Горькие на вкус мечты

Глава 1

   «Меня зовут Илья Фрейдин. Мне 32 года. По профессии фельдшер… и я алкоголик».
   — М-да, с таким резюме тебя оторвут с руками и ногами, — скривилась Алёна. Положила руку мужу на плечо, добавила: — Хотя, пять за честность.
   Он захлопнул крышку ноутбука, дёрнул плечом, скидывая её руку.
   — Ты, кажется, собиралась на работу.
   — Я помню. Хорошо, что хоть кто-то в нашей семье не забывает выходить на работу, не лежит у друга пьяный в стельку.
   — Ох… Прошу не начинай.
   — Илья, — обратилась она к вскочившему из-за стола мужу. — Я к тому, что, может быть не стоит писать такого рода резюме? — тыкнула пальцем в сторону ноутбука Алёна, — И вместо того, чтоб ждать звонка лёжа на диване с банкой пива или того хуже, храпеть в обнимку с пустой бутылкой из-под водки, ты мог бы обойти все поликлиники города. Точнее те, из которых тебя ещё не выпнули, — добавила она, насупив брови.
   — На этом тирада закончена? Или будет ещё пара реплик?
   — Что, неймётся поскорее выскочить в коридор? Отравиться сигареткой?
   Илья уже шарил на холодильнике, ища пачку «бонда».
   — Если бы ты не пил, и хоть на одной работе удержался больше полугода, мы могли бы продать эту сраную комнату в этой сраной общаге и взять, наконец, квартиру в ипотеку!
   — Нормальная у нас комната. И общага тоже чистая. Есть и похуже, поверь мне, — заметил Илья, вынимая сигарету из пачки.
   — Да! Точно! У нас хорошая комната восемнадцать квадратных метров, на которых умещается: гостиная, спальня, кухня, прихожая и даже туалет, — при упоминании последнего Алёна пнула стоящее в углу пластмассовое ведро для мытья пола.
   — Ой, ладно. Один раз помочился в него, ты теперь будешь припоминать всю жизнь!
   — Помочился, потому, что был не в состоянии дойти до туалета!
   — Потому, что туалет у нас в другом конце коридора и пока до него дойдёшь обоссышься!
   — Вот об этом я и говорю! О «нормальной» комнате и чистой общаге со всеми удобствами! С соседом алкашом, который всегда нальёт и соседкой шлюшкой, готовой в любой момент скрасить Ваше пьяное одиночество!
   — О-о! — простонал Илья. Зажав сигарету между губ, он вышел в коридор, влез в лежащие у двери резиновые шлёпки, прошёл на лестничную площадку, где на перилах висела железная банка из-под консервов набитая окурками.
   Илья щёлкнул колёсиком зажигалки, прикурил. Сделал глубокую затяжку, поглядел в окно лестничного пролёта, выходящее во двор, заставленный машинами.
   Да, район не самый престижный, и расположен на окраине города, однако общежитие, — тут Илья не врал, — действительно чистое; пусть и коридорного типа с рядом неудобств: общего на сорок комнат туалета в пять кабинок, кухней с двумя газовыми плитами и двумя раковинами, и тремя душевыми на всё здание, по душевой на каждый этаж. Зато жители — среднестатистические семьи с двумя, одним ребёнком, спокойные, адекватные люди, много работающие, мало получающие и так же мало отдыхающие, — определённо положительные, за исключением, быть может, самого Ильи, его ближайшего соседа любителя выпить, и одинокой двадцатишестилетней соседки зарабатывающей на жизнь проституцией при этом изображающей из себя официантку. Впрочем, кроме моральных нравоучений девушке предъявить нечего. Ночью отсутствует, днём отсыпается — идеальная соседка…. Опять же в шаговой доступности: магазины, аптеки, банк, почта; трамвайная остановка, пятнадцать минут до метро. Ну и с чего заводится Алёна?
