Тайна Двух Океанов. Григорий Адамов

* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ * Глава I. ПРЕРВАННЫЙ РАЗГОВОР

До рассвета оставалось уже немного. Из комнаты на четырнадцатом этаже,сквозь щелку между плотными портьерами, во влажную темноту двора пробиваласьслабая, едва заметная полоска света. Маленькая настольная лампа под низким черным абажуром бросала яркийконус света на небольшой участок географической карты, разложенной на столе.Все кругом терялось в густом сумраке. Два человека склонились над картой. Их лица были неразличимы, вполумраке мерцали лишь глаза: одни -- узкие, косо поставленные, тусклые,равнодушные; другие -- большие, горящие, глубоко запавшие в черноту глазниц.Смутными контурами проступали фигуры этих людей. Сидевший у стола, небольшого роста, коренастый и сильный, с выправкойвоенного, поднял голову и, не снимая пальца с точки в центре Атлантическогоокеана, спросил: -- Точные координаты Саргассовой станции неизвестны? -- Нет, капитан. -- Я вас неоднократно просил, Крок, не называть меня так. Крок выпрямился. Он был очень высокого роста, широкий в кости, сдлинными руками. -- Простите, Матвей Петрович,-- проговорил он глухим голосом. -- Я всезабываю об этом. -- Ваша забывчивость может нам когда-нибудь очень дорого обойтись. Есливы для меня Крок, и только Крок, то и я для вас -- запомните раз ннавсегда!-- всего лишь якут, инженер, Матвей Петрович Ивашев. Матвей Петрович говорил очень правильным русским языком, с твердыми,ясными окончаниями слов, с той правильностью, которая легче всего выдаетиностранца. -- Слушаю, Матвей Петрович. Больше этого не будет. -- Слегкапоклонившись, Крок продолжал: -- Повторяю, координаты пока мне неизвестны. Яих узнаю лишь на месте. Думаю, что станция будет где-то здесь, в этомрайоне. Он положил в ярко освещенный круг на карте широкую руку с длиннымисильными пальцами и остро очиненным карандашом обвел небольшое пространствок востоку от Багамских островов. -- Ну, этого, конечно, мало. Как только точные координаты станут вамизвестны, сообщите их "Леди Макбет". Она укажет вам, когда следует пуститьпояса. Ваши позывные -- ИНА2, позывные "Леди Макбет" -- ЭЦИТ. -- Слушаю, Матвей Петрович. Ей известно, что гидроплан должен будетвзять меня? -- Конечно... (Кроку почудилась на лице Матвея Петровича тень любезнойулыбки.) Мы не допустим, чтобы Анна Николаевна выплакала прелестные глазкипо своему жениху. Крок сдержанно поклонился, помолчал, потом нерешительно проговорил: -- Я хотел бы, Матвей Петрович, еще раз повторить наши условия; яобязан сообщить вам координаты первой длительной остановки -- и большеничего. Вы, со своей стороны, должны были добиться немедленного освобожденияАнны Николаевны. Надеюсь, что теперь, после того как я согласился на этиусловия, она свободна? -- Я уверен в этом... Как только мы с вами договорились, я немедленнопослал радиограмму. Что же касается наших условии, то мы ждем от вас толькосообщения координат длительных остановок по всему пути следования судна. --Крок вздрогнул и торопливо, с тревогой в голосе сказал: -- Как? По всему пути следования? Но ведь речь шла только о первойстанции! И после первого же моего сообщения меня должен был взять гидропланс "Леди Макбет". Я не понимаю, Матвей Петрович... Вы ставите теперь новыеусловия. Мы об этом не говорили. -- Ну, Крок, разве это так уж важно? Главный штаб внес этонезначительное изменение, предусматривая различные случайности, которыемогут помешать нам использовать ваше первое сообщение. Стоит ли из-за этогоспорить? Единственным неприятным последствием для вас может явиться лишьотсрочка на несколько дней перехода на наше судно. -- Нет, нет, Матвей Петрович! -- взволнованно возразил Крок. --Выходит, что я должен систематически информировать вас. Это не то... Этослишком... -- Какая разница, дорогой Крок? -- пренебрежительно усмехнулся МатвейПетрович.