Тайна Двух Океанов. Григорий Адамов

Глава II. ПОДВОДНЫЕ ВСТРЕЧИ

Бой подходил к концу. Каракатица теряла силы. Уцепившись двумя руками за тонкий выступ скалы,она пыталась остальными восемью обвить скользкое, змеиное тело мурены.Обычно серая с зелеными полосками и пятнами окраска каракатицы, так хорошоскрывавшая ее на фоне покрытой водорослями скалы, теперь, в разгар битвы,непрерывно менялась от ярости и страха, и по телу пробегала дымка всехоттенков. Кольцо упругой кожи у основания рук растянулось, и из неговыглядывал темно-бурый попугайный клюв -- большой, твердый, острый,способный прокусить до мозга голову даже крупной рыбы. Два больших круглыхглаза сверкали то розовым, то голубым, то серебристо-зеленым огнем. Каквсегда на охоте за рыбами, каракатица пыталась подтянуть врага своимихватательными руками, усеянными бесчисленными присосками, к челюстям, чтобыпрокусить ему череп. Но враг этот -- большая, двухметровая мурена -- былслишком велик, ловок и силен. Ярко-желтая передняя часть рыбы, толстая икруглая, мелькала в неуловимо быстрых движениях. Бесчисленные острые зубырвали тело головоногого то с одной, то с другой стороны. Старая, опытная каракатица, великан среди подобных ей, с честьювыходившая до сих пор из многих сражений, впервые встретилась с такимнеотразимым нападением. Она истощила уже почти весь запас чернильнойжидкости, которой окрашивала вокруг себя воду до черноты. Она уже потерялаправый плавник и две руки, начисто отрезанные острыми зубами мурены. В этоткритический момент она попробовала применить свое старое, испытанноесредство в борьбе с длинномордыми рыбами. Взмахнув, как бичами, одновременновсеми шестью свободными руками, четырьмя короткими она обвила тело мурены, адве хватательные попыталась захлестнуть вокруг ее пасти. Но одна рука попалав пасть мурены и через мгновение бессильно повисла, извиваясь, как червяк.Другой рукой ей все же удалось сильно сжать страшные челюсти врага. Муренаяростно билась в этой петле. Ее длинное цилиндрическое тело свивалось вкольцо, потом разворачивалось, и темный хвост с ужасной силой бил покаракатице, прильнувшей к скале. Понадобилось всего три таких удара, чтобыоглушенная каракатица ослабила петлю на пасти мурены. Еще несколько ударов-- и пасть открылась, затем сомкнулась: длинная рука отделилась от головы и,свертываясь и развертываясь, медленно пошла ко дну. Каракатица отцепилась от скалы и, окутав себя чернильным облаком,попробовала спастись бегством. Это ей, однако, не удалось. Вероятно, слишкоммало чернильной жидкости оставалось уже у нее в кармане, и облако поэтомуполучилось очень прозрачным. Через минуту, когда оно растаяло, можно было видеть торопливое ияростное пиршество мурены. Вдали, в зеленовато-синем сумраке, мелькнуло темное, длинное и гибкое,как хлыст, тело с острой щучьей головой. Широкая пасть была полнакрючковатых зубов, на конце челюсти торчали два громадных, похожих на клыкизуба. Сверкнуло серебристое брюхо. Мурена заметила опасность лишь в последний момент. Едва успела онаподнять кверху голову с раскрытой пастью, как ее толстая круглая шея почтискрылась в широкой пасти пришельца. Барракуда -- страшилище антильскихвод,-- словно молния, поразила мурену. Извиваясь и свиваясь, как две стальные пружины, огромные рыбы клубкомвращались, почти касаясь дна, вздымая тучи песка и ила. Во все сторонылетели поднятые мощными струями воды шоколадные голотурии, похожие на огурцыс высокими мясистыми пупырышками; черные морские ежи, круглые, как хлебы, срастопыренными во все стороны длинными острыми иглами; желтые, зеленые,ярко-красные морские звезды, пятилучевые и многолучевые; офиуры с длинными,тонкими, как плети, лучами; разноцветные, покрытые слизью губки, "гигантскиемокрицы", по двадцать -- тридцать сантиметров в длину. Расползались задомнаперед раки; торопливо, бочком, убегали крабы на высоких, как ходули,ножках, высоко неся свои толстые, мощные клешни. Рыбы разноцветным дождемлетели подальше от этого страшного места. Барракуда не выпускала мурену из своих как будто окаменевших челюстей.