Остановись по адресу

Глава 11 «Мой худший день»

  Хоть Лео и был, скорее всего уже далеко от нас, я просто не могла так его подставить. Это было слишком даже для меня. Соран ничего не сказал, он просто развернулся и ушёл. И это не давало мне покоя. Что этим он хотел показать? То, как разочарован во мне? Больше, чем я сама во мне никто не разочаровался. Сейчас, мне хотелось лишь одного. Найти Лину и поговорить с ней. Немедленно.
Я рассекала воздух и почти бежала вперед, вслед за Линой:
— Эй! — она обернулась и, увидев меня, тут же опустила голову, так будто мы с ней не знакомы и продолжила идти вперед.
Не прошло и пяти секунд, как я догнала её.
— Стой! — я схватила её за плечи и, как мне показалось, хорошенько тряхнула. С носа девушки упали её очки, которые она тут же подняла, — Да, что с тобой такое?! Зачем ты это сделала?!
— Я зачем? — тихо прошептала она, — Ты мне жизнь испортила, а я тебе всего лишь общение со своими напущенными, недо-друзьями!
— Да, что ты несёшь?! Я дала тебе свой телефон, чтобы помочь! — закричала я так, что на нас обернулось пару других учащихся, у которых тоже уже кончились уроки.
— Ага! Дала только тогда, когда твои друзья этого не видели! А то, не дай Бог увидят, как ты простому смертному свой золотой телефончик доверяешь!
— Ты сумасшедшая! — я пихнула её, за что тут же получила удар рукой в живот и согнулась от боли.
По совместительству с музыкальной школой, Лина посещала ещё и искусство боя. Только в реальной жизни боялась на ком-то использовать приёмы, которым её там научили.
— Нет. Год назад. Я попросила у тебя телефон. Мне нужен был один чёртов звоночек. У меня же больше друзей нет! Мой отец тогда попал в аварию. Он умирал. У моего телефона села зарядка. Мне нужен был один чёртов последний звоночек, — она говорила с огромными запинками. Еле выдавливала из себя слова, — Но ты же не могла так унизиться перед своими крутыми друзьями. Он умер! А я даже и слова ему не сказала перед смертью!
Меня словно мешком по голове ударили. Уложили на землю, на лопатки. И начали засыпать землей, готовя для меня моральную могилу. Своим тупым поведением я чуть надломила бывшую подругу. Она всегда давала мне лишь добро. А я отплатила этим. Желчью. Грязью. Это постепенно убивало меня. Совесть вгрызлась своими клыками в мою душу и сердце. Смотря вслед Лине, я не могла понять, как бы вела себя я на её месте. Наверное, бы моя ненависть переливалась через край. При любом удобном случае я бы поступила так же.
Я стала для неё именно таким другом от которого осталось лишь эхо. Лишь маленький отголосок, больше напоминающий шуршание где-то в кромешной темноте.

***

Пасмурная погода дала о себе знать, сразу после того, как я решила не ждать запаздывающий автобус и поплелась домой пешком. Еще более потемневшее, чем до этого небо, разразилось грозой. Яркие вспышки молний разрезали небосвод, раскаты грома оглушали. Порывистый, злой ветер, закладывал уши. Накинув капюшон, скрываясь от дождя, я уже бежала домой. Пару раз наступила в грязные лужи и, изрядно выругавшись, я вбежала в дом, почти снося дверь с петель. Разувшись и отдышавшись, я беззвучно проскользнула в коридор, зная, что мне все равно не с кем здороваться, в как обычно, пустующем доме. Но где-то я прокололась. С кухни доносился разговор моей мамы и папы, на повышенных тонах:
— И, кто же он? — спросил папа, раздраженно.
— Он тот, кто будет любить меня такой, какая я есть! И будет уделять нам с Мари очень много внимания! Он не думает только о опытах, исследованиях, ему присущи и человеческие качества!
— А ты спросила Мари?! Хочет ли этого наша девочка?!
Это оказалось для меня словно свежей раной на сердце. Все, что я даже не могла представить себе в худших кошмарах, сейчас происходило со мной. Я совершенно не спала. Меня окружала реальность, и я задыхалась от ее петли из жестокости у себя на шее.
Перед глазами пронеслись те самые моменты, когда мы были, как мне казалось, очень дружной семьей. Тогда я еще не знала, что вся наша семейная жизнь трещит по швам... А сейчас? Сейчас какой-то шовчик не выдержал напора и все-таки разошелся.
Я словно держала в своих руках хрупкую вазу, обращалась с ней неаккуратно, и вот она выскользнула из моих тонких, костлявых рук и с оглушительным грохотом разбилась о кафель, вдребезги.