-- Один раз или два-три раза. По существу, это ведь одно и то же.Впрочем, если это вас не устраивает, у меня есть еще время сообщить главномуштабу о вашем отказе. Анна Николаевна, вероятно, с горьким недоумениемпримет свое возвращение в только что оставленную ею неуютную обстановку... Большими шагами Крок несколько раз прошелся по комнате, нервно потираярукой бритый подбородок. Наконец он остановился у стола и хрипло сказал: -- Матвей Петрович, я не возражаю. Но я хочу быть уверенным. Вы должнымне дать слово дворянина... слово самурая, что с этого момента АннаНиколаевна совершенно исключается из игры и что при всех обстоятельствах ябуду снят с судна до его прибытия в конечный пункт. -- Крок! Вы можете не сомневаться, что ваши желания будут исполнены вточности. Даю вам слово! Кстати, Крок, когда вы должны закончить свой рейс?Вы понимаете, насколько нам необходимо это знать в связи с вашим вторымтребованием? Крок молчал, опустив голову. Полоска света упала на его высокий лоб;мелкие капельки пота сверкали на нем. Крок достал платок и вытер пот, тяжелодыша и продолжая молчать. -- Ну? -- настаивал Матвей Петрович, не дождавшись ответа. -- Чего выстесняетесь? Как мы сможем подготовить ваш переход на наш корабль, не знаясколько времени в нашем распоряжении? -- Я не знаю,-- глухо ответил Крок, не поднимая головы и опускаясь настул по другую сторону стола. -- Этого не может быть! -- резко возразил Матвей Петрович, ударивладонью по карте. -- Вы требуете от меня обязательств, не давая мневозможности выполнить их! Это нелогично. И, наконец, какая разница междуинформацией о координатах и информацией о сроке прибытия? Почему вы первуюможете давать, а от второй отказываетесь? Типичная противоречивость широкойславянской души. Матвей Петрович с досадой откинулся на спинку стула, перекинул ногу наногу и забарабанил пальцами по столу. -- Перестаньте жеманничать и ломаться, Крок! -- решительно продолжал онпосле минутного молчания. -- Я должен знать срок. Если вы не скажете, тонаше соглашение аннулируется. И не только соглашение. Мы больше не будемзаинтересованы в вашем благополучии. Не забывайте, что все ваши распискистарик Абросимов передал в наше распоряжение. И ваша записка ко мне тоже внадежной сохранности... Ну! -- досадливо и с нетерпением закончил МатвейПетрович. -- Срок! Срок! Стоит ли ссориться друзьям из-за такого пустяка! Крок порывисто встал со стула, быстро прошелся два раза по комнате и,резко остановившись у стола, запинаясь, произнес: -- Хорошо... Но я не уверен... Я слышал, что срок назначен на двадцатьтретье августа... Словно от удара электрического тока, Матвей Петрович привскочил и тутже медленно опустился на стул. Коричнево-желтое лицо его окаменело, глазаспрятались под опущенными раскосыми веками. -- Вот как! -- пробормотал он, видимо с трудом подавляя волнение.