Тайна Двух Океанов. Григорий Адамов

Глава VIII. У ПОДНОЖИЯ ОСТРОВА

Много лет назад, в конце XIX века, доктор Ганс Гольдшмидт впервыеразработал химическую реакцию, которая получила впоследствии его имя.Сущность этой реакции заключалась в том, что если смешать окись железа(окалина, порошок ржавчины и т. и.) с порошком алюминия и смесь эту поджечь,то алюминий в процессе горения отнимет у окиси железа кислород,восстанавливая тем самым чистое железо, а сам окислится; образующаяся приэтом избыточная тепловая энергия расплавит железо, а полученная окисьалюминия всплывет на поверхность в виде шлака. Вот эта смесь окиси железа с порошком алюминия и носит названиетермита, и, с тех пор как "реакция Гольдшмидта" стала известной, она долгоприменялась лишь для получения некоторых простейших ферросплавов и особеннодля сварки рельсов. Сорок лет так ограниченно и примитивно использовался термит влабораториях и металлургической практике, пока наконец советские ученые нераскрыли все богатейшие возможности, которые были до тех пор скрыты в этойреакции. Оказалось, что окись любого металла может восстанавливаться в любомпомещении, в простом тигле, без особого оборудования, в присутствии лишьизвестных, точно определенных термитов (алюминия, лития, натрия, силиция). Особенно замечательными в процессе "термитной реакции" являютсянеобычайные температуры, которые развиваются при ней. Уже при восстановлениижелеза алюминием получается огромная температура в 3500 градусов, прикоторой расплавлялись все известные в то время металлы. Реакция же вольфрам-- алюминий развивает температуру в 7500 градусов, то есть выше солнечной(6000 градусов), и протекает настолько бурно, что вольфрам испаряется. К тому времени, когда Крепин конструировал свою подводную лодку,советские ученые добились уже того, что термитная реакция могла происходитьдаже под водой так же безотказно, как применяются под водой автогеннаясварка и резка металлов, но гораздо более просто, свободно и безопасно. К помощи термитной реакции и решил обратиться Козырев, чтобы поставитьна место кольцо дюз, изготовленное из такого тугоплавкого сплава, которыйсовершенно ни представлялось бы возможным разогреть и обработать в подводныхусловиях другими средствами. Когда рано утром шестого августа Ромейко, Скворешня и Матвеевподготовили в выходной камере трубы, тросы, металлические листы и другиематериалы для сооружения лесов и подмостей вокруг кормовой части подлодки,Козырев с капитаном уже закончили все расчеты и план предстоящих работ поустановке на место дюзового кольца. Спустившись вниз, в выходную камеру,Козырев застал там водолазов и механиков уже одетыми в скафандры и готовымик выходу. Быстро одевшись и сам, он нажал кнопку на стене, сигнализируяцентральному посту, что можно впускать в камеру воду. Через несколько минутвода наполнила камеру, послышался скрип тросов, начавших опускать площадку.Но, едва отделившись своим верхним краем на полметра от корпуса подлодки,площадка остановилась, скрип прекратился. -- А який там бисов сын жартуе? -- рассердился Скворешня, переминаясь вбеспокойстве с ноги на ногу и поглядывая на открывшуюся вверху узкую щель.-- Ну и братишки-электрики! Делали, делали -- не доделали. Хорошиработнички! -- Площадка не открывается,-- соединившись с центральным постом,сообщил ему Козырев. -- В чем дело, товарищ командир? -- Не понимаю,-- удивленно ответил голос капитана. -- Ведь мы вчеравыходили, и она была в исправности. И у меня здесь, на щите управления,красный сигнал. Сейчас прикажу электрикам проверить все приводы. Подождитенемного. -- Пока там Марат будет ползать по переборкам, проверять сеть,давайте-ка здесь посмотрим,-- предложил Скворешня: -- может быть, заелоотпускные тросы. -- Как же туда добраться, Андрей Васильевич? -- спросил Матвеев,посмотрев на открывшуюся вверху щель. -- Ведь три метра! -- Да по любой трубе из этой кучи, чудак! А то еще лучше -- полезай комне на плечи. -- Есть на плечи! На