Фортуна Фатум

Часть 28.

Падаю в сугроб, держась за горло в удушье, и ползу от десятка арахнидов, которые окружают меня со всех сторон. Использую последнюю возможность и посылаю невербальное заклинание:

— Аранио Экземи!

Пауки замедляются, но горло сдавливает сильнее, и со слезами на глазах я слышу проклятие:

— Ваддивази!

Арахнид поднимается в воздух и летит ко мне, а я падаю навзничь и хриплю от нехватки кислорода.

За секунду до броска паука направляю потоки магии в древко палочки и мысленно кричу:

— Протего! — арахнидов отбрасывает невидимая волна, а я добавляю заклинание, прочищающее дыхательные пути, — Анапнео!

Делаю хриплый вдох спасительного воздуха и громко кашляю. Снаружи
горло болит от ногтей, а внутри горит от глотания слюны. Мне нужна минута отдыха. Немного.

— Релассио!

О нет! Инстинктивно отскакиваю от жгучего кипятка в сторону и выставляю щит, но меня атакуют снова:

— Ступефай!

От боевого заклинания я врезаюсь спиной в дерево и, ударившись головой, кричу ответное:

— Экспеллиармус!

У меня болит всё тело, а уши закладывает от морозного воздуха. Не слышу, отбивается ли щитом противник, и сползаю по дереву вниз. Мне так плохо. Ну что за Рождество?! Сначала Тот-Чей-Филин-Оказался-На-Моём-Подоконнике взрывает нервную систему, теперь на меня натравляют пауков. Дух Рождества исчезает и появляется Демон Отчаяния. Греки — добродушные и отзывчивые люди? Да неужели, уважаемый профессор Дамблдор?!

— Дорогая моя, очень плохо! — слышу хруст снега и чувствую прикосновение ко лбу, — даже хуже, чем я предполагала!

— Я стараюсь, мадам.

— Ты стараешься защититься, а не жертвовать собой, — мне подают руку, и я медленно поднимаюсь, опираясь на дерево.

— Я жертвую собой, чтобы защититься.

— Ты думаешь об ответной атаке и концентрируешься на противнике, а не на себе.

— Когда тебя окружают пауки, очень сложно не думать об атаке.

— Но ты должна, милая, — мадам встаёт напротив и вновь нацеливает на меня палочку, — Гермиона, запомни, искренность, желание, жертва, а не нападение.

Устало киваю и разминаю плечи для нового задания, а мой новый учитель добавляет:

— Твои мысли должны быть не о том, чтобы выставить щит для спасения, а о спасении, чтобы выставить щит.

— Мадам, я сожалею, но это бессмыслица. Всё равно главная цель состоит в выживании.

Ксантиппа хмурит брови и испепеляет меня пренебрежительным взглядом. Её голос наполняется стальными нотками:

— Вот по этой причине Обряд Жертвы не изучается дилетантами.

Внезапная злость побуждает меня ответить на завуалированное оскорбление, но в тот же момент я задумываюсь о её словах. Как бы тяжело мне не было, Ксантиппа права. Я учусь, чтобы пользоваться древней магией, а не спорить по пустякам с учителем. Делаю глубокий вдох, принимаю дуэльную стойку и искренне сознаюсь:

— Вы правы, мадам Насдарис, — киваю сама себе и тише произношу, — но я не хочу быть дилетантом, поэтому буду стараться.

Удивлённое одобрение моим словам в её глазах придаёт уверенности и я поднимаю палочку.

— Продолжим, моя дорогая. Экспульсо!

***

— В Англии отвратительная погода, Гермиона, — после пяти часов на морозе я коротко соглашаюсь и не исправляю ошибку учителя о местонахождении Хогвартса.

Добавлять, что в Шотландии климат более суровый, чем во всей Великобритании, не имеет смысла, поскольку Ксантиппа не собирается надолго оставаться у нас. Она очень выделяется среди остальных обитателей Хогвартса. Загорелая, высокая, с тонкими кудрявыми волосами и в маггловском костюме. Мне неудобно спрашивать о её происхождении, но подозреваю, что она не чистокровная, а по возрасту приблизительно ровесница маме.

— В моей школе гораздо больше факультетов, подобная система образования не вызывает соперничества между студентами, — как только заходим в Большой зал, нас подзывает профессор Макгонагалл, а Ксантиппа обращается к ней, — Минерва, здесь так мало учеников, я бы посоветовала соединить столы.

