Горькие на вкус мечты

Глава 14

   Последний день «больничного» Фрейд провёл лёжа на диване перед теликом. Он не пялился в экран, тем временем блуждая в тяжёлых думах, как это часто бывало. Телевизор служил фоновым шумом. Фрейд читал электронную книгу Рэя Брэдбери «Вино из одуванчиков». Всё перечитывал абзац за абзацем сцены, пересказанной Деей — старая леди и молодой влюбившийся в её юное фото репортёр. Пробегая глазами по строчкам с описанием героев, Фрейд представлял себя дряблым стариком в вязаном, замызганном долголетнем свитере с вытянутыми локтями и застиранных джинсах с побелевшими от долгой носки ляжками, коленями и задницей. Его поседевшие, поредевшие волосы льнут к покрывшемуся старческими пятнами черепу. Морщинистые губы растягиваются в жуткой ухмылке, так пугающей молодое поколение, считающее, что им до этого гадливого, отталкивающего возраста непомерно далеко. Он видит Дею, молодую, красивую девушку в джинсах обтягивающих упругие ягодицы, в джинсах с дырками на коленках. Её изумрудные, миндалевидные глаза, в обрамлении пушистых чёрных ресниц; смуглую нежную как персик кожу, влажные мягкие губы с вздёрнутыми уголками. Вся эта молодость, красота, беззаботность не может достаться старику в старом пропахшем нафталином свитере. Он просто не имеет права на неё.
   Фрейд откладывает телефон, поднимается с дивана идёт к зеркалу. С посеребрённого стекла на него смотрит молодой, мужчина — как любит повторять Алёна — со смазливой мордашкой. Его волосы чёрные и густые, в них нет белого налёта седины. Тёмно-серые глаза блестят, предвкушая новые эпизоды, которые готовит судьба. Они не потускнели, как у прожившего долгую, насыщенную событиями жизнь старика. Его лицо гладкое без глубоких морщин и носогубных складок, как ему рисовало воображение. Он молод, подтянут, хорош собой… и всё же стар. Он старый! Похотливая «песочница», жалкий алкоголик не в силах самостоятельно справиться с пагубным пристрастием. Вот его истинный облик. Вот кем он видит себя рядом с пятнадцатилетней девочкой, от которой «сносит крышу», путаются мысли и чувства и весь жизненный устой летит в бездну.  
   Он обменивается с отражением стыдливым взглядом, вызывающим раздражение. Злится на самого себя и на зарождающиеся, так пугающие чувства.
   Фрейд отходит от зеркала, со жгучим желанием ощутить хмельной привкус пенного напитка у себя во рту. Желание настолько сильно, что руки мужчины начинают дрожать. Он открывает холодильник, однако, не обнаружив желанной банки с капельками влаги на алюминиевых боках, захлопывает дверцу агрегата.
   «Ты в завязке», — внушает Фрейд себе, пытаясь усмирить внутренних демонов: — «Завтра на работу». Он кивает головой, соглашаясь с собственными доводами, впрочем, внутренний голос, сообщивший о том, что на работу лишь к двум часам дня, подталкивает Фрейда к действиям. «Всего две банки пива», — твердит тот же голос, пока трясущиеся пальцы Фрейда вынимают из шкафа джемпер. Где-то далеко из глубин подсознания верещит тонкий голосок призывающий остаться в комнате, ведь где две банки там и три и четыре, тебя затянет…. Фрейд затыкает этот голос, уже ощущая приятные пузырьки щекочущие пищевод. Он надевает ботинки и пуховик, захлопывает дверь комнаты, сбегает вниз по лестнице, будто убегая от навязчивого голоса, отговаривающего от выпивки, словно бы запертого в тесной коробке его жилья.
   Улица встречает злобной вьюгой, которую Фрейд замечает, только выйдя из магазина. Она не даёт прикурить, гася огонёк зажигалки. Сжимая в руке пакет с четырьмя банками пива, он поворачивается спиной к ветру, чиркает колёсиком зажигалки, прикуривает. Домой идёт неспешной поступью, ощущая приятное тепло дыма отравляющего лёгкие. Останавливается возле подъезда, докуривает сигарету, выбрасывает окурок в урну, заходит в тепло общежития.