могучих плечах Скворешни Матвеев чувствовал себя свободно иуверенно, как на площадке раздвижной лестницы. Под потолком камеры он быстроосмотрел блок с правильно намотанными витками троса, проверил в обшивкекорпуса выходное отверстие троса, потом, высунув голову в щель между верхнимкраем площадки и корпусом, проверил наружное крепление троса с площадкой. -- Здесь все в порядке, Андрей Васильевич,-- сообщил он Скворешне,повернувшись на его плечах. -- Стой! Стой!.. -- закричал он вдруг. -- Ану-ка, Андрей Васильевич, поднимай выше! За ноги! Еще выше!.. Эге! Что жеэто такое?! Вот так штука! Обычно спокойный, уравновешенный и немногословный, Матвеев сейчаснесколько взволновался. Высунувшись до половины над площадкой и перегнувшисьчерез нее наружу, он водил там во все стороны фонарем, изо всех силвытягивался, пытаясь что-то достать руками. -- Да в чем там дело, наконец? -- не выдержав, закричал Скворешня. -- Как будто земля, Андрей Васильевич,-- ответил Матвеев, мягкососкакивая с плеч Скворешни. -- Могу даже сказать наверное, что земля...Скала... самая настоящая скала! Она подпирает площадку и не дает ейопуститься. Подлодка боком прижалась к ней. Это открытие вызвало сенсацию. Капитан приказал Матвееву выбратьсячерез щель наружу и обследовать скалу. Матвеев быстро вернулся и доложил,что скала, к которой прижат был течением "Пионер", составляет частьобширного склона подводной горы, далеко простирающейся во все стороны иподнимающейся, вероятно, до поверхности, а может быть, и над поверхностью.Слишком высоко всплывать Матвеев не решался, придерживаясь приказа капитана.По распоряжению капитана Скворешня и десять человек команды, все вскафандрах, выбрались из подлодки тем же путем, что и Матвеев. Они вынесли ссобой несколько мотков тонкого, гибкого троса и, сделав из него три огромныепетли, надели их на носовую часть подлодки, а четвертым намертво закрепиликорму подлодки за скалу. Затем, схватив концы носовых петель и повернувшисьлицом к свободному океану, люди разом, по команде Скворешни, запустили своивинты на десять десятых хода. Пятьсот лошадиных сил через пятнадцать минутоттащили подлодку от скалы и поставили ее носом в океан, кормой к подводнойгоре. Чтобы течение опять не снесло корабль и не прижало его к горе, концыодной из носовых петель опустили до грунта и закрепили их там за большойобломок скалы. "Пионер" стоял теперь на надежных мертвых якорях. "Дюзовая бригада" в намеченном составе немедленно принялась за работу укормовой части корабля. Между тем капитан вызвал к себе в центральный пост Шелавина и предложилему самым тщательным образом ознакомиться с подводной горой.-- Мы не можем еще определить свои координаты,-- сказал при этомкапитан. -- Ни один из наших инфракрасных разведчиков пока не работает. Но,может быть, ближайший осмотр горы поможет именно вам, опытному океанографу,установить, что это за гора, где она находится, не является ли она подножиембанки, обширной отмели, коралловых рифов или коралловых атоллов. Атоллы жемогут быть населены, а в нашем положении это была бы очень большаянеприятность. Осторожность не мешает... С наступлением ночи поднимитесь наповерхность, осмотритесь, не заметны ли огни, движение судов, туземныхканоэ. Возьмите, если считаете нужным, кого-нибудь из команды длясопровождения вас... -- Ну, зачем же, Николай Борисович, отрывать сейчас людей от работ! Яотлично и сам справлюсь, хотя, если разрешите, я взял бы с собой Павлика. Онне так уж здесь необходим, да и ему было бы интересно и полезно... Капитан согласился. Павлик был несказанно рад этой вылазке: он давно небродил под водой, а новые места сулили новые впечатления, новые открытия,новые радости. С полной зарядкой жидкого кислорода, электроэнергии в аккумуляторах,питания и воды в термосах и в полной амуниции геологоразведчиков и подводныхохотников, Шелавин и Павлик ровно в пятнадцать часов сошли с площадки насклон горы и пошли по грунту на юг. Идти было нелегко. Склон был довольнокрут, густо усыпан обломками скал, ноги вязли в иле, путались в водорослях.