, но, все-таки вечным. Но я пробудился от моего забвения гораздо раньше, чем могла это сделать она: прежде, чем я мог открыть глаза, мое сердце пронзил чудовищный хруст.

Моё Дорогое СолнцеМесто, где живут истории. Откройте их для себя