   Ступив на лестницу, он задирает голову к потолку, глядя в узкое пространство между перил, силясь уловить тень Деи, что стоит на площадке третьего этажа, ожидая его появления. Деи, которая глядя на его нездоровый вид, предложит помощь. Он, не отдавая себе отчёта, бежит вверх, перескакивая ступень за ступенью. В мгновение поднимается на третий этаж, ощутив горькое разочарование, краснеет от стыда. Он идиот!
   Площадка пуста.
   С чего он вообще взял, что девушка будет стоять там, опершись о перила, выглядывать его? Ей нет до него никакого дела. «Она развлекается с молодыми парнями и девушками, у которых с тобой нет ничего общего. Может она в каком-нибудь подъезде, какого-нибудь дома, в объятиях прыщавого юнца облизывающего её мягкие губы». Фрейд стиснул ручки пакета, ощутив от одной лишь мысли приступ неистовой ревности. Он размозжил бы голову о бетонную лестницу подъезда любому, кто посмел прикоснуться к ней. О, чёрт! Как же он ненавидит всех и каждого! Ненавидит себя за зарождение, проявления чувств, к пятнадцатилетней девочке. Недопустимо! Ненавидит соседа за то, что притащил её к себе, позволив Фрейду с ней заговорить. Ненавидит подростков общающихся с Деей за то, что не испытывают перед ней волнения, трусости, страха. Ненавидит Алёну, предъявляющую к нему претензии, требующую того, чего он не может дать априори. Ненавидит соседей ухмыляющихся за спиной, осуждая его пристрастие к алкоголю, но в то же время бегущих к нему с просьбами поставить диагноз, назначить лечение, сделать укол или проставить капельницы. Ненавидит пациентов, встречающих его с улыбкой, а после оставляющих жалобные письма на имя заведующего поликлиникой. К чёрту! Всё к дьяволу! Идите все к дьяволу!
   Фрейд врывается в комнату, запирается изнутри, скидывает ботинки, снимает пуховик, достаёт банку пива из пакета. Протерев основание банки рукавом джемпера, Фрейд открывает её и выпивает залпом. «Я никогда не смогу бросить пить», — с некоторой горячностью, думает он. «И к чёрту! Каким бы ни было моё здоровье, мне хватит  его до конца жизни!», — повторяет он прочитанную где-то, понравившуюся цитату.
   До прихода с работы Алёны он выпивает все четыре банки пива, и встречает её лёжа на диване, глядя в экран телефона. Их отношения напряжены. Ни он, ни она не хотят идти на контакт первыми. Она оскорблена его поведением, ему — нет до неё никакого дела. Меньше всего его занимают мысли о жене. Что она чувствует? Что с ней происходит? О чём думает? Какая разница? Что бы она себе не надумала, главное пусть не лезет к нему под кожу.
   Он не глядит на неё, тем не менее, чувствует бросаемые в его сторону гневные взгляды. Она видит пустые банки в мусорном ведре, ощущает свежий запах перегара. Не нужно быть экстрасенсом, чтобы догадаться — её это бесит. Её движения демонстративные, нервозные, намеренно громкие. Она стремится привлечь к себе внимание, заставить его оправдаться перед ней, наверняка ждёт извинений за вчерашнюю сцену с пощёчиной, впрочем, ей их не дождаться. Фрейд получивший ответную оплеуху не чувствует за собой вины.
   Алёна переодевается, выходит из комнаты. Её нет больше часа. Она не была в кухне, как поначалу казалось Фрейду. Сидела у подружки-соседки, пила вино. Фрейд понял это по осоловелым глазам жены.
   — Я так понимаю, ужина сегодня не будет? — спросил Фрейд, глядя, как охмелевшая жена плюхнулась на диван, взяла пульт от телевизора, принялась перелистывать каналы.
   — Какой догадливый! — скривилась Алёна, не удостоив мужа взглядом.