Можно было бы просто плыть над склоном при помощи винтов на самой малойскорости, но Шелавин сознательно отказался от этого, объяснив Павлику, чтонеобходимо исследовать геологическое строение горы; геология же раскрываетсвои тайны только пешеходам, а не пилотам, хотя бы и подводным. Много рыб встречалось на пути. Павлик безошибочно называл их, вызываяодобрительное бормотание океанографа. Через четверть часа ходьбы Павлик вдруг споткнулся, нагнулся и вытащилчто-то из ила. -- А вот это что такое? -- спросил он, протягивая Шелавину своюнаходку. В его руках был грубый, примитивной работы, но совершенно яснооформленный кривой нож с каким-то обрубком вместо рукоятки и тусклопоблескивающим черным лезвием. Едва взглянув на него, Шелавин удивленновоскликнул: -- Обсидиановый нож! Нож из чистого вулканического стекла! А делостановится исключительно интересным! Абсолютно!.. Давай, Павлик, ещепокопаемся тут. Через минуту Шелавин с торжеством вытащил из ила еще одну находку. -- Так и есть! -- обрадованно сказал он, рассматривая ее. --Обсидиановый наконечник копья... Замечательно! Абсолютно!.. Копай, копай,Павлик! Больше, однако, они ничего не нашли. Отдохнув немного, они пошли дальше. Шелавин потерял на время своюобычную словоохотливость и долго шел молча, погруженный в задумчивость, лишьизредка напоминая Павлику: -- Смотри под ноги. Хорошенько смотри! Не пропусти чего-нибудь. И снова шел вперед, опустив голову, молчаливый и задумчивый, изредкабормоча что-то неразборчивое и натыкаясь на скалы. Через полчаса Шелавинвнезапно остановился перед большой плоской скалой. Подняв глаза, он намгновение замер и потом с восторгом закричал: -- Лодка! Туземное каноэ!.. С неожиданной ловкостью и быстротой он вскочил на скалу. Перед ним, какна пьедестале из базальта, почти до борта засыпанное илом, лежало длинноесуденышко с характерно изогнутым носом, украшенным замысловатой,фантастической резьбой. -- Сюда, Павлик! -- нетерпеливо закричал Шелавин. -- За лопатку!Расчищай! Окруженные тучей ила, они лихорадочно работали около четверти часа, и,когда ил осел, а вода получила свою обычную прозрачность, перед нимиоказалась туземная пирога с проломленным дном и нагруженная остаткамипрогнивших рыболовных сетей. Копаясь в этой куче, то Шелавин, то Павлик срадостными криками вытаскивали все новые и новые находки: человеческийчереп, деревянные статуэтки с человеческими или птичьими головами,рыболовные костяные крючки, какие-то деревянные красноватые дощечки длинойот одного до двух метров, покрытые густой вязью непонятных значков. Первая же дощечка, попавшая в руки Шелавину, произвела на негопотрясающее впечатление. Уткнувшись е нее почти вплотную шлемом, сбезумными, едва не вылезающими из орбит глазами, он вглядывался несколькомгновений в длинные ряды этих значков, потом вдруг, приплясывая на месте,закричал: -- Кохау!.. Козау ронго-ронго... Это они! Это они! Кохау ронго-ронгорапануйцев!.. Остолбеневший от изумления Павлик с раскрытым ртом смотрел на этукартину, напоминавшую пляску первобытных дикарей с какими-то непонятнымизаклинаниями. -- Понимаете ли вы, молодой человек, что это значит, позвольте васспросить? Нет-нет! Вы не понимаете, что это значит!.. Это... это... -- А что же это, в самом деле, значит? -- спросил пришедший в себяПавлик. Но Шелавин вдруг замолчал, сосредоточенно задумался, потом пробормотал: -- Что это значит? Гм, гм... Подождем немного. Надо убедиться. Надопроверить. Мы еще встретим... Я уверен, что встретим аху и... и... Пойдем!