Горькие на вкус мечты

Глава 20

   Фрейд просыпается от того, что его кто-то трясёт. Едва он разлепляет веки, как ощущает боль. Голову разрывает пульсирующий шум, стучащий по вискам, точно маятником, ударяющий то в одну, то в другую часть черепной коробки. Он причмокивает пересохшими губами, ловит себя на мысли, что эти самые губы опухшие. Но с чего? Прищурив глаза, для удобства закрывает правый, и пытается сфокусировать взгляд левого глаза на том, кот посмел так небрежно разбудить его.
   — Господи, Илья, посмотри на себя! — восклицает Алёна. Лицо жены перекошено злобой, глаза полны отчаянья и сострадания то ли к нему, то ли к самой себе. Она стоит, беспомощно опустив руки вдоль тела, ссутулив плечи, словно от непомерной тяжести.
   Фрейд прикрывает глаза, начинает проваливаться в тяжёлый сон с кошмарными, искажёнными, изуродованными сновидениями, не понимая, для чего жене потребовалось разбудить его, когда Алёна бьёт в плечо, вновь вырывая из мира Морфея.
   — Какого хрена?! — возмущается Фрейд, чувствуя заплетающийся язык. Он всё ещё пьян. Который час? Какой день недели? Пятница или уже суббота?
   — Посмотри на себя! — кричит Алёна. Она на взводе. Голос дрожит. Жена готова расплакаться в любой момент.
   — Что, ты, заладила…, посмотри, посмотри… — пересохшие губы Фрейда трескаются, из нижней сочится кровь. Он подносит руку к лицу, стирает ладонью выступившую влагу, когда под пальцами замечает коросту. Он ощупывает подбородок и что-то засохшее на нём.
   На лице отражается недоумение. Он понимает это по переменившейся осанке жены, по скрещенным на груди рукам, взгляду исподлобья. «Я же говорила!», — читается во всей её позе.
  И пусть ему хочется спать, а свинцовая голова так и льнёт к подушке, Фрейд делает над собой усилие, принимает сидячее положение, после чего, поднимается на ноги. Пошатнувшись, он ловит равновесие, качаясь из стороны в сторону, пересекает комнату, направляется к зеркалу, закреплённому на стене.
   — Бл*дство… — выскакивает удручённая брань из распухших разбитых губ. Весь подбородок и даже шея испачкана засохшей кровью. Верхняя губа посинела и распухла, нижняя красная с крупной поперечной ссадиной. Но это ещё не всё. Нос. На переносице содран островок кожи. Кровь на нём запеклась и потемнела.
   — Хочешь спросить, откуда это? — Не расцепляя рук, спрашивает Алёна, глядя на повернувшегося к ней мужа.
   Фрейд едва заметно кивает. Он пьян, его покачивает, и он даже не проспался, однако заспал последние события сегодняшнего дня.
   — Есть, какие-то предположения? — кривится, недовольна Алёна.
   Фрейд даёт отрицательный ответ, возвращается на диван. Он ложится, прикрывает глаза. Слышит, как Алёна подходит к нему, садится рядом, на край дивана.
   — Я с кем-то подрался, — наконец делает предположение Фрейд. Затем открывает глаза, поднимает руки к лицу, смотрит на чистые казанки. — Нет. Похоже, меня избили.
   — Точно! Дверной косяк набросился на тебя когда ты шёл в туалет, — съязвила Алёна. — Он был так жесток с тобой, что сердобольному Колосову пришлось тебя держать перед унитазом, пока ты помочишься, а потом привести в комнату.
   Фрейд открыл глаза, поймал на себе гневный взгляд жены, после чего стыдливо прикрыл их ладонью.
   Вот же чёрт! Слова Алёны освежили память, силившуюся стереть позорный эпизод из жизни Фрейда. Он вспомнил, как шёл по длинному коридору, качающемуся под его неуверенной поступью, словно навесной мост. Вспомнил, как перед деревянной аркой, ведущей в умывалку, вытянул руки, в попытке ухватиться за неё, и как промазал, полетев в эту самую арку лицом. Он вспомнил жгучую боль пронзившую челюсть и нос, вспомнил капли крови, падающие на плитку пола и на джинсы. Он увидел Колосова, коренастого крепкого парнишку живущего в 56 комнате, его жилисты руки, сумевшие поднять Фрейда и державшие, пока тот справлял нужду. Он вспомнил свои невнятные извинения и оправдания, мол, перебрал, со всеми же случается. И смущённую улыбку Колосова, его уверения, что ничего страшного не произошло.