Она все глубже погружала свои ужасные зубы в тело жертвы. Наконец, с силойвстряхнув мурену, она вырвала из ее толстой шеи огромный кусок мяса имгновенно проглотила его. С глубокой раной, оставляя за собой широкую,расползающуюся полосу крови, мурена бросилась в бегство. Но с неуловимойстремительностью барракуда настигла и яростно принялась рвать и терзать своюдобычу. Павлик шел вслед за зоологом, поднимаясь по крутому склону подводнойгоры. Ему все мерещились длинные, острые зубы барракуды, ее широкая пасть,ее неподвижные круглые глаза, полные, казалось, холодной ярости. Он боязливооглядывался по сторонам. Его мягкие волосы, обычно гладко причесанные, с ровным боковымпробором, сейчас немного растрепались и слиплись от испарины. Большие серыеглаза сделались круглыми. Тонкое, с острым подбородком лицо было бледно.Мелькавшие повсюду тени пугали его. Сгущенный зеленоватый сумрак расселин,гротов, провалов в нагромождении скал, колеблющиеся гирлянды водорослей,заросли морских лилий -- все грозило неожиданным, страшным, беспощадным. Онедва волочил ноги. Его шаги поднимали со дна легкими серебристыми облачкамибелый коралловый песок. Он наступал на голотурии, мирно глотавшие ил, наморские звезды, медленно ползавшие по дну, на мраморно-белые мешковидныеасцидии, лопавшиеся под его тяжелыми подошвами, на известковые трубочкичервей, высунувших кверху свои перистые жабры с тончайшим ветвистым узоромкровеносной системы... -- Ну вот,-- сказал выступавший впереди зоолог, -- карьера муреныкончилась в два счета. Из зубов барракуды редко кому удается спастись. -- А нам она... ничего не могла бы сделать, Арсен Давидович... если бымы не спрятались в расселину? -- слегка заикаясь, спросил Павлик. Зоолог усмехнулся и по привычке поднял руку, чтобы погладить своювеликолепную ассирийскую бороду, но рука прошлась только по гладкойметаллической груди скафандра. -- Против наших скафандров бессильны зубы не только барракуды, но дажевладыки подводных глубин -- кашалота,-- ответил он. -- И я затащил тебя врасселину не потому, что боялся: мне просто не хотелось мешать актерам насцене. Но и самому Скворешне я не советовал бы встретиться во время купания,в одних трусах, с барракудой. Это, пожалуй, самая страшная рыба, самыйдерзкий хищник антильских вод. Зоолог вдруг остановился, опустился на колени и, пристальновсматриваясь во что-то на дне, позвал: -- Павлик! Замечательное зрелище! Иди сюда скорее, бичо! Голос его в крохотном радиоприемнике, спрятанном в шлеме Павлика,звучал весело и возбужденно. Сквозь прозрачный шлем Павлику видна былабольшая бритая голова в таком же шлеме, крупный нос, мохнатые черные брови ииссиня-черная блестящая борода, терявшаяся за воротником скафандра. Спередикаждого шлема сверкал серебром рефлектора небольшой, но мощный, какмаленькое солнце, круглый выпуклый фонарь. Металлический, цвета вороненойстали, скафандр на спине и груди раздувался, делая маленького зоологапохожим на фантастического горбатого карлика. В этих горбах у него и уПавлика заключались небольшие, но огромной емкости электрическиеаккумуляторы, механизмы для движения, запасы кислорода. На гибкомметаллическом поясе висели кортик, еще один маленький переносный фонарь,топорик на длинной рукоятке, круглый сверток и что-то вроде длинного,плоского патронташа. Справа у пояса висел квадратный плоский ящичек с ручкойи коротким дулом, как у браунинга. К ручке ящичка тянулся из спинного горбагибкий резиновый шнур. На левой руке в металлическую манжету скафандра подпрозрачными кружочками были вделаны три самых необходимых для подводныхпутешествий прибора -- часы, компас и глубомер. Павлика поражала больше всего неожиданная