Не знаю, куда себя деть, и отхожу к гриффиндорскому столу, но меня за рукав останавливает Ксантиппа.

— Дорогая, завтра у меня не будет времени побеседовать с тобой, поэтому приглашаю занять соседнее место.

В растерянности смотрю на преподавательский стол, но встретившись взглядом с деканом, вижу согласие и сажусь рядом с гречанкой. У меня много вопросов, но я сдерживаюсь из последних сил. Жду, когда она начнёт диалог.

— Итак, милая, задавай свои вопросы, — после минутного осмотра рождественских украшений она поворачивается ко мне.

Бегло оглядываю праздничные блюда и делаю глоток из бокала. Морщусь от терпкого вкуса, напоминающего пунш, и спрашиваю:

— Почему так мало людей используют жертвенную магию?

— Есть теория, что она доступна только магглорождённым.

Изумлённо смотрю на Ксантиппу и не могу поверить в правдивость её слов. Я не ожидала подобной информации и не задумывалась о том, что самый известный Обряд Жертвы использовала магглорождённая Лили Поттер, так же как и я.

— Почему?

— Очень мало зафиксированных случаев, — учитель поднимает бокал и дотрагивается до моего, я снова делаю глоток, — но те, которые известны, были произведены магглорождёнными.

Разговор полностью поглощает мой разум, и я не акцентирую внимание на том, что мне по ошибке достался алкогольный коктейль. Делаю пару больших глотков и собираюсь снова вступить в разговор, но мадам меня опережает:

— Альбус согласен со мной, — улыбка очень украшает её лицо и я думаю, что у них с директором очень хорошие отношения, — в ином случае, Поттера и его рыжего друга тоже обучали бы древней магии.

В этом есть смысл. У Гарри отлично получилось бы жертвовать собой ради других. Поскольку обучают только меня, возможно теория о силе магглорождённых может подтвердиться. Я делаю последний глоток, но не успеваю поставить бокал на стол, как в нём опять появляется пунш.

Смотрю на багровую жидкость и неумышленно цвет напоминает мне... Нет! Только не снова! В панике залпом выпиваю пунш, но напиток вновь появляется, и я со звонким стуком ставлю его на стол. Те немногие учителя, которые остались в Хогвартсе, обращают на меня внимание, но Ксантиппа начинает разговор о наших школьных традициях, и они вступают с ней в диалог.

Какое-то время я размышляю о полученных знаниях. К обязательным пунктам Обряда — искренности и знанию, добавляется маггловская кровь. Почему? Предки чистокровных никогда не признавали силу магглорождённых, но магия в каком-то смысле разумна, и наделила слабых великой силой. Быть может для защиты, а может для хранения знаний. Ведь магглорождённых не так много и лишь единицам известен Обряд Жертвы. Сложно представить, что случится с магическим обществом, если все узнают об этом. Такой силы будут бояться и истреблять носителей.

Голова раскалывается от мыслей, и я снова выпиваю напиток. Не могу наслаждаться десертами и пью только пунш.

С другой стороны, Ксантиппа подтверждает мою догадку, что жертвенную магию нельзя использовать во вред, поэтому магглорождённые не смогут её использовать для порабощения, а значит не несут угрозу для чистокровных. Хотя, если затрагивать психологические аспекты, подобные Малфоям начнут истреблять нас из-за принципа, что мы обладаем могущественной силой. Возможно, силой великого Мерлина. Так всё сложно... во рту пересыхает.

Беру бокал и подношу к учителю, чтобы чокнуться. Не верю глазам, но, по-моему, она мне подмигивает. Я улыбаюсь в ответ и расслабленно откидываюсь на спинку стула. Постепенно начинаю думать об абстрактном и даю передышку разуму. Меня толкают в бок, и я медленно поворачиваюсь к Ксантиппе, которая допивает очередную порцию пунша.

— Я убедила Минерву, что тебе нужен отдых, поэтому не стесняйся.

Удивительные наивные учителя. Конечно, я понимаю, что нельзя много пить алкоголя, но после третьего бокала у меня появляется желание... отпустить. Всё отпустить в рождественскую ночь и забыть обо всём на утро. Учитель теперь не кажется требовательным, древняя магия не считается сложной, одиночество скрывается компанией гречанки, а беспокоит меня только... багровый цвет пунша. Вот точно... как его глаза в очередную смену настроения. Что-то среднее между яростью и спокойствием.

