H love's J (Харли И Джокер)

64. Pieces.

Либ­би по­хити­ли, ког­да ей бы­ло пят­надцать. И да­же смеш­но, в день её рож­де­ния. Увез­ли на боль­шом кор­ве­те, спря­тали в тем­ном под­ва­ле. Зат­кну­ли рот кля­пом, за­кова­ли ру­ки в на­руч­ни­ки, ос­та­вили уми­рать вот так. И Либ­би, ма­лень­кая ры­жая де­воч­ка, о ко­торой го­вори­ли, что сол­нцем в ще­ки це­лован­ная, не­нави­дела сво­его от­ца в тот мо­мент боль­ше все­го. Не по­хити­телей, о нет, их она и в гла­за не ви­дела, па­поч­ку, са­мого близ­ко­го и род­но­го че­лове­ка. Муж­чи­ну, про­меняв­ше­го её на карь­еру. Мэр Го­тэма, это же ка­кой ста­тус! Как силь­но нуж­но на­дувать ще­ки, что­бы стать вот та­ким — бес­чувс­твен­ным, уш­лым, хит­рым, с со­вер­шенно ка­мен­ным сер­дцем.

Либ­би зна­ла, что по­хити­тели пот­ре­бу­ют вы­куп. Зна­ла, что отец зап­ла­тит. По­тому что, где это ви­дано, что­бы единс­твен­ная доч­ка чи­нов­ни­ка та­кого ран­га по­пала в ла­пы к прес­тупни­кам? Не бы­вать это­му. Ни при ка­ком рас­кла­де. 

И Либ­би жда­ла. Так жда­ла, что её спа­сут. Что бра­вый по­лицей­ский вы­несет её на ру­ках из зас­те­нок, что мед­сес­тры нак­ро­ют её суб­тиль­ное тель­це ко­лючим пле­дом, что отец по­дой­дет к её боль­нич­ной кой­ке, лас­ко­во по­целу­ет в лоб, ска­жет, что все бу­дет хо­рошо. И что она ни­ког­да боль­ше не бу­дет нуж­дать­ся в уте­шении. В чер­ной крас­ке для во­лос, в та­ту­иров­ках-пе­рево­дил­ках и в ко­жан­ке, наб­ро­шен­ной на пле­чи.

Толь­ко Либ­би не уч­ла од­но­го — её по­хити­телям не тре­бовал­ся вы­куп. Дни шли, тя­нулись, слов­но же­ваный «Ор­бит» без са­хара. И ни­чего не про­ис­хо­дило. Со­вер­шенно ни­чего. Пус­то­та под­кра­лась, за­лез­ла за гру­дину, упо­ко­илась с ми­ром в её сер­дце. И Либ­би пе­рес­та­ла ждать. 

На свой шес­тнад­ца­тый день рож­де­ния, поч­ти че­рез год пос­ле по­хище­ния, Либ­би уз­на­ла, что её тю­рем­щи­ки — это Хар­ли Квинн и Джо­кер. И ей бы ис­пу­гать­ся, свер­нуть­ся в ко­мок, про­рыдать­ся как сле­ду­ет. Толь­ко Либ­би уже бы­ло все рав­но. Слиш­ком силь­но нас­тра­далась, при­кован­ная к тру­бе отоп­ле­ния, на­ора­лась в пер­вые три дня, сор­ва­ла го­лос, ох­рипла так силь­но, что го­лоса уже не вос­ста­новить. Впер­вые Хар­ли са­ма при­нес­ла ей еду. Не скуд­ную ба­лан­ду, нет, ку­сочек тор­та со свеч­кой по­сере­дине. С днем рож­де­ния, мол, де­воч­ка. 

У Хар­ли спу­тан­ные свет­лые хвос­ти­ки во­лос, у Хар­ли ус­та­лый взгляд и паль­цы дро­жат. Хар­ли — воп­ло­щение аме­рикан­ской меч­ты. В хор­рор-ис­полне­нии, ко­неч­но. В дру­гое вре­мя Либ­би, на­вер­ное, да­же пон­ра­вилось бы. Она лю­бит эти страш­ные ис­то­рии, где в кон­це кто-то уми­ра­ет. Толь­ко все слиш­ком ре­аль­но. И Хар­ли с тор­том на та­рел­ке то­же. Она про­тяну­ла ла­комс­тво и кри­вую алю­мини­евую лож­ку. А взгляд был та­ким за­ис­ки­ва­ющим, та­ким не зло­дей­ским что ли, про­сящим, из­ви­ня­ющим­ся. И Либ­би сог­ла­силась поп­ро­бовать. Из Хар­ли пло­хая ку­хар­ка, но Либ­би так дав­но не ела ни­чего по­доб­но­го, слад­ко­го, воз­душно­го, с кре­мом, что смя­тое пи­рож­ное ка­залось ей не­зем­ным ла­комс­твом. Она уп­ле­тала за обе ще­ки, а Хар­ли улы­балась. С тех пор Либ­би не мог­ла от­но­сить­ся к Хар­ли Квинн как к вра­гу, как бы не пы­талась. Па­тетич­но, ну что ж, ей ведь все­го шес­тнад­цать ис­полни­лось, по­ка мож­но.