   Ложь. Произошёл ужасный инцидент, который ещё нескоро позабудут жители общежития, любящие посмаковать чужие промахи. Да ведь его ожидает очередной поток насмешек и подколок, от соседей. Предстоит терпеть укоризненные взгляды и даже замечания от соседок. Алёне же начнут давать «умные» советы, будут утешать, и сочувствовать бедняжке с её непутёвым мужем алкоголиком. И вот он момент, когда уместны жалобы Алёны об отсутствии отдельного жилья. Теперь он понимает — она права, им нужна квартира. Если бы у них имелась квартира с собственным туалетом, а не комната в общежитии ему не пришлось бы идти к чёрту на кулички, чтобы опорожнить мочевой пузырь. Он бы не упал при свидетелях, и уж точно его пьяное мочеиспускание не стало бы достоянием общаги.
   И всё же, Фрейд осуждал кого угодно, кроме себя. Он и мысли не допускал, что виновником неприятного случая послужило его пристрастие к алкоголю. Да он испытывал стыд, но не от того, что напился и в близком к скотскому виду предстал перед обществом. Это его заботило меньше всего. Стыдно было за нелепую оплошность, это наиглупейшее, клоунское падение при свидетелях.
   Он вспомнил холодную плитку пола, крупные алые капли, пачкающие потемневшую от времени поверхность, крепкие руки Колосова, ухватившие его под мышки, тянущие вверх… Кто был там ещё? Кто наблюдал со стороны? Фрейд чувствовал чей-то осуждающий взгляд на себе, едва ли не физически ощущал испытываемое к нему призрение и даже ненависть. Этот кто-то был в умывалке в момент падения Фрейда, но покинул её, едва Колосов увёл пьяного фельдшера в кабинку туалета. Он не мог сказать с уверенностью в сто процентов, однако когда сосед выводил его из туалета, в умывалке никого не было.      
   — Кто тебе сказал, что я разбил лицо о дверной косяк? — спросил Фрейд. Он убрал ладонь с глаз, прищурив их, уставился на сидевшую возле него Алёну.
   — Какая разница? — отозвалась Алёна. Усталое лицо затопила печаль, в глазах читалась тревога. Она была здесь и одновременно находилась где-то далеко в собственных мыслях и заботах.
   И вдруг Фрейда осенило. Вновь нахлынуло то ощущение ненависти и отвращения к его персоне. Подобные чувства к нему испытывает и не скрывает этого лишь один человек:
   — Волкова, — ухмыльнулся Фрейд собственной догадке. — Наверняка смаковала каждую секунду, рассказала тебе всё в подробностях ещё и приукрасила.
   — Господи, Илья! — воскликнула Алёна, вырываясь из тяжёлых раздумий. — Какая разница, кто сказал? Главное то, что об этом знает уже вся общага. И не только наше крыло, и даже не только наш этаж, но уже и второй и первый в курсе, что, цитирую:  «Тот высокий фельдшер из шестьдесят третьей в очередной раз набухавшись, впечатался в дверной косяк»!
   Фрейд приподнялся на локтях, прищурившись, уставился на Алёну. На глазах её блестели слёзы. Но ему не было жаль жену. Наоборот. Нутро затопила злоба. И не будь он настолько пьян, возможно, залепил бы ей пощёчину, с просьбой передать эту самую оплеуху своей излюбленной подружке — сплетнице. Но так как он пьян, отчего движения неуверенные, неловкие, он лишь осклабился заявив:
   — Вот и скажи спасибо своей еб*ой подружке!
   — Ты дурак, что ли?! — округлив в изумлении глаза, воскликнула Алёна. — Причём тут Ирка-то?
   — Да притом, что растрепала, сбегала всей общаге!
   — Да тебя пол крыла видело! На кухню зайти невозможно, только о тебе и говорят. Меня жалеют! — вместе с последней фразой изо рта Алёны вырвался горестный всхлип. Она заплакала.
   Фрейд откинулся на подушку, закрыл глаза, после чего изрёк:
   — Пошли все в жопу. А Волкова твоя всё равно б*дь ещё та.