Не могу справиться с собой и задаю Ксантиппе вопрос:

— Мадам Насдарис, — немного понижаю голос, когда на меня обращают внимание другие учителя, — скажите, вам нравится красный цвет?

Тихонько усмехаюсь её искреннему удивлению, но она улыбается мне и отвечает:

— Смотря с чем сочетать.

Снова подмигивает мне, а я радуюсь единомышленнику и задорно произношу:

— Полностью согласна с вами, — поднимаю вверх палец и несколько раз подтверждаю слова взмахом, — сочетание с чёрным даёт неплохой контраст.

— В самом деле?

Активно киваю новой подруге и подношу палец к виску, облокачиваясь локтем на стол. Делаю глоток и говорю:

— Яркость цвета создаёт отталкивающее впечатление и предупреждает об опасности.

— Опасности?

— Да, так и есть, мадам, — мы снова чокаемся и я добавляю, — а когда появляются зрачки, то вовсе следует бежать, а то ударишься головой об пол.

— Зрачки?

— Да, вертикальные линии, — делаю глоток и провожу двумя пальцами вертикаль по воздуху, — они всегда всё портят.

— Ты хорошо разбираешь в цветах, дорогая!

— Конечно, но знаете, что мне больше всего нравится, — я наклоняюсь к гречанке ближе и шепчу свой секрет, — момент, когда начинает сиять янтарь, а потом отблески медленно собирают в себя все оттенки красного и закрываются тьмой.

— Тьмой, милая?

— Да, мадам, — я шепчу ещё тише, повторяя её подмигивание, — совершенной, таинственной и необъятной тьмой.

Киваю учителю и снова откидываюсь на спинку стула. Выпиваю очередной бокал пунша и съедаю клубнику.

Теряю счёт времени, но некоторые учителя покидают праздничный стол и желают всем спокойной ночи. Декан провожает первогодок, а я с грустью запиваю пуншем воспоминание о его глазах. От осознания, что мне хотелось бы их сейчас увидеть, становится ещё хуже. Жаль, что рядом нет Рона, он бы сказал несколько фраз о моём сумасшествии, и я бы отвлеклась от фантастически невозможной тоски по своему собственному мучителю.

Не хочу покидать Большой зал и представляю своё депрессивное состояние в пустой комнате или гостиной Гриффиндора после праздника. Одинокая слезинка бежит по щеке и я быстро смахиваю её рукавом. Я так много выпила, что не могу связно мыслить и едва замечаю прикосновение. Ксантиппа хлопает меня несколько раз по руке и с улыбкой спрашивает:

— Гермиона, у вас всегда так скучно в Хогвартсе?

Отчаянная львица во мне встаёт в полную боевую готовность и собирается защищать родные стены, но готовые слова закрывает собой воспоминание: «отчаянная львица». Том, уходи! Уходи из моих мыслей!

Я только отрицательно мотаю головой и еле слышно говорю:

— Нет, мадам, только сегодня.

Глубоко вздыхаю и собираюсь возвращаться в башню, но слышу голос учителя:

— Называй Ксантиппой, пожалуйста, — собираюсь отказаться говорить её имя из-за уважения к старшим, но голова слегка кружится, и я лишь киваю. — Я собираюсь отправиться в ближайшую деревню, не хочешь со мной?

Алкоголь мешает мыслить, но я по-прежнему помню об опасности и военном положении, поэтому прочищаю горло, чтобы придать серьёзности в интонацию:

— Сейчас в Хогсмиде небезопасно, Пожиратели смерти могут...

— Гермиона, Хогсмид окружают авроры, подозрительные места закрыты на праздники, а вокруг деревни установлен анти-аппарационный барьер.

— Профессор Макгонагалл не разрешит покидать школу.

— Если сама не уйдет на празднование...

Удивленно поднимаю брови и случайно представляю декана в «Сладком королевстве» за поеданием шоколадного зефира. Смеюсь себе в ладонь и спрашиваю себя, зачем пила пунш?!

Ностальгия по приключениям с друзьями потихоньку берёт вверх над разумом. Я всегда отговаривала Гарри нарушать правила, но любопытство и преданность побуждали к содействию, и я не могла отказать. Мне страшно отправляться в Хогсмид и я делаю последнюю попытку, чтобы найти оправдание для отказа:

— Откуда вы знаете про защитный барьер... — взмахиваю ладонью в сторону, чтобы конкретизировать вопрос, — и остальные меры безопасности?