--Двадцать третье августа? Это... это очень интересно... Помолчав, он продолжал уже спокойнее: -- Теперь все ясно, любезный Крок. Конечно, до двадцать третьегоавгуста мы успеем снять вас с судна. "Леди Макбет" или другой наш корабльдаст вам своевременно знать об этом... -- И, словно забыв о присутствии Крока, устремив глаза в пространство,он медленно и задумчиво повторил: -- Двадцать третьего августа... Что это? Случайность?.. Или имстало известно?.. Наконец Матвей Петрович встряхнулся, взял карандаш и, поиграв им,переменил разговор: -- Что вы думаете, Крок, делать, когда приедете к нам? Ведь вы будетебогатым человеком... -- И, сдержанно улыбнувшись, добавил: -- Обладателемпрекрасной жены... и не менее почтенного тестя. -- Не знаю еще, Матвей Петрович,-- глухо и неохотно ответил Крок. --Может быть, уеду в Америку. Меня неоднократно приглашали туда на работу. -- О Крок! -- обиженно сказал Матвей Петрович. -- - Если вы намереныпродолжать работать, неужели вы думаете, что вас, талантливого инженера,специалиста по реактивным двигателям, недостаточно оценят в моей стране? Янадеюсь, когда вы поживете у нас, вы перемените свое мнение и своинамерения... Ну-с, а теперь вернемся к делу.-- Матвей Петрович наклонилсянад картой и продолжал: -- В следующем, самом удобном пункте -- Гибралтаре-- вас будет поджидать... Внезапно, не закончив фразы, он поднял голову и прислушался.Встревоженный Крок повернул лицо к дверям и замер на месте. В наступившеймертвой тишине донеслись отдаленные, чуть слышные шорох и движение. Матвей Петрович мягко, неслышно, как кошка, вскочил со стула. -- Внимание! -- прошептал он. -- Все документы и бумаги о походе -- настол! Он выхватил из бокового кармана несколько тонких бумажек с рядами цифр,чертежами, рисунками и швырнул все это на стол. Потом, бросившись в один изуглов комнаты, быстро, но тихо выдвинул из высокой шифоньерки ящик, сгреб вгорсть все его содержимое и тоже бросил на стол. Крок в это время дрожащими руками шарил в своих карманах, доставаяоттуда бумажки. Его движения совсем не были похожи на быстрые, четкие,уверенные движения Матвея Петровича. Крок беспорядочно хлопал себя покарманам, хватал со стола то одну, то другую бумагу, пробегал ее глазами,совал обратно в карман и через мгновение вновь выхватывал оттуда, чтобыопять положить на стол. -- Вы уверены, что это... что это... к нам? -- спросил он глухим,прерывающимся шепотом. -- Да! -- коротко бросил Матвей Петрович и, нагнувшись, вытащил из-подкровати большой эмалированный таз. В передней послышался короткий звонок. Крок пошатнулся и оперся рукой остул. Даже сквозь полумрак комнаты можно было различить, как побледнело еголицо. -- Бросайте все эти бумаги в таз! -- приказал Матвей Петрович. Крок почувствовал, что его руки сразу сделались вялыми и непослушными.Он захватил бумаги со стола и побежал с ними к тазу. Несколько бумажек,трепеща и колыхаясь, упали на пол. -- Вы с ума сошли! -- прошипел Матвей Петрович, подбирая бумажки. -- Вынас погубите! Раздался второй, длительный и резкий, звонок. -- Подожгите бумаги и скорее надевайте плащ! Матвей Петрович,обнаруживая неожиданную силу, начал придвигать к дверям тяжелый книжныйшкаф. Из передней послышался гулкий удар, другой, и потом треск дерева.Спички ломались, вспыхивали и тухли в дрожащих руках Крока. -- Проклятие! -- выругался Матвей Петрович. -- Вы всегда будете такимтрусом? Давайте спички! Наденьте плащ -- и в окно! Живо! Шкаф уже стоял у дверей, когда передняя наполнилась сдержанным шумом итопотом ног. Послышался повелительный голос: -- Ивашев, откройте! Мы знаем, что вы здесь! В углу комнаты вспыхнулояркое пламя и на мгновение осветило сутуловатую фигуру Крока, закутанную вчерный широкий и длинный, до пят, плащ, и плотную, коренастую фигуру МатвеяПетровича. Матвей Петрович одним прыжком очутился у стола, потушил лампу и толкнулКрока к окну. -- Ваша жизнь теперь дороже моей,-- прошептал он, вкладывая ему в рукушнур с петлей.