   Фрейд поднялся с дивана. Она раздражала его трезвая, пьяную он не выносил.
   — Если ты к Ленке, её нет дома, — выплюнула Алёна в спину мужу. — Эта шлюха уехала на работу! — Фрейд обернулся в тот момент, когда Алёна пальцами заключила слово «работу» в невидимые кавычки. Он, было, открыл рот, желая защитить — как бы это нелепо не звучало — честь проститутки, когда Алёна его опередила спросив: — Тебе завтра тоже на работу. Помнишь об этом?
   — Помню. — Фрейд глядел на её покрасневшие, опухшие веки, косые глаза, перекошенное злобой лицо. Она вызывала отвращение. Он ненавидел её и почему-то жалел. Может потому, что она всё ещё любившая его не понимала, насколько безразлична ему?
   — Постарайся не пить с утра. Сможешь? — ухмыльнулась Алёна.
   — Не знаю, — Фрейд пожал плечами, изображая безразличие, хотя колкость жены задела. Он взял с холодильника пачку, вынул сигарету, уже хотел выйти, когда Алёна в очередной раз его остановила:
   — По тебе уже соскучились. Одна сука ждёт не дождётся, когда ты выйдешь, — сквозь зубы выплюнула она.
   — Что за бред ты несёшь? Много выпила? — не удержался Фрейд.
   — Не волнуйся, тебя не догнала! — выкрикнула Алёна. Осоловелые глаза с воспалёнными веками увлажнились. — И я не брежу! Эта толстожопая регистраторша спит и видит когда ты её трахнешь!
   — Бл*ть, Алёна! — кулаки Фрейда сжались сами собой, ломая взятую им сигарету.
   Глаза, из которых уже струились слёзы, сузились в подозрительном прищуре:
   — Да, ты ведь её уже трахнул, — выдавила она сквозь вставший ком в горле. — Козёл!
   — Да никого я не трахал! — выпалил Фрейд. И действительно, с регистраторшей, о которой говорила Алёна у Фрейда дальше неуклюжих потискиваний и лабызаний не дошло. Тогда в темноте пустого кабинета их несостоявшемуся соитию помешал телефонный звонок от сына регистраторши, который она не могла проигнорировать. А после прерванной, неуверенной, в какой-то мере меланхоличной близости со стороны Фрейда, мужчине уже ничего с конкретной дамой не хотелось. Поэтому обвинения Алёны казались Фрейду несправедливыми.
   Он выкинул сломанную сигарету в мусорное ведро, вынул из пачки новую.
   — Ты думаешь, я тебе поверю? — всхлипнула Алёна.
   — Алёна! Ты можешь мне верить, может не верить. Но я никого не трахал в этой чёртовой поликлинике!
   — А в других? — глаза Алёны вспыхнули яростным блеском. — Не трахал в этой, а как же в других?
   — О, Господи! — взвыл Фрейд. — Алёна, ложись лучше спать. — Он вышел из комнаты, хлопнув дверью.
   Встав у перил с банкой-пепельницей, Фрейд закурил, а затем спустился на один лестничный пролёт, остановился напротив окна, открыл форточку, куда ворвался холодный февральский ветер. Он поёжился, выпуская синее облако дыма. За окном сгущались сумерки, зажглись фонари. И он, глядя на проходящих мимо людей, спешивших по домам, вспомнил о Дее, о её совершеннолетнем парне и его возбуждённой фантазии об объятиях в подъезде. В нём вновь пробудилась жажда убийства грязных приятелей девушки, протягивающих к ней похотливые лапы. И только сейчас он вдруг понял нервозность Алёны, её глупые банальности, необоснованные обвинения в его адрес. Осознание её поведения снизошло на него как озарение, — да ведь она ревнует. Просто ревнует. Так же как он ревнует Дею к тем, кого он даже никогда не видел, но, не смотря на это готов размозжить голову о бетонные ступени подъезда. То же самое, готова сделать Алёна со всеми, кто по её мнению претендует на него, Фрейда.