Ксантиппа весело смеётся и берёт пунш:

— Греки умеют получать удовольствие от жизни, — опять подмигивает и добавляет, — спрашивала у Альбуса и он сказал мне про дополнительную защиту Хогсмида.

Нервно двигаю нижней челюстью и нерешительно переминаюсь с ноги на ногу, всё-таки у меня нехорошее предчувствие. Учитель надевает верхнюю мантию и говорит:

— Альбус говорил, что некий Гром... Грим...

— Грюм?

— Точно, дорогая, — напоследок Ксантиппа снова делает пару глотков и произносит, — Грюм обезопасил Хогсмид от Пожирателей анти-магическим полем.

На мой немой вопрос, она отвечает:

— Во многих местах запрещено колдовать и пользоваться каминной сетью, разрешены лишь хозяйственные и целительные чары.

— Во многих, но не во всех?

— Теперь я понимаю, почему ты так нравишься Минерве.

— Мне просто... — не могу подобрать правильное слово, поэтому говорю правду, — страшно.

Учитель снисходительно улыбается и мягким голосом говорит:

— У тебя удивительные возможности и неплохие навыки, — кладёт руку мне на плечо и тише добавляет, — ты сможешь защитить себя древней магией, если искренне захочешь.

Больше она ничего не говорит. Берёт фетровую шляпку и направляется к выходу. У меня есть минута, чтобы решиться. Что может случится в Хогсмиде без возможности пользоваться боевой магией и аппарацией?! Возможно, там и впрямь безопасно. Авроры защищают деревню от Пожирателей, да и некоторые ученики бронировали столики в трактирах. Чего я боюсь? Не встречу же я там Лорда за уютным столом «Сладкого королевства» при поедании зефира с профессором Макгонагалл... Это невозможно! Поэтому я догоняю своего нового любимого учителя и радостно объявляю:

— Ксантиппа, подождите меня, я только надену пальто.

Либо адреналин от алкоголя, либо счастье от прощания с пустой гриффиндорской комнатой, но я быстро появляюсь у ворот школы, и мы отправляемся в Хогсмид.

***

Как же здорово! В «Трех метлах» всегда сложно найти столик, но нам повезло, потому что мы встретили профессора Флитвика и учеников Когтеврана, а за соседним столом сидел Хагрид. Я долго общалась с ним и, желая забыться, заказывала себе алкоголь. Мерлин, прости, я только один раз. На праздник. Ученики с моего курса тоже выпивают, а Ксантиппа рассказывает забавные истории про Грецию.

Мне нужна передышка. Голова сильно кружится, и я незаметно выхожу на крыльцо. Вдыхаю морозный воздух и расслабляюсь. Со всех сторон территорию патрулируют авроры. Я чувствую себя в безопасности.

Ксантиппа права. Пожиратели сюда не сунутся. Хочу пройтись и сзади подстраиваюсь к группе защитников правопорядка. Одного из них я вспоминаю по интервью в «Ежедневном пророке». Он рассказывал про побег заключенных и описывал действия Пожирателей смерти в Азкабане.

Ветер холодит кожу, и я натягиваю капюшон, закрывая глаза. Пунш играет в тандеме с пивом из трактира, и я весело шагаю за аврорами. Хочу смеяться и радоваться. Гречанка права, я научусь пользоваться магией правильно. Нужно лишь расставить приоритеты.

Снежинки замедляются. Я ловлю парочку рукой. Останавливаюсь и высовываю язык. Детская привычка, за которую меня часто ругала мама, но ощущение тающего снега напоминает сахарную вату или... поцелуй.

Горблюсь и низко опускаю голову. Рождество пропадает в мыслях и воспоминаниях о нём. Почему? Что меня заставляет? Его пренебрежение? Грубость? Нет! Осознаю, что для меня главным в жизни является — ценность. Почему я всегда следую за друзьями? Потому что нужна им.

Почему думаю о Лорде? Потому что уверена в своей ценности для него. Почему уверена? Интуиция. Просто... я нужна кому-то. Конечно, утверждение — быть нужной Тёмному Лорду, звучит зловеще и пугающе, но моя значимость повышает самооценку и я... сложно признать, но я горжусь тем, что обратила на себя внимание столь сильного и могущественного волшебника. Наше противостояние захватывает до дрожи, заставляя сердце подгонять кровь. Мне страшно, но интересно. Больно, но трепетно. Риддла всегда чересчур много и меня переполняют эмоции. Настолько противоречивые, что я теряюсь в выборе и не могу здраво рассуждать. Тону и задыхаюсь. И всё из-за него. Ненавижу его, ненавижу себя, ненавижу... а где авроры?

