Let me be your sun. By _hurricane

Глава 10.

Целует ночь морские струи,

А землю - блеск лучистый дня

Но что мне эти поцелуи,

Коль не целуешь ты меня.

Перси Биш Шелли  (Пер. К. Бальмонта)      

– Всё ещё болит?

         Курт поднял взгляд от тарелки с почти нетронутой едой, внезапно вырванный из своих мыслей словами отца. Мыслей о глазах, сладких как мёд, смотрящих с нежностью на кого-то другого, даря ему улыбку и получая такую же в ответ.

         – Немного, – признал он, беря вилку и изображая минимум аппетита, чтобы не заставлять Бёрта волноваться ещё больше. Гробовая тишина установилась между ними на долгие минуты, прерываемая время от времени лишь потрескиванием дров в камине.

         – У Блейна грипп или что-то в этом роде? – выдавил, наконец, Хаммел-старший, и Курт удивлённо на него уставился, поскольку вовсе не ожидал, настолько отличного от предыдущего вопроса.

         – Почему ты спрашиваешь?

         – Потому что уже три дня, как он не показывается, и это странно, – ответил отец, пристально глядя на сына, чтобы уловить его реакцию. За эти три дня Курт говорил мало, а ел ещё меньше, и это его крайне беспокоило.

         – Он... не придёт. Он больше не придёт.

         Бёрт немедленно опустил на стол нож и вилку, не сводя глаз с сына.

         – Почему?

         Курт отвёл взгляд, ощутив себя вдруг как на допросе. Конечно, он знал, что вопросы рано или поздно возникли бы, но это не означало, будто он рад был на них отвечать. Ему отчаянно не хотелось объяснять кому-то другому причины своего решения, только чтобы услышать ещё раз одно и то же: что он ошибался, потому что Блейн его любил, и он любил Блейна, и это... это было единственное, что имело значение. И Хаммелу невыносимо было это слышать, потому что это было именно тем, чего он желал всем сердцем: чтобы их любовь действительно была тем единственно важным. Но это было не так. Будущее Блейна было важным.

         Тогда как его было предопределено с того дня, когда Курт открыл глаза. Он был бы эгоистом, жертвуя будущим человека, которого любил больше всех на свете, чтобы пытаться исправить то, что всё равно останется прежним.