Я не представляла свою жизнь по-другому. Это было чем-то по истине запредельным.
Все эти события обрушились на мои плечи неподъемным грузом. И я, даже не могла сказать, что было хуже.
— Нет! — выкрикнула я, без приглашения вступив в их разговор.
— Доченька... — испуганно шепнула мама, увидев меня, кинувшись меня обнимать.
— Нет, мам! Про кого говорит папа?! Что происходит?! — я отстранилась от нее, почти сразу, — Скажите мне! Чего вы молчите?!
Мой голос срывался на крик.
— Доченька, ну, не кричи...
Мой отец, словно поверженный противник, сел за стол и положил голову на сложенные руки, так словно она была неимоверно тяжелой.
— Мари. Твоя мама хочет со мной развестись.
Я ошарашенно взглянула на маму. Я не понимала, почему не могла ничего сказать, мне просто хотелось посмотреть этим людям в глаза. Я не понимала и то, что испытывала к ним. Разочарование? — Скорее всего. Чувствовала этот чертовски отвратительный вкус предательства.
— А чего это ты на меня всё сваливаешь?! Если бы я не сказала про, то, что у меня есть другой мужчина, ты бы и слова не сказал, поставив подпись.
Меня передернуло. Земля ушла из-под ног.
Этот дом. Я уже представила, как всё закончится. Дом, тот, в котором мы так усердно собирали по крупицам воспоминания, рушился и горел ярким пламенем прямо у меня в душе. Всё это скрывало в себе фальш. Всё было ложью, фарсом и обманом.
— Как давно вы решили развестись? — я прошептала это пересохшими губами, от того, что слишком часто дышала. Меня не услышали.
— Конечно, кто же знал, что ты налево бегала, в то время, как я для вас старался и деньги зарабатывал!
— Да ты даже не помнишь, когда мы поженились! Зато ты знаешь, каждое новшество и открытие сделано в химии и биологии! Ты бы и не вспомнил о нас с Мари, если бы я тебе об этом и не сказала.
— Как давно вы решили развестись? — уже чуть громче прошептала я, но сквозь свой крик, они не слышали мои вопли.
— Как будто ты всё знаешь про события в нашей семейке?! Это же моя работа! Я должен следить за открытиями...!
— Вот только работой своей не прикрывайся, пожалуйста! Я этим по горло сыта!
Моя голова распухала. Я чувствовала, как у меня по щекам катились слёзы. Тихо, незаметно. Слеза прокатилась по губам и замерла на подбородке, готовясь разбиться о паркет. От их криков становилось лишь хуже. Я не понимала о чем они говорили. В чём был смысл их разговора. Я лишь стояла между ними, ощущая себя яблоком раздора. Всё это, словно происходило не со мной, а с кем-то другим. Моя реакция на крики совсем притупилась. Я смотрела в одну точку и не могла поверить в то, что это происходит со мной. Почему со мной?! Почему хотя бы не с тем же Лео?! Почему со мной?!
Отец снова встал, подойдя ко мне вплотную, через меня крича на маму, та сделала тоже самое.
— Да, ты пример проститутки дочери показываешь?! Не удивлюсь, если она с тобой такой же профурсеткой вырастет!
— Ты о собственной дочери говоришь! — закричала мама и раздался звук резкой пощечины.
На него я среагировала не сразу. Лишь после того, как отец оттолкнул меня со своего пути, к столу. Крик мамы окончательно привел меня в чувство.
— Шалава! — закричал отец, ударив маму кулаком в щеку.
Я вскрикнула, как и мама. Она кинулась ему на шею, пытаясь, как можно сильнее сцепить руками, словно оковами его шею. Он в свою очередь, пытался оторвать её от себя.
Сквозь слезы я видела всё расплывчато и единственной, что в истерике смогла сделать я, это потянуть скатерть стола, разбив всё, что на ней было. Мамина ваза, три тарелки и чайный сервиз в тот же момент разлетелись, вдребезги.
Они отвлеклись друг от друга на шум.
— Хватит! Хватит! Хватит! — кричала я наперебой, закрывая глаза, схватившись руками за голову и опустившись на корточки, — Хватит! Прошу! Хватит!
Я захлебывалась слезами. Я увидела всю нашу семью в самом красивом цвете. В самом уродливом свете. Вот она наша любовь друг к другу.
Моему пониманию не поддавалась то, что они притворялись столько времени. Не поддавалось ему и то, что они всю жизнь жили с ненавистным человеком. Это же... ужасно. Это бросало в дрожь, от одной лишь мысли.
