Гермиона шла по винтовой лестнице, ведущей в Астрономическую башню, и считала ступеньки. Хотя зря она это делала, ведь знала же прекрасно, что их ровно 257. А знала она это потому, что уже в пятнадцатый раз за этот декабрь поднимается на эту башню, чтобы посмотреть на закат и считает ступеньки. Просто это занятие очень отвлекает от грустных мыслей, да и закат оказывает тот же эффект. Для Гермионы с некоторых пор закат вообще стал символом рождения мира. Её мира. И великая женская логика тут совершенно не причем. Просто теперь её жизнь, настоящая жизнь - ночь... Только тогда, во сне, героине открывается новый счастливый мир, с которым приходится прощаться на рассвете.
"А все из-за Рона. Он же прекрасно видит, что я к нему что-то чувствую, и все равно продолжает встречаться с этой тупой Браун! Так, все. Хватит. Я пришла сюда полюбоваться на закат и отвлечься от грустных мыслей. Только почему-то они все лезут в голову и не дают мне покоя..." - думала Гермиона, преодолевая 254-ю, 255-ю и 256-ю ступеньки.
Сегодня день выдался особенно холодным, а девушка даже не надела теплой мантии. Хотя, если говорить честно, сделала она это нарочно. Просто холод помогал забыться и не думать ни о чем кроме заката и собственно самого холода. Но в этот раз она сделала вообще невообразимую глупость: она села на пол. На холоде. В декабре. Ужас. Через три минуты (Гермиона считала) зубы начали отстукивать какой-то марш.
"Ну вот. Теперь замерзну и умру. Интересно, а Рон будет... ну хотя бы грустить на моей могиле? А даже если так, то я точно знаю, что Лаванда будет радоваться. Несказанно радоваться. Она же ревнует Рона ко мне," - в голову Гермионе лезли довольно странные мысли, но то, насколько они были глупы, девушка поймет потом. А сейчас...
Картина заката поплыла, веки стали свинцовыми, все мышцы расслабились, и Гермиона поняла, что засыпает.
"Первый признак того, что человек замерз - сонливость," - вдруг пришло в голову девушке. Она поняла, что погружается в сон, чтобы не проснутся никогда...
- Грейнджер! Грейнджер! Ты что, совсем идиотка или у грязнокровок так принято?! - кто-то сильно бил девушку по щекам. - О, черт! Неужели она умерла?
- Пока нет, Малфой, но очень на это надеюсь, - ответила Гермиона слабым голосом. Малфоя узнать было очень не трудно. И хоть она уже плохо видела и слышала, но одно слово "грязнокровка" расставило все на свои места.
- А ну вставай! Я не хочу чтобы ты умерла тут при мне!
- Какой же ты все-таки эгоист... Не хочешь, чтобы при тебе кто-то умирал - уйди, - ответила Гермиона все слабеющим и слабеющим голосом.
- Ах так! Не хочешь по-хорошему... - Малфой схватил девушку за шиворот и потащил подальше от башни, а если точнее, то к больничному крылу.
- Ну что, Малфой, не слишком противно прикасаться к грязнокровке? - губы Гермионы растянулись в блаженной улыбке, она считала, что удачно сострила.
- Во-первых, если бы у меня была палочка, я бы давно тебя левитировал, а, во-вторых, первый раз вижу человека, - здесь Малфой выдержал театральную паузу, - такого же как ты, Грейнджер.
Гермиона лишь вопросительно посмотрела на него. На большее сил просто не хватило бы.
- Сначала хочешь умереть, потом шутишь. Ты уж определись.
Далее шло целое выступление про то, какие гриффиндорцы все-таки тупые, какая Грейнжер странная и прочее, и прочее, но Гермиона уже его не слышала, так как медленно, но верно теряла сознание...
***
Вся эта нервотрепка началась уже очень давно. И не с прошлого лета, когда он принял Метку ненавистного ему Темного Лорда, и даже не с того момента, когда он сказал свое первое "грязнокровка", да и вообще не с тех моментов, когда он делал какие-нибудь гадости, а с того самого времени, когда он понял кто он. Он - холодный, да что уж греха таить, умный... Он - слизеринец. Он - Малфой. Драко Малфой.
