H love's J (Харли И Джокер)

32. Imperfect.

Хар­ли зна­ет, что ему нуж­но, да­же ког­да он сам не зна­ет. Так уж по­велось. Что­бы быть с ним, нуж­но вы­пол­нять все­го два прос­тых ус­ло­вия — де­лать все так, как он го­ворит, и лю­бить его. Хар­ли про­ще вы­пол­нить вто­рое, чем пер­вое. 

Она зна­ет, что под­чи­нение — это за­лог здо­ровья. И для неё, и для не­го. Но все рав­но ла­жа­ет. Де­ла­ет все на­пере­косяк. А он от­ве­ча­ет — ры­чит и ще­рит­ся, его уда­ры опа­ля­ют её ко­жу. Ка­кой-то ду­рак ска­зал, что бь­ет — зна­чит лю­бит. Нек­ра­сивая ложь, без под­тек­ста и мо­тива. На­вер­ное, ка­кая-ни­будь де­вица при­дума­ла. Та­кая же су­мас­шедшая, как и Хар­ли Квинн. Та­кая же вы­щер­блен­ная по краю, как чаш­ка, сто­ящая в мой­ке. Хар­ли не­нави­дит круж­ку, но с упорс­твом са­мо­убий­цы про­дол­жа­ет пить из неё ут­ренний ко­фе.

Тре­щина зак­ле­ена си­лико­ном, проч­ным и проз­рачным. Толь­ко ки­пяток поз­во­ля­ет швам рас­ползать­ся. Каж­дый день на мил­ли­метр, так, что и не вид­но. Но Хар­ли зна­ет, что ког­да-ни­будь в её ру­ках ос­та­нут­ся лишь ос­колки. И в ру­ках Джея то­же. 

На са­мом де­ле, в его ми­ре очень ма­ло сме­ха. Де­ла­ет из се­бя шу­та, при­киды­ва­ет­ся ве­сель­ча­ком и ба­лагу­ром. Но прав­да в том, что пе­чаль­нее нет по­вес­ти на све­те. Чем по­весть о кло­уне и кло­унес­се, в блес­тках и ми­шуре, с на­рисо­ван­ны­ми улыб­ка­ми до ушей, в цве­тас­тых кос­тю­мах и ос­тро­конеч­ных шап­ках. Эта по­весть о жиз­ни без люб­ви, без це­ли и без ми­нуты по­коя. Не­нас­то­ящая ис­то­рия об от­зву­чав­шем сме­хе. Хар­ли так ма­ло вос­по­мина­ния об улыб­ке, она хо­чет са­ма улы­бать­ся. Но как? 

Как улы­бать­ся, как сме­ять­ся, ког­да все раз­би­то вдре­без­ги? И Хар­ли чувс­тву­ет се­бя ма­лень­кой и уны­лой, кро­шеч­ной в этом ог­ромном ми­ре, в ис­то­рии, ко­торую при­думал он, не ос­та­вил мес­та для неё. Она приш­ла в его мир слу­чай­но, еле за­мет­ной тенью, не ме­ня­ющей об­щей кан­вы по­вес­тво­вания. Как приш­ла, так и уй­дет. Ис­чезнет, ис­па­рит­ся. А он бу­дет про­дол­жать свой путь, с ней или без неё. 

По­это­му слу­шать­ся вся­ко луч­ше, чем пе­речить. По­тому что, по­ка она по­кор­ная, по­ка она изоб­ра­жа­ет улыб­ку на ли­це, он до­волен, она все ещё нуж­на ему. И ей да­же ка­жет­ся, что он её лю­бит. Сов­сем чуть-чуть, не­замет­но, так глу­боко, что и не вы­тащить эту эмо­цию на свет, не пре­пари­ровать. Но ве­ра ведь не­уби­ва­ема, ве­рить ведь так при­ят­но, слов­но скреб­ком по са­мому сер­дцу. Чик-вжик, и нер­вы ого­лены, и она сно­ва об­на­жена, буд­то толь­ко ро­дилась. Пред­ста­ла пе­ред ним, буд­то Ве­нера в пе­не мор­ской. Хар­ли ред­ко ощу­ща­ет се­бя так — кра­сивой, лю­бимой, нуж­ной. Он де­ла­ет все для то­го, что­бы она не заз­на­валась, не стро­ила се­бе не­весть что, что­бы зна­ла свое мес­то. Со­баке — ще­нячья до­ля. Ты­чок под реб­ра, шле­пок чуть ни­же спи­ны, ру­ка, еро­шащая во­лосы. И вот это пос­леднее — са­мое луч­шее.