— Мари, может водички? — спросила мама, заботливо, гладя меня по голове. Теперь то я знала цену её заботы.
— Не надо, мама! Умоляю не надо больше! Оставьте меня в покое! Я вас ненавижу... Отстань мама, — наперебой бормотала я, — Я тебя ненавижу мам, отстань!
— Ты, как с матерью разговариваешь?! Она всё еще та, кто рожала тебя! — зло рыкнул папа. Я, впервые видела его таким озлобленным. Обычно он не позволял себе больше чем раздражение. Возможно это и называется «в тихом омуте...» и домашняя тирания.
Я поднялась, на ватных ногах. Всё дрожало.
— Да, я вас знать не хочу! — взвизгнула я, схватив свои кеды, я выбежала на улицу прямо босиком.
Я бежала достаточно долго. Я знала, что за мной никто не торопится. Никто не бежит. Но останавливаться у меня не было сил. Именно не было сил. Чем ближе я была к тому дому, тем отвратительнее себя чувствовала. Чем больше отдалялась, тем легче мне становилось... легче? — Нет, легче мне не становилось. Скорее с каждый новым шагом, пеня придавливал к земле груз на моих плечах.
Ступни кровоточили. Мозоли были уже ужасные.
Остановиться решила не скоро. В городском сквере, на одной из лавочек. Все с пестрыми зонтами спешили домой и по своим делам, пытаясь укрыться от дождя. А я сидела за лавочке, завязывая шнурки и уже не понимала, плакала ли я или уже нет, больно ли мне было, или я чувствовала что-то другое. Всё смешалось в один огромный ком, я была словно оголенным нервом.
Я залезла вместе с ногами на мокрую лавочку и вынув из кармана, завалявшиеся там сигареты, я с трудом подожгла одну из них. Только закурив, я почувствовал, как меня трясет. От холода или страха я мало что понимала.
Свежесть дождя и сигаретный дым, смешивались в один непонятный тошнотворный запах. Именно он — отпечаток этой самой боли.
— Сигареткой не угостите? — раздался рядом со мной, низкий мужской голос. Лавочка скрипнула под тяжестью нового тела.
Рядом со мной сел мужчина, от которого разило зловонием. Шапочка художника, набекрень, смешное пальто, нараспашку, до колен и резиновые сапоги. Всё было в дырах. А рядом он припарковал свой доисторический велосипед.
— Угощайтесь, — я почти кинула ему сигарету. Он быстро её поймал. Я дала ему прикурить, и он довольно затянулся.
— Благодарю, дочка. А ты не боишься, что тебя, такую молоденькую здесь может полиция поймать на сигаретах? — спросил он, как-то умудряясь пускать дым странными фигурами.
— Мне уже всё равно, — шепнула я.
— Так не бывает, — опрометчиво вздохнул он, — Если тебя мальчик бросил, так ты не расстраивайся, ты же вон, какая красавица. Они перед тобой будут еще стелиться, поверь, — улыбнулся он мне.
— Если бы всё было так просто, — буркнула я.
Расставание с Сораном сейчас значило для меня ровным счётом ничего на фоне других событий.
— А, что что-то хуже? — спросил он меня, заинтересованно.
— Гораздо, — шепотом ответила я, уставившись в одну точку.
— Не знаю, что уж у тебя случилось... Но могу дать один большой совет на любой отвратительный случай, — он не стал залезать в душу, за что я была ему благодарна. Она и так была раскурочена.
— И какой же? — не отрываясь от одной и той же точки, спросила я.
— Живи всегда с девизом, о том, что всё будет хорошо. Сахар то на дне, правда? Это действительно помогает. Когда совсем хреново, просто говори себе о том, что скоро это закончится и всё будет хорошо.
— Всё будет хорошо, — прошептала я, только это мало, чем мне помогло.
— Да, нет! Ты должна в это поверить, дочка, — пробормотал он и тут же вскочил, забираясь на свой велосипед и вскрикнул, — Беги!
Увидев неподалёку полицейского, приближающегося ко мне, я взвесила всё, что произошло. Если он меня поймает, я окажусь в участке, а после дома, а это меня не устраивает. Я быстро спохватилась и побежала в противоположную сторону от той, куда уехал мужчина.
Снова я бежала. Долго. Уже с трудом переставляла ноги. И задыхалась.
Остановилась я окончательно около реки, которая разделяла наш город. И вспомнила тот момент, когда была здесь недавно. Вместе с Лео мы тут грациозно грохнулись в воду. Невольно, я жалко улыбнулась и решила спуститься к реке.
Я почти остолбенела, когда на том же самом месте, увидела ту же самую фигуру. На улице из-за туч уже потемнело. Дождь всё еще моросил. Неприятно и мерзко.