   — Ты у нас святой, — сквозь слёзы заметила Алёна. Она шмыгнула носом, и так как Фрейд отвернулся к стене, повернувшись к ней спиной, тем самым показал, что разговор окончен, она, разозлившись, шлёпнула его по спине, скользнув ладонью по помятой сном расстёгнутой рубашке.
   — Какого хрена?! — прорычал Фрейд, чувствуя, как по пояснице разливается горячая боль. Он повернулся к жене, свирепый взгляд осоловевших глаз, вонзился в неё острой пикой. Стиснул правый кулак, готовый ударить в любой момент.
   — Ты сволочь, — прошептала она, начиная задыхаться рыданиями. — Я просила тебя не пить. Просила потерпеть. Предупреждала…. А ты мало того, что нажрался сволочь…, так ещё морду свою наглую расколотил…. Ско-отина… — она рыдала как маленькая девочка, у которой отняли любимую куклу и на глазах запустили в огонь.
   Фрейд разжал кулак, пошатнувшись, принял сидячее положение, уставился на жену, пытаясь понять причину внезапной истерики.
   Чёрт бы её побрал. Ну почему обязательно нужно закатывать скандалы? Выяснять отношения? Почему не дать ему, просто выспаться? Боже, как же хочется спать! И эта сухость во рту. Лучше бы она подала стакан воды.
   — Коз-зёл! — всхлипнула Алёна, шлёпнула Фрейда по голой груди.
   — Да хватит уже! — отозвался на очередной шлепок Фрейд. — Я и ответить могу.
   — Я и не сом-мневаю-юсь, — всхлипывала Алёна. Она вновь ударила Фрейда, попав в плечо.
   — Алёна, мать твою! Ещё раз заденешь меня, я клянусь, разукрашу тебя так, будешь со мной одинаково выглядеть! Ты достала. Что тебе от меня надо? Да, я напился. Но, это же не в первый раз! Сегодня пятница…, — он на мгновение задумался, а пятница ли? — Сегодня пятница, — более уверенно повторил он, воссоздав хронологию последних событий, — Впереди выходные, я ещё десять раз успею напиться и выспаться, а в понедельник выйду, как и обещал Левченко, в две смены. Так что оставь меня в покое! — выплюнул он, после чего поднялся с дивана, прошёл к обеденному столу, приземлился на табуретку, присосался к кувшину с кипячёной водой.
   Пока он жадно глотал воду, в голову закралось неутолимое желание выпить чего-то более крепкого. Оставалась ли у него водка? Вполне вероятно, однако если он не спрятал бутылку, Алёна уничтожила её содержимое.
   Напившись, Фрейд оставил кувшин с водой, взгляд зацепился за стоявшую на столе рюмку. Она не трогала её? Удивительно, но Алёна не убрала её в тазик с грязной посудой. Он наклонился под стол, поглядел в пустой тазик для посуды, и одинокой губкой на пластиковом дне. Она мыла посуду, но проигнорировала рюмку. Тогда Фрейд метнул быстрый взгляд на холодильник. Не тронута рюмка, есть вероятность, что и бутылка цела.
   Он поднялся с табуретки, зашагал к холодильнику, когда перед ним неожиданно возникла Алёна.
   — Неужели так сильно хочется выпить? — спросила она.
   Фрейд глядел на распухшее от слёз лицо жены, красные заплаканные глаза, дрожащие губы, задаваясь вопросом: а действительно, насколько сильно его желание намахнуть рюмашку? Если взять шкалу от одного до десяти, на какой отметке он бы остановился? Он перевёл взгляд на холодильник. Десять. Определённо десять. Если он сейчас не выпьет, он умрёт.
   — Ты её не выкинула? — ответил вопросом на вопрос Фрейд.
   — Нет, — скривилась в печальной улыбке Алёна. — Но тебе всё равно не хватит. Там мало для тебя, — бросила она сквозь зубы, пропуская Фрейда к холодильнику. — Сколько бы ни было, тебе всегда мало! — Выкрикнула она, глядя, как дрожащие руки мужа ухватились за холодную бутылку, наполненную лишь на четверть. 
    Фрейд не слышал её. Он уже открывал бутылку, наливал в рюмку, искал, чем закусить или на худой конец запить.
   — Да, чтоб ты подавился! — напутствовала Алёна, наблюдая за действиями мужа.
   Когда он опрокинул в себя содержимое рюмки, она вышла из комнаты, демонстративно хлопнув дверью.