-- С вашей жизнью связан успех всего дела, победа илипоражение моей родины. Спасайтесь! Я их задержу здесь, сколько смогу, ипоследую за вами. Прыгайте и сейчас же дерните за петлю! Он раздвинул тяжелые портьеры и открыл окно. В лицо пахнуло влажнойсвежестью, мелкие брызги покрыли подоконник. Вдали, из черноты ночи, сквозьдождь и водяную пыль, пробивались редкие, окруженные оранжевым ореолом огниокраинных улиц Ленинграда. Дверь, удерживаемая тяжелым шкафом, уже трещала под натиском. Крок стоял на подоконнике, переминаясь с ноги на ногу и судорожновцепившись одной рукой в раму окна. Под ним чернела пропасть в четырнадцатьэтажей. -- Да прыгайте же, черт вас возьми! -- почти задохнувшись от ярости,прорычал Матвей Петрович и, рванув Крока за руку, изо всей силы толкнул егово тьму. Со сдавленным криком Крок полетел вниз, и сейчас же что-то хлопнуло,как пробка, вылетающая из бутылки с шампанским. Матвей Петрович выглянул из окна, прислушался, кивнул головой и резкоповернулся к дверям. В слабом свете замирающего бумажного костра он заметил,как шкаф угрожающе качнулся под напором из передней. Поворошив на бегубумажную кучку в тазу, Матвей Петрович кинулся к баррикаде. В то же мгновение мощный удар сорвал двери с петель и опрокинулвысокий, тяжелый шкаф. Грохот, треск, звон разбитых стекол заполниликомнату. Через сорванные двери по упавшему шкафу вбежали люди. Вспыхнувшиелампы осветили рассыпанные по полу книги и осколки стекла, среди которыхнеподвижно лежал на полу, наполовину придавленный шкафом, Матвей Петрович.Кровь из разбитой головы залила его лицо, руки были раскинуты. -- Ерофеев и Петров, освободите раненого! -- послышалась команда. --Максимов! Вызвать медкарету! Коваленко, ко мне! Помогите тушить огонь!Сорвите портьеру! Молодой командир, со знаками различия лейтенанта государственнойбезопасности, подбежал к тазу. Выхватив из рук Коваленко портьеру, оннабросил ее на горевшие бумаги. -- Придержите портьеру, пока совсем не потухнет,-- обратился он ксвоему помощнику.-- Не прижимайте бумаг, чтобы не испортить золу... Лейтенант повернулся к раненому, который лежал уже на широком кожаномдиване. Ерофеев и Петров смывали кровь с его головы. Через минуту послышалсялегкий стон. Матвей Петрович открыл глаза, и первое, что он увидел, былмолодой командир, склонившийся над ним и пристально всматривавшийся в еголицо. -- Здравствуйте, капитан Маэда... Как вы себя чувствуете? Матвей Петрович приподнял голову, быстро оглядел комнату и, закрывглаза, откинулся на подушку. -- Я протестую... против этого дикого нападения... Требую немедленнодоставить меня в консульство,-- проговорил он слабым голосом. -- Квартира советского подданного инженера Ивашева, насколько мнеизвестно, не пользуется правами экстерриториальности,-- улыбнувшись, ответиллейтенант. -- Вам следовало открыть двери и назвать себя, капитан. Можетбыть, мы сумели бы тогда сделать церемонию нашего знакомства менееболезненной. Матвей Петрович ничего не ответил и продолжал неподвижно лежать сзакрытыми глазами. -- Кажется, потерял сознание,-- заметил Ерофеев. В комнату вошелМаксимов. -- Медкарета через десять минут прибудет, товарищ лейтенант,-- доложилон. -- Отлично! Они его приведут в чувство, а пока сделайте ему первуюперевязку. Потом займитесь обыском в этой комнате. Ерофеев, Петров иКоваленко -- в остальных. Сергеев останется со мной. Все найденные бумаги --сюда, на стол. Делать все максимально внимательно и быстро! Он повернулся к углу. Укрытый портьерой таз совершенно перестал дымить.