Я не знала, что делать. Подойти к нему и поздороваться или всё же не стоило.
Решив не связывать с этим человеком я начала вскарабкиваться вверх по набережной, обратно и, поскользнувшись, упала прямо в лужу грязи.
Лео тут же обернулся.
— Мари?
— Это не я, — говорила я, вылезая из грязи.
Только я могла в прямом смысле ударить лицом в грязь перед человеком. Он засмеялся. Снова, думает, что я шучу.
— Тебе помочь? — в секунду он оказался рядом со мной, вытягивая меня, как того бегемота из болота.
— Что ты здесь, опять делаешь? — решила спросить его я, надеясь, что хоть на этот раз он ответит.
— А ты?
— Вопросом на вопрос? Молодец! — язвительно фыркнула я и, отряхнувшись, еще пытаясь быть леди, я направилась по спуску к реке, — Я тут ночевать собираюсь.
Сказала я, намекая, что прямо тут и устрою ночлег. А что мне еще оставалось? Полиция не заезжала дальше моста, на другой берег реки, потому что там был уже другой район. И тут редко бывают люди. Лишь изредка на мосту останавливаются прохожие, собираясь прыгать вниз или утишая себя мыслями о самоубийстве. Но мама всегда говорила, что они смотрят на птиц. Но Лео? Что тут делает он?
— Зачем? — искренне не понимая, спросил он.
— Да, потому что не хочу возвращаться в этот гадюшник... — пробубнила я.
— Ты о своих друзьях? — будто специально, давя на больное спросил он.
Я уже мыла руки в воде, одновременно отряхивая задницу от грязи.
— Нет. Или... нет! Я про свой дом, — на выдохе произнесла я, опасаясь взглянуть на Лео. Я ожидала увидеть в его глазах укор. Ведь такой пай мальчик, как он наверняка без ума от своих супер-классных родителей. И то, что я говорю покажется ему аморальным верхом.
Дождь расходился. Я чувствовала, как ледяные капли, попадали мне за шиворот, прокладывая мокрые дорожки и, заставляя содрогаться от холода. Тело промерзло. Я дрожала, чувствовала как у меня стучали зубы друг о друга.
— То есть, тебе некуда идти? — сомнительно и задумчиво спросил он.
Я кивнула, копаясь в карманах в поисках сигарет. Наконец нащупав, уже мокрую пачку, я выругалась. Вынимая оттуда мокрые, уже похожие на что-то отвратительное и дряблое, сигареты и рассмотрев их, я вновь выругалась, кинула их обратно в пачку.
— Дождь оказывает твоим легким услугу, — улыбнулся Лео, что еще больше начало меня раздражать.
— Вот только не надо мне говорить, что легкие мне даны для того, чтобы дышать, а не курить... — буркнула я.
— Я скажу, что лёгкие это, вообще скучный орган, — ответил мне Лео.
Я многозначительно посмотрела на него. Скорее это был именно тот взгляд, которым бы я осматривала отрешенного от реальности выдумщика-психа, но это был всего лишь мой друг.
Друг? Единственный оставшийся. Единственный, кто еще не отвернулся. Единственный, кто хотел понять.
— Я могу тебе помочь? — спросил он, — Позволишь?
— Ну, попробуй, — я усмехнулась, повернувшись к нему лицом и пригладив свои волосы, так, чтобы они не мешались.
— Я отведу тебя в одно место. Там сухо и тепло и крыша над головой, только есть одна проблемка, — улыбнулся он.
— Какая?
— Это место в лесу...
— Чё?

***

Я уже не знала, где я находилась. Я была рада тёплому одеялу и подушке. Тело било ознобом. Голова была настолько горячей, что казалось об меня можно было обжечься.
Я чувствовала, как меня раздевали. Сняли с меня всю одежду, кроме нижнего белья. Но я не решалась открыть глаза. Было холодно, страшно и дико хотелось пить. Точно так же заботливо меня укутали в одеяло и еще сверху чем-то накрыли.
— Я приду сюда завтра утром, — шёпот раздался над ухом, и я в панике распахнула глаза. Вокруг было темно. Лишь легкий просвет через распахнутые окна давал мне понять, что я была в лесу. Я плохо видела то место где находилась, но оно чем-то напоминало мне школьный автобус. Времени думать не было. Я вцепилась в штанину Лео, которая была на уровне моего лица.
— Не бросай меня, пожалуйста, мне страшно, — прошептала я вытирая руками слезы.
Он помялся, долго не отвечал, но после сдался. Шёпот в темноте меня обрадовал:
— Ладно, я лягу с тобой.