Горькие на вкус мечты

Глава 21

   Он проснулся в кромешной темноте, повернул голову, ища глазами жену. Её половина постели пустовала. Тогда Фрейд прислушался к звукам на улице, однако это не дало результата. Он так и не сумел определить который час. В приоткрытую форточку просачивался мартовский холодный воздух, а вместе с ним городской шум: автомобили, трамваи, троллейбусы, голоса людей. Одинаковый шум характерный как для семи часов утра, так и для семи часов вечера.
   Фрейд выбрался из перекрученного вокруг длинных ног одеяла, затем из постели. Где-то валялся телефон, экран которого мог бы подсказать, который час и даже день недели, но он как назло, словно сквозь землю провалился. Чертыхаясь, Фрейд прошёл к кувшину с водой, напился прямо из широкого горлышка. Взял сигареты с холодильника, вышел в коридор.
   — О, Илюша, привет! — воскликнула Лена, заставляя его повернуться на сто восемьдесят градусов. — Ого. Нормально ты так приложился.
   Значит сейчас вечер. Должно быть около девяти, подумал Фрейд, разглядывая одетую в короткую кожаную юбку и маленькую шубку Ленку.
   — Привет, — отозвался Фрейд, игнорируя замечание по поводу внешности. — На работу?
   — Ага, — ответила Лена. Она потянулась к Фрейду рукой, потрепала его торчащие дыбом волосы: — Давай завязывай уже, — серьёзным тоном заявила она. — Молодой, здоровый мужик. Посмотри, до чего себя довёл, — пальцы с длинными синими ногтями, осторожно коснулись его подбородка. Она отдёрнула руку, когда в коридоре показался один из соседей вывернувший с лестницы.
   — Тоже самое я могу сказать и тебе, — произнёс Фрейд, после того как поздоровался с соседом пожав его протянутую руку, и проводил взглядом.
   Лена его словам улыбнулась, коротко и печально. Не говоря больше, ни слова она свернула на лестницу, застучала каблуками по бетонным ступеням. Обидел ли он её? Собственно говоря, это его мало интересовало.
   Он свернул вслед за Леной, однако остановился на площадке перед перилами и консервной банкой-пепельницей. Привалившись спиной к стене, закурил и когда почувствовал лёгкое головокружение, опустился на корточки.
  