И, казалось бы, живи да радуйся. Ведь у тебя есть имя, состояние, Малфой-мэнор... Но то ли юношеский максимализм делал свое дело, то ли завышенная самооценка (а может они объединились)... В общем, Драко хотел стать повелителем мира, так сказать. Ему нужно было все и сразу. В принципе именно поэтому Темный Лорд был так ему ненавистен. Ведь Драко понимал, что лорд Волдеморт занял позицию "заранее проигравших, пусть не эту войну, но жизнь" - как выражался сам Малфой-младший, так как не захотел признавать очевидного всем, всегда стоял на своем, не признавал инакомыслия, в общем, не развивался. Но бесконечные, иногда слезные уговоры матери и фразы отца: "Учись выживать, сынок. Ты же - Малфой" заставили его сделать непоправимое. И теперь на сердце Драко камень, в душе дыра, в голове одна и та же мысль, а на предплечье ужасная несмываемая татуировка. Из черепа выползает змея. И все такое уродливое, черное... Причем в прямом и в переносном смысле.
"Да уж. У Лорда небогатая фантазия," - подумал Драко. Сам змея, метка в виде змеи и слуги у него такие же - скользкие, противные. Порой кажется даже, что скоро все они покроются чешуей. Нет, Малфой ничего не имел против своей семьи, но иногда его просто тошнило от того, как отец произносит: "Мой Лорд...", мама перед Волдемортом в постоянном полупоклоне, а иногда и вообще в поклоне чуть ли не до земли, хотя она и не имела метки. Драко иногда и от самого себя тошнит... Как он может поклоняться этой змеюке, уподобляясь тетушке Беллатрисе? Только теперь он понял почему она немного... ммм... Да ладно чего уж там! Она - сумасшедшая. Вот и все! Неужели он сам скоро станет таким? Брр... Драко тряхнул головой. Ему нужно больше гулять. Чем он, собственно, сейчас и займется. Вот только до отбоя всего час: из замка его не выпустят. Точно! Выход-то совсем рядом. И Драко, достав из шкафа теплую мантию, направился туда, где, как он думал, сможет побыть один - на Астрономическую башню.
***
"Какая все-таки идиотка эта Грейнджер! Ну сразу видно - настоящая Гриффиндорка. Её бы левитировать в больничное крыло и сделать вид, что я тут не причем, да вот только палочка лежит в комнате, а терять драгоценное для Грейнджер время нельзя," - так рассуждал Драко, пока ему в голову не пришла гениальная мысль. Нужно как-то её потрясти, побить по щекам, чтобы она пришла в себя и пошла сама, а то перспектива нести Грейнджер на руках не очень-то радует... И хоть первый метод не принес желаемых результатов, то второй привел Гермиону в чувство. Вот только, как оказалось, никуда уходить она не желала. Конечно, Драко не мог оставить Грейнджер здесь, как бы он её ни презирал и ненавидел. Ощущать на себе вину за чью-то загубленную жизнь - непомерный груз. В этот момент Малфой вспомнил задание, порученное ему Темным Лордом, и окончательно решил спасти девушку во что бы то ни стало.
И вот Малфой-младший схватил её за воротник довольно прохладной мантии и силой потащил в больничное крыло. Грейнджер подчинилась и - хвала небесам! - стала сама передвигать ногами. Только недолго музыка играла - не успев преодолеть и пятнадцати ступенек, девушка обмякла и потеряла сознание. И больше, как бы ни старался Малфой-младший, Гермиона не очнулась. Так что весь оставшийся путь Драко пришлось нести её на руках, избегая других, ещё не разошедшихся по спальням, двух-трех учеников...
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Слабость Малфоя
أدب المراهقينОтношения Гермионы и Драко прошли странный и сложный путь и уже казалось, все только-только выяснилось, как вдруг Гермиона теряет память. Но не просто память - она забывает все, что чувствовала когда-либо, забывает войну... Против этого нет лекарств...