гибкость этой металлическойодежды. И теперь, когда зоолог без напряжения, легко и свободно нагнулся,стал на колени, поднял руку и поманил ею Павлика, мальчик не смогудержаться, чтобы не потрогать металлическими пальцами свою металлическуюгрудь. Это было чудесно и восхитительно, это вызывало чувство безопасности испокойствия. "Даже зубы кашалота бессильны против наших скафандров", --повторил он слова зоолога и, уже совсем повеселевший, торопливо подошел кнему, слегка напрягаясь, чтобы преодолеть сопротивление воды. Не спуская глаз с какого-то яркого пятна, медленно двигавшегося по дну,зоолог вытянул руку: -- Тихонько, Павлик! Не спугни их! Нагнись и смотри. -- Рак, Арсен Давидович! -- сказал Павлик, присмотревшись. -- Но почемуон наполовину спрятался в какую-то раковину? И что это за цветок он несет насебе? Несмотря на шестидесятиметровую глубину, Павлик прекрасно видел, чтоделается на дне и чем занят этот странный рак. День над поверхностью океана, очевидно, был яркий, безоблачный. Времяблизилось к полудню. Тропическое солнце уже высоко поднялось. Его лучи скаждым часом пронизывали чистую прозрачную воду все более вертикально ипотому меньше отражались ею и глубже проникали в нее. Белоснежный коралловыйпесок, устилавший дно, как прекрасный рефлектор возвращал воде доходивший донего солнечный свет. -- Этот цветок живой,-- сказал зоолог.-- Актиния -- животное. Она --хищник, самый настоящий, отъявленный хищник. А под нею в раковинедействительно рак, но не обычный, а рак-отшельник. Смотри, он совсем вылезиз раковины. Видишь: скорлупа, как твердый панцирь, покрывает лишь егогрудь, голову и клешни. Вся остальная часть его тела мягкая и совершеннобеззащитная. Поэтому рак всегда старается найти подходящую раковинукакого-нибудь моллюска, чтобы спрятать в ней свое длинное голое брюшко. Онвсюду таскает ее за собой, как домик, а при малейшей опасности скрывается вней целиком. -- Смотрите, смотрите! -- закричал Павлик.-- Рак вылезает из своегодомика! Какой он смешной! Одна клешня огромная, а другая маленькая! Павлик залился веселым смехом. Зоолог тоже рассмеялся. -- Какая она красивая, эта актиния! -- продолжал восхищаться Павлик.--Она похожа на астру. Правда, Арсен Давидович? Только лепестки гораздодлиннее, извилистее и совсем фиолетовые... таких астр не бывает. -- Правда, правда, бичо. Только это не лепестки, а щупальца. Живые,подвижные. Видишь, как они колышутся вокруг рта актинии, на вершине еествола? Да ты посмотри кругом: их тут масса, этих актиний, и самыхразнообразных. Павлик поднял голову. Действительно, все скалы и обломки камней былиусеяны этими яркими, пышными подводными цветами. Высокие, до тридцати --сорока сантиметров, и низкие, почти плоские, то с длинными, развевающимися,как распущенные волосы, то с короткими, как будто подстриженными,щупальцами, красные, зеленые, пурпурные, фиолетовые, желтые, со всемиоттенками и переходами этих красок,-- они представляли живой,неправдоподобно яркий для человеческого глаза цветник. Кругом шныряли или медлительно и важно плыли рыбы необыкновенных, самыхфантастических и неожиданных форм. Несколько небольших губанов на всем ходувнезапно, как по сигналу, остановились над прозрачным шлемом зоолога.Красноватые бока рыб по всей длине, от вытянутой головы до широкогозакругленного хвоста, были расписаны густо-синими полосами, длинный спиннойплавник с острыми, колючими лучами пестрел разнообразными красками. Чутьпошевеливая хвостом и плавниками, медлительно раскрывая и закрывая своитолстые, как будто припухшие губы, губаны словно о чем-то посоветовались,потом опустились ниже и повисли неподвижно со всех сторон вокруг шлемазоолога. Казалось, они внимательно рассматривали и изучали сквозь шлем этостранное, необычное в подводном мире существо, лениво обмениваясь мнениямипо поводу него. Павлик не знал, на что раньше смотреть, чем больше