   Хлопнула входная дверь их комнаты и по лестнице, игнорируя мужа, сбежала Алёна, на ходу застегнув пуховик. На плече весела сумка, в руках она держала шапку, которую натянула на голову, уже, будучи на первом этаже. Илья наблюдал за ней через зазоры лестничных пролётов, выпуская ленивую струйку голубого дыма, повисшую в воздухе. Облокотившись на перила, он попыхивал сигареткой.
   Случилась очередная размолвка. Извечная тема. Одни и те же претензии. Ссоры с женой по-прежнему утомляют, раздражают, но уже не ранят сердце, не вызывают терзаний души, как было поначалу на первом, втором году совместной жизни. Он больше не спешит её утешить, заверить о перемене приоритетов, изменении взгляда на жизнь. Вместо этого Илья уходит от разговора, сводит его на «нет», в крайних случаях, когда чувствует закипающий в нём гнев, выходит из комнаты. Уходит он не из вредности, не для того, чтоб позлить женщину, и не потому, что нежелание выслушивать благоверную давит на виски, с двух сторон сжимая голову. Он боится прецедента. Опасается не сдержаться, схватить жену за волосы, протащить по ненавистной ею комнате в восемнадцать квадратных метров, залепить пощёчину, ткнуть в угол у батареи, точно собаке указать место. Он позволил себе подобное уже дважды. Оба раза находясь в нетрезвом состоянии. Да, что говорить, в те вечера он был откровенно бухой! Пьяный в стельку; заливший шары; нализавшийся до поросячьего визга. Когда он впервые поднял руку на жену, он думал, что не вспомнит ощущение накатившей волны гнева, не вспомнит чувство собственного превосходства, власти над ней, когда наматывал её волосы на кулак и жгучее соприкосновение его ладони с её щекой; эмоции, кипевшие внутри призывающие врезать ей по-настоящему, сжатыми в кулак пальцами…. Он помнил, к великому стыду, и последующему отвращению к себе. Помнил. Чёрт бы его побрал, он помнил.
   Утром опохмелившись, он попросил у жены прощения, заверяя, что больше не поднимет на неё руку, «завяжет» с алкоголем и возможно даже закодируется. Впрочем, ни одного из данных самому себе и жене обещаний он не сдержал. Двухнедельное воздержание от алкоголя привело к срыву: Илья ушёл в недельный запой и на очередную сцену жены устроенную в комнате соседа алкоголика и в присутствии упомянутой ранее соседки шлюшки, схватил Алёну за ворот блузки, вытащил в коридор, затащил к себе в комнату, где залепил оплеуху, сбив женщину с ног. Пальцы сжались в кулаки, он уже было замахнулся готовый нанести сокрушительный удар, когда заметил струйку алой крови, сочащуюся из носа жены.
   На этот раз он не стал ждать утра, когда коварная память сотрёт все события прошедшего дня за исключением злосчастного прецедента. Присев рядом с Алёной на корточки, встретив её испуганный затуманенный слезами взгляд карих глаз, заплетающимся языком попросил прощения и предостерёг от желания «лезть ему под кожу», когда он «под градусом». Он не давал больше пустых обещаний. Протянул ей руку, от которой она отказалась, поднялась на ноги самостоятельно, вышел из комнаты, вернувшись к соседу, у которого впоследствии, забывшись, остался ночевать.
   Дважды. Дважды он посмел ударить её. Дважды она его простила, однако продолжала закатывать истерики, как трезвому, так и пьяному. Он знал причину её снисхождения к нему — она безумно его любит. Да, Алёна из тех женщин, которые ради обожаемого мужчины будут терпеть любые неудобства, наступать себе на горло, в угоду простого желания быть с любимым. Она позволит избивать себя, будет мириться с изменами, лишь бы он был рядом. При таком раскладе она должна быть всем довольна, на всё закрывать глаза, пресмыкаться перед Ильёй, однако внутренний стержень служивший основой твёрдого характера не давал прогнуться, покориться Илье полностью, отчего она и выказывала недовольства им, вместо того, чтобы «проглотить».