Скорее идем дальше!.. Складывай все в лодку! На обратном пути захватим. Шелавин почти бежал впереди, а Павлик едва поспевал за ним. Так онипрошли еще около получаса, и, когда Павлик почувствовал наконец, чтовыбивается из сил, Шелавин вдруг остановился. Перед ними, стеной метра в два вышины, тянулась поперек склона, метровна пятьдесят -- шестьдесят в длину, сложенная из огромных плит терраса. Нони Шелавин, ни Павлик не смотрели на нее. В полном молчании, словнозачарованные, закинув головы, они не сводили глаз с нескольких гигантскихстатуй, безмолвно, в мрачном и грозном спокойствии возвышавшихся надтеррасой на пятнадцать -- двадцать метров. В лучах фонарей были видны ихстранные головы, украшенные, словно каменными тюрбанами, огромными,двухметровыми цилиндрами. Срезанные назад узкие лбы, длинные вогнутые носы,глубокие пустые и черные глазницы, тонкие, строго сжатые губы и острыеподбородки производили незабываемое впечатление внутренней силой своегосверхчеловеческого облика. Они стояли на удлиненных торсах, без ног, с едва намеченными под грудьюруками,-- примитивные и мощные, безмолвные и грозные,-- и пристально гляделивперед, в безмерные пространства океана, через головы пигмеев, внезапнопоявившихся оттуда. Между этими стоящим словно на страже гигантами валялисьмногочисленные, повергнутые уже океаном фигуры с отлетевшими в стороныогромными цилиндрами, некогда украшавшими их головы. -- Рапа-Нуи (4)...-- бормотал океанограф. -- Рапа-Нуи..., ДревнийВайгу... Значит правда: его затопил океан... Смотри, Павлик! Смотри! Запомниэто навсегда... Долго стояли они молча перед каменными гигантами; наконец Шелавин,словно очнувшись, вздохнул и сказал: -- Надо идти дальше, Павлик. Мы еще встретим их немало. Нам нужнозакончить обследование острова. Бросив последний долгий взгляд на подводных стражей горы, Шелавинзапустил винт и поплыл дальше на юг. Павлик последовал за ним. Последлительного молчания он спросил океанографа: -- Почему вы сказали, Иван Степанович, "острова"? Разве это не простоподводная гора? -- А где ты видел подводную гору с затонувшими на ней лодками, ножами,копьями и, наконец, с такими сооружениями, как эти террасы и колоссальныестатуи? А?.. Позвольте вас спросить, молодой человек? -- Ну что же? -- набравшись духу, возразил Павлик. -- Вы же нам как-торассказывали на кружке об опустившихся в море островах и даже материках.Может быть, и здесь так же произошло? -- Гм, гм... -- замялся океанограф. -- М-да... Конечно, бывает..Отчасти ты прав, но только отчасти. Ведь могут быть случаи, когда остров илиматерик постепенно или сразу, но лишь частично покрывается наступающимокеаном. Кажется, об этих трансгрессиях океана я тоже вам говорил? Очевидно,и здесь произошел такой случай... А это что такое? -- внезапно прервав себя,указал рукой Шелавин на большое темное пятно, выделяющееся на склоне вподводных сумерках. -- Вход в пещеру или грот, могу сказать наверное,-- не задумываясь,ответил Павлик, считавший себя в этих вопросах достаточно опытным человеком. -- И, очевидно, очень большой пещеры,-- добавил океанограф. -- Надопосмотреть. Павлик первым вплыл в пещеру. Она оказалась действительно огромныхразмеров и, судя по ее базальтовым стенам и сводам, была вулканическогопроисхождения. Возможно, что в далекие геологические эпохи через это жерлоили боковой ход изливалась из недр земли расплавленная лава. Пещера былаочень высока, широка и тянулась далеко в глубину горы. Ее дно было покрытоилом, в котором среди бесчисленных раковин копошилось множество иглокожих икишечнополостных; стены, обломки скал и бугры застывшей лавы зарослифестонами, занавесями, коврами известковых водорослей. Бегло обследовав пещеру, Шелавин и Павлик почувствовали усталость иголод. Решено было сделать привал, отдохнуть и поесть. Оба опустились нанебольшой обломок скалы и принялись за термосы. Сделав несколько глотковгорячего какао, Павлик вернулся к прерванному разговору: -- Иван Степанович, если мы не на простой подводной горе, то что же этоза остров? -- Это остров Рапа-Нуи. Таинственный, загадочный остров, доставивший идо сих пор еще доставляющий массу хлопот и мучений географам, этнографам иисторикам культуры всего цивилизованного мира. Слыхал ли ты что-нибудь обэтом острове? -- Рапа-Нуп?.. Нет,-- признался Павлик,-- в первый раз слышу. -- Гм.. Нечего