восхищаться. Онсделал невольное движение руками. В один миг губаны разлетелись и затерялисьв небольшой стайке своих родственников, которые усердно отдирали ракушки отсоседней скалы и задумчиво перетирали их своими тупыми, плоскими зубами. Медленно проплыла прозрачная, как будто вылитая из чистейшего стекла,розовато-фиолетовая медуза. Ее студенистое колокольчатое тело по нижнемукраю было окаймлено нежной бахромой, а из середины его спускались,развеваясь, как пучок разноцветных шнурков, длинные щупальца. Медуза плавнонеслась, непрерывно сжимая и раздувая края своего колокола. Возле одного из этих нежных созданий мелькнула маленькая серебристаярыбка, и вмиг картина изменилась. Щупальца прилипли к спине рыбки, рыбка замерла, словно парализованная;стрекательные нити, выброшенные из щупалец, вонзились в ее тело, впущенныйяд моментально оглушил ее. Щупальца сжались, подтянулись под колокол, ко ртумедузы, и в следующее мгновение Павлик увидел уже сквозь ее прозрачное телотемные очертания перевариваемой рыбки; целиком она не поместилась в желудкемедузы, и хвост торчал еще через рот наружу. -- Бичо, смотри, что делает рак-отшельник! Павлик оглянулся. Рак совсемвылез из своей завитой, как рожок, раковины. Сгибая и разгибая голое розовоебрюшко, он подполз к другой такой же раковине, но побольше, сунул в нееклешню и вытащил несколько песчинок. -- Что он делает? -- спросил Павлик. -- Сам поймешь сейчас, бичо. Мне тоже в первый раз удается видеть этуоперацию не на картинках, а в натуре, собственными глазами. Рак-отшельник вновь исследовал клешней внутренность раковины и, видимо,остался доволен. Вполз брюшком вперед в раковину и посидел в ней немного,устраиваясь там. Потом он вылез и подполз к прежнему своему жилищу.Красавица актиния, с невысоким цилиндрическим стволом, окрашенным втемно-красный цвет с чернильными полосами и пятнами, стояла свежая,роскошная, то сжимаясь, то разжимаясь и далеко распустив вокруг себя своидлинные фиолетовые, с фиолетово-красными концами щупальца. Щупальца играли,шевелились, извиваясь, окружая вершину ствола букетом гибких цветистыхзмеек. Две маленькие рыбки, не то в веселой игре, не то в погоне друг задругом, мелькнули серебристыми каплями, задев щупальца актинии. В одномгновение обе рыбки оказались опутанными клубком щупалец -- беспомощные, нев силах даже шевельнуть хвостом. В следующий момент клубок с добычей исчез вшироко раскрывшемся на вершине ствола, в центре венца щупалец, ротовомотверстии. Еще момент -- и над актинией вновь распустился очаровательныйцветок с красивыми, нежными, слабыми на вид лепестками. Пораженный этой невиданной охотой и коварством, прикрытым красотой иизяществом, Павлик с разгоревшимися глазами машинально повторял: -- Вот здорово! Какая красивая злючка! Какая злючка красивая! Зоолог сделал попытку пожать металлическими плечами: -- Не злая, бичо, и не добрая. Она просто живет и борется за жизнь. А ккапусте и к кондитерскому печенью ее никто не приучал. В это время к актинии подполз рак и, приподнявшись, начал ощупыватькрая ее плоской круглой подошвы, которой актиния прикрепилась к раковине.Потом он ловко и с большим знанием дела, при помощи своих острых ножек,начал отделять подошву актинии от раковины. Он немало потрудился, прежде чемактиния, которая никак не протестовала против действий своего сожителя,очутилась в его обеих клешнях, высоко приподнятая над дном. Рак медленнополз к новому жилищу, бережно неся свою красавицу. Приблизившись к раковине,он поставил на нее актинию, крепко придавил ее подошву к изогнутойповерхности и долго придерживал ее клешнями в таком положении. Павлик следилза этим переездом на новую квартиру - затаив дыхание, боясь пошевельнуться.Минут через десять, когда рак отнял клешни, великолепная актиния прочностояла на новом месте во всей красе, распустив вокруг себя свои гибкие,нежные щупальца.