H love's J (Харли И Джокер)

27. Daddy's girl.

Хар­ли си­дит за сто­лом. На зав­трак — ов­сянка и круг­ляшки таб­ле­ток. Отец при­гото­вил. Хар­ли и са­ма бы спра­вилась, но нель­зя. Не раз­ре­ша­ют под­хо­дить к ку­хон­ной ут­ва­ри. Там но­жи, вил­ки, мик­сер и ло­пат­ка для блин­чи­ков. Все это и мно­гое дру­гое Хар­ли мо­жет ис­поль­зо­вать как ору­жие. Так что они, док­то­ра-моз­го­веды, пра­вы - ей нель­зя до­верять го­тов­ку. Да и по­вар из неё не ах­ти ка­кой, ещё мис­тер Джей го­ворил.

Отец си­дит нап­ро­тив, сгор­бившись над сво­ей та­рел­кой. Спи­на изог­ну­лась воп­ро­ситель­ным зна­ком, вис­ки се­дые, а паль­цы все в та­бач­ных пят­нах. Хар­ли не хо­чет, что­бы отец ку­рил, но раз­ве ему ска­жешь. Да и что сто­ит сло­во су­мас­шедшей — на­бор зву­ков, бес­смыс­ли­ца ка­кая-то. Отец все боль­ше во­зит лож­кой по та­рел­ке, чем ест. Хар­ли не ду­роч­ка, все по­нима­ет. Ему не­удоб­но ря­дом с монс­тром, со­вес­тно и страш­но од­новре­мен­но. По­тому что она чу­жая, она же и дочь.

У от­ца су­ровый взгляд. Стал ещё жес­тче пос­ле смер­ти ма­тери. Вос­па­лен­ный мозг Хар­ли твер­дит, что она ни в чем не ви­нова­та, но отец изо дня в день го­ворит сов­сем дру­гое — ес­ли бы не Хар­ли, Шэ­рон бы­ла бы жи­ва, не за­боле­ла бы, не ис­сохла бы, слов­но му­мия, не ле­жала бы, за­вер­ну­тая в ко­кон прос­ты­ней сна­чала на кро­вати, а по­том и в гро­бу. От об­ви­нений хо­чет­ся пла­кать. Хар­ли уби­ла мно­гих, но мать ни­ког­да бы не тро­нула. Прос­то так выш­ло. 

Хар­ли смот­рит на от­ца. Меж­ду ни­ми слов­но сте­на из стек­ла, проч­но­го кев­ла­ра, и не про­бить. Не про­бить­ся сквозь сте­ну мол­ча­ния и скор­би. Хар­ли зна­ет, что отец не­нави­дит её, пре­зира­ет, что она для не­го лишь бре­мя, лиш­ний че­ловек в его стро­гом и вы­верен­ном ми­ре. Он тя­готит­ся ей. Тог­да за­чем сог­ла­сил­ся взять её на по­руки, за­чем не от­пустил её ту­да, ку­да ей пря­мая до­рога, в ад, до­мой, к её мис­те­ру Джею?

Хар­ли зна­ет от­вет — по­тому что так пра­виль­но. Ник Квин­зелл при­вык де­лать все, как на­до. У не­го бы­ла иде­аль­ная жизнь — боль­шой дом, кра­сави­ца-же­на, двое озор­ных де­тишек и лох­ма­тая со­бака. Толь­ко бе­лого шта­кет­ни­ка и не хва­тало — у них се­рый за­бор и ско­собо­чен­ный поч­то­вый ящик. Ла­поч­ка-доч­ка эту жизнь ис­по­гани­ла, вы­вер­ну­ла на­из­нанку, вы­пот­ро­шила охот­ничь­им но­жом, зас­та­вила их всех ко­пать­ся во внут­реннос­тях, вды­хать за­пах кро­ви. Это неп­ра­виль­но, но дру­гого спо­соба у Хар­ли не бы­ло. Спо­соба по­казать, что все кон­че­но. Что она не мо­жет, не уме­ет быть иде­аль­ной, не впи­сать­ся ей в пер­фекци­онист­скую фо­тог­ра­фию в бу­маж­ни­ке от­ца, на ко­торой все улы­ба­ют­ся до бо­ли в ще­ках. На ко­торой они са­мая счас­тли­вая и креп­кая семья на све­те.