   А он? Любил ли он её? Сколько раз он задавал себе этот вопрос? Сотню…, нет сотню тысяч раз. Они вместе вот уже десять лет, а он до сих пор не знает, какие чувства испытывает к жене.
   Они поженились в тот год, когда он получил диплом фельдшера. Она училась в том же колледже на медицинскую сестру, двумя годами младше. Была неприметной, скромной, но при этом симпатичной девушкой, таскавшей из библиотеки в комнату общежития тонны научной литературы. В общем одна из зубрилок, которые становятся популярны лишь перед началом урока, когда срочно нужно переписать домашнюю работу или на контрольных с целью подглядеть правильные ответы. В то время пока она просиживала над учебниками, Илья Фрейдин, двадцатилетний юноша с привлекательной внешностью, подтянутой фигурой, «подвязанным» языком «портил» девчонок с младшего курса.
   Алёна Кибардина, как и большинство учениц медицинского колледжа запала на Илью Фрейдина, которого к тому времени уже заклеймили Фрейдом. Красивый, высокий парень с кубиками на животе и белоснежной, широкой улыбкой, поселился в сердце Алёны с первой же их встречи, когда зубрилка была удостоена мимолётного, оценивающего, взгляда Фрейда, задержавшегося на ней не больше секунды. Она поняла, что влюбилась, после того, как в книгах в  испещренных мелким шрифтом страницах, в пробелах между строк замелькали образы тёмноволосого парня. С тех пор учёба отошла на второй план. Зубрилка Алёна забросила учебники, переключила всё своё внимание на Фрейда. Переписала его расписание уроков, как бы невзначай проходила мимо кабинетов, где шли занятия группы возлюбленного. Постоянно попадалась ему на глаза, первой начала здороваться, будто случайно подсаживалась к нему за стол в столовой.
   Дружелюбный, открытый к новым знакомствам (тем более знакомству с девушкой), Фрейд быстро нашёл общие темы разговоров, однако склонять Алёну к сексу не спешил. Держал её как сейчас это принято называть в френдзоне. Зубрилка по непонятным Илье причинам не вызывала в нём желания. Эта хрупкая, аккуратная, манерная девочка с мягким голосом, нежным взглядом, виделась ему сестрой, которую нужно защищать, нежели девушкой, которую хочется схватить за ягодицы. Их непорочная связь длилась два года, пока Фрейд, готовясь к выпускным экзаменам, не перебрал с алкоголем и, не поддавшись настойчивым ласкам Алёны, не оказался в её постели. Алёна была девственницей, не единственной в «послужном» списке Фрейда, однако единственной из тех, чей папа вызвал его на разговор. «Алёна беременна», — заявил полысевший, здоровый точно советский шкаф мужик в обтягивающем его плечи и живот пиджаке. «Ты на ней женишься», — не дав Фрейду раскрыть рта, добавил мужик при этом, схватил его за ворот футболки, сжал так, что у бедняги перехватило дыхание. «Да, конечно. О чём речь?», — прокашлял Фрейд, разглаживая измятую пятернёй ткань, чувствуя, как ноги подрагивают в коленях.
   И он женился.
   У них нет детей. У Алёны в те далёкие времена десятилетней давности случился выкидыш. Жаль, что он произошёл после свадьбы. Фрейд тогда второй раз ощутил пятерню тестя, сжимавшую ворот уже рубашки. «Обидишь её, убью! Задушу этими самыми руками», — процедил он сквозь зубы. А Фрейд обидел. Обидел дважды. Он сомневался, что тесть в курсе событий. Жена молчала, иначе бы в поблекшей спустя годы совместной с Алёной жизни не такой широкой улыбке Фрейда появились заметные бреши.
    Любил ли он её? Вряд ли он вообще знает, что такое любовь. Тогда почему он с ней? Из-за угроз тестя? Конечно же, нет. Он с ней из-за комфортного существования. Из-за горячего обеда, постиранного белья, регулярного секса. Он словно паразит на теле, которое вынудило быть с ним.