сказать, хорош! Но, может быть, ты знаешь его под именемВайгу, как его иногда называют? -- Н-нет, Иван Степанович,-- ответил Павлик, чувствуя уже некоторуюнеловкость. -- И Вайгу не знаю. -- Не понимаю. Абсолютно не понимаю, чему вас только учили в этих вашихпрославленных гимназиях, или... как их там... колледжах, что ли! -- Колледж святого Патрика, Иван Степанович, в Квебеке. -- Не святого Патрика,-- разразился океанограф,-- а святогоневежества!.. Вот-с! Святого невежества! Не знать ничего и даже не слышатьоб острове Рапа-Нуи, или Вайгу, или Пасхи! Это чудовищно! -- Пасхи? Остров святой Пасхи? -- встрепенулся Павлик. -- Я что-топрипоминаю... Да-да, я припоминаю... Это крохотный остров среди Тихогоокеана. Его открыл Дэвис в тысяча шестьсот восемьдесят седьмом году, потомадмирал Роггевен -- в тысяча семьсот двадцать втором году. И остров населялитогда язычники, идолопоклонники, но потом туда приехали какие-то монахи,которые обратили их в христианство. Вот и все, что нам рассказал об островеПасхи учитель географии в колледже. -- Идиот, на обязанности которого лежало превращать детей в таких жеидиотов, как он сам! Как хороши, Павлик, что ты вырвался из этой фабрикиневежд, тупиц и ханжей! Поступишь в нашу советскую школу -- и весь мирраскроется перед тобой во всей своей красоте и правде! Ведь тебе нерассказали в колледже самого интересного про этот замечательный остров!Крохотный островок, который за один час ходьбы можно пересечь с одного концадо другого, одинокий клочок земли, затерянный среди безбрежного океана,отделенный четырьмя тысячами километров от Южной Америки и таким же примернорасстоянием от ближайших островов Полинезии,-- этот островок представляетсобой настоящий клубок научных загадок и тайн! Ты подумай только, Павлик:среди всей Полинезии, между всеми ее бесчисленными островами и племенами,только здесь, у этого маленького народца, населявшего Рапа-Нуи, развилась ирасцвела письменность! На тех самых кохау ронго-ронго -- длинныхкрасновато-коричневых дощечках, которые мы только что нашли в каноэ идержали в руках! Мало того! Эти деревянные таблицы с письменами древнихрапануйцев до сих пор не прочитаны, не раскрыты ни одним ученымцивилизованного мира. Шелавин замолчал и сделал несколько глотков какао из термоса . -- А эти террасы, или аху, как их называют туземцы! А этинеобыкновенные, поразительные статуи! -- продолжал он через минуту. -- Какмог сделать эти гигантские сооружения маленький народец, находившийся насамом низком уровне культуры? Ведь некоторые из этих статуй достигаютдвадцати трех метров в высоту, имеют в плечах до двух-трех метров, сдвухметровыми тюрбанами на головах, весят до двух тысяч центнеров! А такихаху к моменту появления европейцев насчитывалось не менее двухсотшестидесяти штук, а статуй -- свыше пятисот, и все они своими гневными,угрожающими лицами обращены к океану. Не ясно ли, что эту огромную, можносказать -- титаническую, работу мог выполнить только другой, болеемногочисленный, гораздо более культурный и развитый народ! Чтобы разгадать все эти загадки, некоторые ученые высказали такоепредположение. Этот остров в древности был гораздо больших размеров. Егонаселяло многочисленное племя со своеобразной, довольно высокой культурой,гораздо более высокой, чем у тех жалких племен, которых застали на островепервые европейцы. И вот настало время, когда древние рапануйцы начализамечать, что их остров медленно, но неудержимо поглощается морем, Тогдаони, полные тревоги и смутных опасений, обратились к своим богам, ища у нихзащиты против угрожающей стихии. Они начали строить у берега моря огромныетеррасы и ставить на них многочисленных идолов как стражей и хранителейродной земли. Но океан продолжал неумолимо наступать, и напрасно каменныебоги вперяли в него свои гневные, угрожающие взоры. Люди не теряли, однако,надежды. Лихорадочно продолжали они свою работу; высекали новых идолов,строили новые аху и воздвигали на них новые