Мой отец - Мир

Глава 7

Вскоре на горизонте стали появляться ветхие домишки и первая ветреная мельница, которых в этой деревне к Великой Французской революции будет насчитываться не менее четырех. Путники пересекли большой каменный мост, под которым сверкала серебристая лента реки, отражавшая лунный свет, и выехали на прямую дорогу к деревне. Они быстро преодолели это расстояние.

Оказавшись в деревне, Клодетт отметила, что такой тишины в городе не бывало даже по ночам. Это место казалось ей необитаемым, погруженным в летаргический сон, но при этом по-настоящему живым. Где-то в высокой траве стрекотали кузнечики, ветер шумел вершинами редких деревьев, словно младенец играл погремушкой, и свистел в ушах — все звуки были естественными и в этой спокойной атмосфере неожиданно приятными.

Деревня находилась на возвышенности на открытом поле и свободно обдувалась всеми ветрами Франции, но дому Ларивьеров и этого оказалось недостаточно — он был построен ко всему прочему на холме на самом краю деревни.

Дом был одинок и окружен ветхим забором. Когда они въехали во двор, Рафаэль помог Клодетт спуститься на землю и привязал лошадь к старому колодцу.

Отсюда открывался изумительный вид на деревню. Это была светлая ночь, освещаемая множеством звезд. Лунный свет падал на крыши домов и тропинку, и, глядя с холма, Клодетт заметила, что он напоминал ей только что выпавший снег. Вдали, за этими домами чернел Париж. Любоваться этим зрелищем долго не получилось — бушующий на вершине ветер подхватывал ее волосы вместе с плащом и нес в сторону ее лица, поэтому Клодетт подбежала к другому краю холма.

С этой стороны никаких домов не было. Журчавший у пологого склона холма ручей отражал в себе звезды, будто маня из него напиться, и пересекал широкое поле, а где-то в далеке темнел густой лес — он на горизонте выглядел почти черной полосой, казался краем света, за который уходили звезды для восстановления сил.

Клодетт, молодая, свободолюбивая душа, совсем позабыла о том, зачем сюда приехала — столь велико было притяжение к прекрасной нетронутой природе, созданной одним лишь Богом, еще не затоптанной ногами и не испорченной руками людей. Как бы ни старался человек, никогда он не сможет превзойти Господа — в одной дикой травинке жизни и истинной первозданной красоты больше, чем в любом архитектурном строении. Капитан разделял это мнение, и потому позволил ей забыться.