   Макс сидел перед телевизором с бутылкой пива в руках, смотрел «Камеди клаб», когда в комнату вошёл Фрейд.
   Он присвистнул, глядя на разбитое лицо друга. Распухшие посиневшие губы, опухший нос с кровавой отметиной, красные глаза с опухшими веками. Мятая рубашка с длинным рукавом нараспашку, говорит о том, что последние сутки служит хозяину как повседневной и выходной одеждой, так и пижамой. Помятые джинсы испачканы кровью. Бордовые пятна покрывают ляжки и колени. Выглядит Фрейд не просто устрашающе, напоминая жертву серийного маньяка, а удручающе. Он вызывает жалость, сочувствие.
   Фрейд как бы далеко не был от трезвого ума, по выражению лица Макса, сумел определить, какие чувства вызвал у друга, и прежде чем тот открыл рот, изливая на Фрейда поток нравоучений и сопереживание, заговорил первый:
   — Я знаю всё, что ты мне хочешь сказать. Я знаю, как я выгляжу и какое произвожу впечатление. Я не собираюсь бросать пить и, не смотря на моё желание просидеть выходные в синей яме, в понедельник я выхожу на работу!
   Макс выслушав Фрейда, засмеялся, поднял вверх обе руки:
    — Сдаюсь, — продолжал смеяться он.
   — Вот и отлично, — отозвался Фрейд. — Ещё пиво есть?
   — В холодильнике.
   Фрейд взял бутылку, прошёл вглубь комнаты, устроился на диване рядом с другом. Он уставился в телевизор, глядя на кривляния комиков, не слыша их голосов, когда в голове что-то щёлкнуло и перед внутренним взором возник образ Деи.
   — Слушай, а покрепче ничего нет? — осушив бутылку в три глотка, повернулся к Максу Фрейд.
   — Нет. Я же дочь жду. Она завтра обещала приехать. Не хотелось бы встретить её в пьяном угаре.
   Фрейд покрутил пустую бутылку в руках, поставил её на пол возле ног. Чёрт бы его побрал! Он всю неделю ждал этих грёбаных выходных. Ждал с нетерпением маленького ребёнка ожидающего чуда. Считал дни, едва ли не отмечая их в календаре. Неимоверно долгие дни до встречи с ней и не выдержал всего два дня. Два дня! Поддался желанию напиться, затмившему все и вся. Чёрт! Чёрт! Чёрт! Ему не следует больше пить. Идти отсыпаться. Завтра с утра в душ, под холодные отрезвляющие струи воды. Приводить себя в порядок, чтоб предстать перед ней  в лучшем виде, трезвого, порядочного фельдшера.
   Дьявол! Кого он пытается обмануть? Как бы он не наводил лоск, его изуродованное лицо испортит всю картину в целом. Дерьмо! Ну почему его понесло в туалет в тот момент, когда он не мог контролировать тело? Почему он промазал? Неужели настолько трудно уместиться в дверной проём?! Как же он ненавидит себя. Долбаный алкаш! Не мог выдержать неделю. Неужели так трудно было перетерпеть эти выходные?
   Для чего? Для чего ему терпеть, душить в зародыше желание зелёного змия? Чтобы…, чтобы что? Покрасоваться перед пятнадцатилетней девочкой? Вызвать в ней симпатию к себе? Но для чего? Допустим, он добьётся её расположения к себе, а что дальше? Влюбить в себя подростка? Влюбить потому что чувствуешь, как медленно сходишь с ума, то ли по ней, то ли от неё. Ладно, предположим, что его самолюбие оправдало ожидания, и девочка завоёвана, однако что он будет делать дальше? Переспит с ней?
   При последней мысли по телу Фрейда пробежала холодная волна дрожи, его даже передёрнуло, и отлила кровь от лица, на что Макс заметил:
   — Да братка, тебе действительно надо чего покрепче.
   Фрейд согласно кивнул головой. Ему следует напиться. До потери сознания. До той стадии, когда человек больше похож на овощ, на растение с долей человеческого разума.
   — Слушай, Макс, можно тебя попросить? — обратился Фрейд, к соседу.
   — Сходить за водкой? — догадался Макс.
   — Точно, — сконфуженно улыбнулся Фрейд. — Просто я с такой рожей. Завтра опухоль спадёт, лучше буду выглядеть. А сегодня…, куда я такой?
   — Да без проблем, — отмахнулся Макс. — Сколько брать?
   — Две, — не раздумывая, отозвался Фрейд. — Деньги я отдам. И знаешь, я у тебя одну оставлю. Завтра напишу тебе, ты мне её принесёшь? Ну, чтоб с дочкой твоей не пересекаться. Не пугать девочку. — Упоминания Деи, вновь вызвало волну холодных мурашек. Его ладони вспотели. Он глядел на отца девочки, с которой жаждал увидеться, но о которой боялся подумать.
   — Тоже не проблема, — пожал плечами Макс. Он поднялся с дивана. — Ну, тогда жди, я щас, быстро.
   — Спасибо, Макс.
   Макс отсутствовал десять минут. Это время Фрейд просидел, глядя в экран телевизора, силясь вникнуть в суть происходящего, тем самым вытеснить из гудящей головы мысли о Дее.
   «Нет, я никогда не трону её, не прикоснусь к обнажённому телу», — думал он, внимая речам комика, прислушиваясь к хохоту зала. «Это выше моих принципов. Аморально и подло, по отношению к невинной девочке. Я никогда не помыслю о ней как о женщине, как о любовнице. Я не допускаю близости с ней даже в мыслях…. Очередной самообман! Я уже пожелал её, пусть в тот же миг пожалел об этом, прогнал подобного рода мысли, но всё же пожелал. В долю секунды я вспомнил о прикосновении её пальчиков к моим губам, и пожелал ещё раз ощутить мягкие подушечки у своего рта. Я хотел коснуться их губами и даже кончиком языка». — Фрейд выпрямился, затем облокотился на колени, опустил голову, стиснул её в ладонях, чувствуя пульсацию в висках. «Ты чёртов извращенец! Похотливый ублюдок! Педофил! Что? Весеннее обострение? Сорвало башню? Захотел ребёнка?», — он сильнее стиснул голову. На его жилистых руках проступили мышцы, обозначились вены. «Я не хотел её! Я не думал о сексе с ней. Я всего лишь хотел видеть её, хотел пообщаться с ней….».
   Дверь комнаты распахнулась, на пороге возник Макс.
   — Что совсем плохо? — спросил он, заметив склонившегося вперёд Фрейда, стискивающего руками голову.
   Фрейд отнял руки от головы, мутным взглядом уставился на Макса. Бледное лицо покрывала испарина.
   — Иди, налью, — усмехнулся Макс.
   Фрейд поднялся с дивана, прошёл к столу, устроившись на табурете.
   Он пил стопку за стопкой, пока проклятый внутренний голос, призывающий к совести, так рьяно читающий марали, не заткнулся.
   Как он оказался в собственной комнате, на родном диване он не помнил.
   А вот проснулся от очередного раскачивания его тела из стороны в сторону и голоса жены зовущей по имени.