Ты мне не нужен.

Глава 9.

–Когда ты начнешь уже заниматься на уроках физикой, а не размышлениями о тайнах бытия?
Илья медленно перевёл задумчивый взгляд с тетради на преподавателя. Георгий обреченно вздохнул и сказал:
–О чем ты задумался на этот раз?
Илья долго молчал, прежде чем ответить на вопрос.
–О том, что зря это всё было. Я мог так долго жить, оставаясь молодым. Но я постарею и умру.
Георгий снова вздохнул, издал звукя напоминающий стон, и закрыл лицо руками.
Илью это нисколько не смутило, и он продолжил:
–Хотя, знаете, лучше умереть, чем так долго жить в одиночестве,– Он снова замолчал, сосредоточено глядя в одну точку. – С тех пор всего несколько дней прошло, а мне кажется, что я постарел на несколько лет. Мне приходится постоянно в зеркало смотреться, чтобы убедиться, что мне по-прежнему восемнадцать. Это какая-то паранойя.
Илья так долго молчал и чувствовал теперь облегчение от того, что мог, наконец, сказать все, что душе угодно. Сейчас у него было такое настроение, что он мог подойти к каждому человеку в этом гребаном мире и сказать ему все то, что он хотел сказать, сделать то, что он хотел сделать, но никогда не решался. Просто забить на все, на последствия. И если все провалился, просто наглотаться таблеток.
И он продолжал говорить.
–Я боюсь этого. Что однажды вечером лягу спать, закрою глаза. А проснусь уже на больничной койке и умру через пару часов. А за эти пару часов вспомню всю свою недолгую жизнь и пойму, что не было в ней никакого смысла, и потратил я её попусту. А потом умру. И меня даже никто не вспомнит. И умру я в одиночестве.
–В спокойствии. Проживешь всю жизнь без лишних переживаний и преспокойно умрёшь. Не вижу в этом ничего отрицательного, – как всегда сухо проговорил Георгий.
Илья ещё больше зарделся, не отрывая взгляда от парты и беспрестанно покусывая нижнюю губу.
–Мне кажется,– нерешительно начал он, очень тихо, очень осторожно, дрожащим от волнения голосом, – что я вас люблю.
–Глупости!– воскликнул Георгий, даже не дав ему закончить фразы,– Тебе кажется.
Илья, ошарашенный такой реакцией уже решал, стоит ли ему прямо сейчас покидать в рюкзак все вещи и уйти.
Георгий тем временем, продолжал:
–Каждый сам правит своими чувствами. Хочешь – люби; хочешь – не люби! Ты должен быть властен над ними, не они – над тобой, понял? И научись свои чувства контролировать.
–Это не так, человек не выбирает...
–Выбирает.
Илья хотел собрать свои вещи и как можно быстрее смыться отсюда. Он потянулся за ручкой, укатившейся на дальний конец парты, ивдруг зашипел от неожиданной боли в пояснице.
–Ты... Вы выбрали, кого любить, да, выбрали – себя!
Илья уже не мог сдерживать слёзы. Из-за них он почти ничего не видел, и вещи приходилось собирать наощупь. Ему хотелось узнать, что сейчас делает Георгий – смотрит ли на него, хотелось узнать, о чем он думает, и задели ли как-то его слова Ильи.
Уже остыв, он сменил бег на шаг. Илья беспрестанно прокручивал в голове их разговор. Он вдруг понял, что чуть не обратился к нему на 'ты'. И, хотя на 'вы' Георгия называть было странно в свете последний событий, 'тыкать' Илья тоже не мог.
В голове он уже никогда не называл преподавателя ни Георгием Александровичем, ни Георгием. Для Ильи он был, как минимум, самовлюбленным придурком, бесчувственной сволочью, ну, или конченым мудаком. Но в минуты 'душевного равновесия' он был Егором.
Но после того вечера Илья уже не мог обходиться без него. Даже в каждом сне Георгий преследовал его. Но во снах всё было круче, чем на яву. Егор его целовал, признавался в любви, и Илья каждый день надеялся на то, что сон окажется вещим. И каждый раз разочаровывался. Правда, один раз ему приснился 'кошмар'. Он был гораздо больше похож на реальность. В нем Георгий сказал фразу, которая не выходит из головы до сих пор: "Ты мне не нужен".
"Да, вот такой я непутевый,– думал Илья,– не нужен даже своему соулмейту".