и новые ряды своих стражей ихранителей. Так продолжалось, вероятно, много десятков лег. Может быть,постепенно убеждаясь в тщетности своих надежд и в бессилии своих богов, аможет быть, после какого-нибудь внезапного штурма со стороны океана врезультате землетрясения, но в конце концов население впало в панику, Онобросило все работы и, захватив весь свой скарб, устремилось к своим каноэ,чтобы искать спасения на другой земле. Такие переселения с острова наостров, через огромные водные пространства океана, по разным причинам,довольно часто происходили в истории заселения Полинезии. Некоторые ученые считают, что теперешние жители острова Рапа-Нуи -- неостатки его первоначального населения, а пришельцы, осмелившиеся занятьостров, который или перестал погружаться, или стал погружаться медленнее,незаметнее. А то, что мы открыли сегодня большое подводное аху со статуями,должно окончательно доказать правоту теории о погружении острова... Шелавин замолчал, задумчиво посасывая трубку от термоса с какао.Павлик, слушавший все время рассказ океанографа, как древнюю сказку, тожемолчал. Наконец он спросил: -- Ну, а они, эти пришельцы, как они устроились на острове? -- Они, может быть, с их точки зрения, жили довольно долгое времянеплохо -- до тех пор, пока европейские "цивилизаторы" не обратили на нихвнимание. Тогда среди островитян появились болезни, страсть к водке итабаку, к европейским безделушкам и к так называемой культуре. Но самыйтяжелый удар был нанесен острову в тысяча восемьсот шестьдесят втором году,когда перуанские работорговцы напали на него. После неимоверных жестокостей,убийств, грабежей они захватили в плен большую часть населения -- пять тысяччеловек -- и увезли их на остров Чинча, у берегов Южной Америки, для добычии погрузки гуано -- птичьего помета, в огромных количествах скопившегося наэтих островах и вывозившегося для удобрения истощенных земель Европы. Правда, некоторые из этих несчастных были потом освобождены, но,вернувшись на родину, они привезли с собой оспу, которая сильно истребиланаселение. С тех пор началось постепенное его вымирание, а уже в тысячавосемьсот шестом году оно составляло всего лишь сто пятьдесят человек. Впоследнее время число их несколько увеличилось -- достигло двухсотпятидесяти человек, но в условиях капитализма, жестокой эксплуатации,пьянства, болезней, безысходной нищеты вряд ли это племя сможетвозродиться... Да-а-а!.. Это не то, что у нас, Павлик! Сколько вот такихмаленьких племен и народов, доведенных царями, их чиновниками икапиталистическими хищниками до вымирания, возродилось у нас в Союзе послеВеликой Октябрьской социалистической революции тысяча девятьсот семнадцатогогода! Вот какие дела, молодой человек!.. Много еще других тайн для наукитаит в себе этот маленький, почти пустынный островок. Всего сразу неперескажешь, Павлик, а нам пора возвращаться. Продолжать обследование этихподводных склонов я считаю теперь совершенно излишним: то, что капитан хотелзнать, для меня уже вполне ясно. И это -- главное! Ну-с, в дорогу, молодомчеловек, благонамеренный воспитанник колледжа святого Патрика в Квебеке! -- Я бы хотел поскорее забыть об этом,-- тихо ответил Павлик,-- а вымне напоминаете... -- А-а-а!.. Гм... Гм... Да, упрек правильный... Ну, прости старика.Больше не буду... Шелавин с добродушной улыбкой протянул металлическую руку. Павликвесело и охотно пожал ее. Взгромоздив на себя кучу рыболовных сетей и расположив веером за спинойсвященные таблицы рапануйцев и другие трофеи, Шелавин и Павлик отправилисьдомой. Через два часа, показавшись в таком виде перед подводной лодкой, в яркоосвещенном прожекторами пространстве, они были встречены удивленнымивосклицаниями, которые в следующую минуту сменились смехом и шутками. Еще на площадке выходной камеры они увидели капитана, одетого вскафандр. И первый его вопрос, обращенный к Шелавину, был: -- Где мы, Иван Степанович? -- У подножия острова Рапа-Нуи. Капитан нахмурил брови.