Глаза лейтенанта внезапно остановились на шевелившихся от ветра портьерахдругого окна. Он быстро бросился туда: - Сергеев, это вы раскрыли окно? -- Нет, товарищ лейтенант. Оно, вероятно, было и раньше раскрыто. Подбежав к окну, лейтенант резким движением раздвинул портьеры ивыглянул наружу. Внизу, в плотной черноте, не видно было земли. Лейтенант захлопнул окно: -- Сергеев, лампу сюда! Под ярким светом настольной лампы лейтенант через сильную лупусантиметр за сантиметром внимательно изучал подоконник. -- Здесь кто-то стоял... совсем недавно... Дождь даже не успел смытьследа,-- тихо проговорил лейтенант. Перочинным ножом он осторожно снял с подоконника крохотную лепешку,черную и тонкую, не больше десятикопеечной монеты, и переложил ее на ладонь. -- Табак... зола... земля... -- Понюхав и секунду подумав, добавил: --Из окурка, приставшего к каблуку или подошве. -- Ясно, товарищ лейтенант,-- сказал Сергеев, светя лампой: -- кто-тотут определенно стоял. -- Да, но кто именно? -- задумчиво спросил лейтенант. Он опять сталосматривать подоконник через лупу. -- Здесь стоял человек... -- все с большим убеждением и пристальновсматриваясь в подоконник, тихо говорил лейтенант,-- здесь стоял человекочень высокого роста, с очень большими ногами... Но кто же он? И кудадевался? Неужели по веревке спустился с четырнадцатого этажа? Это немыслимо! Лейтенант опять раскрыл окно и через лупу начал рассматривать наружныйкарниз. Никаких следов, царапин, повреждений на нем не было. -- Сергеев, спуститесь с Максимовым и осмотрите двор внизу, под этимокном. Лейтенант вынул записную книжку, вырвал листок, завернул в него тонкуюспрессованную лепешку из земли и табака и положил пакетик в книжку. Покончивс этим, лейтенант принялся за таз. Сняв портьеру, он увидел под ней грудуполуобгоревших бумаг, записок, книжек, фотоснимков. Лейтенант осторожновынимал все уцелевшие пепельные листочки и, внимательно просматривая их,раскладывал на столе, на географической карте. Кружок, очерченный карандашом восточнее Багамских островов вСаргассовом море, привлек его внимание. Задумавшись на минуту, он взял одиниз полуобгоревших листков. На нем видны были обрывки записей географическихширот и долгот -- градусы, минуты, секунды. Лейтенант углубился в изучениелистка. Внезапно он уронил его на стол, резко повернулся и вскочил. В следующеемгновение два тела, свившись в клубок, покатились на пол. Возле них, короткозвякнув, упал финский нож. Еще через минуту капитан Маэда лежал со стянутыми за спиной руками. Лейтенант позвал Ерофеева. Вдвоем они перенесли капитана на диван. Возможно, что на этот раз японец действительно потерял сознание. Вернулись Сергеев и Максимов. Они принесли большой черный плащ,застегнутый на многочисленные пуговицы. Множество тонких упругих и длинных-- от воротника до низа -- прутьев образовывало как бы внутренний каркасогромного зонтика. К нижним концам этих прутьев были прикреплены крепкиешелковые шнуры, которые сходились на внутреннем кольце, сделанном изширокого шелковою пояса. -- Где вы это нашли? -- спросил лейтенант, с недоумением рассматриваястранную находку. -- Как раз под этим окном, товарищ лейтенант,-- ответил Сергеев. -- Оновисело на дереве. Запуталось в ветвях. -- Теперь все понятно,-- сказал лейтенант.-- Это портативный парашют. Сего помощью скрылся из этой комнаты второй -- может быть, самый опасныйпреступник. С улицы донесся громкий вой сирены: пришла медкарета. Капитана Маэду всопровождении Ерофеева и Коваленко отправили в тюремную больницу. Лейтенант и оставшиеся бойцы продолжали тщательный обыск.