Вижу впереди очертания и ускоряю шаг. Догоняя их, оглядываюсь и понимаю, что далеко ушла от пивного бара. Пора возвращаться, но я не тороплюсь. В глазах слегка двоится, и сильнее кружится голова. Нужно было что-то съесть, а не только утолять жажду.

Замедляю шаг и отвлекаюсь на витрины известных магазинов. В «Дэрвиш и Бэнгз» я покупала Гарри подарок к Рождеству. В лавке «Музыкальный магазин Доминика Маэстро» подбирала сувенир для миссис Уизли.

Навстречу мне снова проходят авроры и мы поздравляем друг друга с праздником. Как же свободно я себя чувствую! Разум гудит от спиртного, а в душе я радуюсь безмятежности и смеюсь себе в ладонь.

Но когда смеюсь, меня слегка качает в сторону. Не хочу портить репутацию школы и прячусь от авроров в небольшом закутке.

Слышу за спиной звонкий скрип и прохожу вглубь закоулка. Если правильно помню, левое здание - это «Магазин перьев Писарро», а правое... Вижу неприметную дверь и полоску яркого света у порога, скрип был от неё.

Мне становится любопытно, здесь раньше была мелкая лавка, продающая ингредиенты для зелий, но профессор Снейп сетовал о её закрытии, поскольку находчивые ученики покупали готовые зелья, а не варили их самостоятельно для домашнего задания. Странное сооружение. Ходили слухи, что это единственное подпольное заведение Хогсмида.

Я не интересуюсь подобными предположениями, но меня подгоняет интерес и... туманная пелена от спиртного. Держась за стенку, я подхожу к входу. Обычное крыльцо, четыре ступеньки и низкие перила. Уверена, кто-то зашёл в дверь, когда я слышала скрип. Если это кто-то из учеников, то нужно его предупредить, чтобы не нарушал порядок. Мало ли празднующих сейчас. Вдруг, какой-нибудь отважный гриффиндорец выпил лишнего и находится в опасности. Я должна помочь!

Быстрая мысль мелькает, что отважная гриффиндорка как раз и находится в опасности под влиянием спиртного, но я следую заповеди своей лучшей греческой подруги и верю в свои силы.

Поднимаюсь на вторую ступеньку и только собираюсь достать палочку, как дверь резко открывается. Меня ослепляет свет и, потеряв равновесие, я падаю назад. Вспоминаю известные романы и надеюсь, что меня подхватят чужие руки, но тело впереди не двигается, словно в удивлении, и я будучи ослепшей с сильным головокружением падаю навзничь в сугроб.

Капюшон спадает и я приподнимаюсь на одном локте, хватаясь за голову рукой. Некое тело впереди медленно закрывает за собой дверь и больше не двигается. Мне так больно, я ничего не вижу, а разум плавает в градусах.

Мерлин, что я делаю? Вместе с негодованием на себя, я начинаю злиться на невоспитанное тело напротив. Девушка падает с лестницы, а ему всё равно, будто удивляется, что видит человека.

Но привычное воспитание не позволяет мне нагрубить незнакомцу, тем более, если это кто-то из учителей Хогвартса, то я получу выговор и лишусь должности старосты за неподобающее поведение, поэтому я переступаю через гордость и, неуклюже пытаясь подняться, тихо произношу:

— Прошу прощения, сэр, — дальше я не знаю, что говорить и ничего лучше стандартной фразы не придумываю, — я вас не заметила.

Выпрямляясь в полный рост, в следующий же момент сгибаюсь от резкого головокружения. Опираюсь ладонью на колено, а другой рукой зачесываю волосы назад. Слышу, как он спускается с лестницы. Очень медленно. Или это моя замедленная реакция, точно не уверена.

Однако странное оправдание с моей стороны. Как я могла его заметить сквозь дверь? Издаю короткий смешок в кулак и поправляю свои слова:

— То есть не заметила дверь, — слышу хруст снега от его шагов, а сама борюсь с организмом, слава Мерлину, меня хотя бы не тошнит, — а если точнее, то не заметила ступени... и вас в комплекте с дверью... или со ступенями, к перилам у меня претензий нет.

Поднимаю палец вверх, ненароком делая этот жест символом пьянства под Рождество, но не могу выпрямиться из-за головокружения и начинаю паниковать. Что, если профессор Макгонагалл узнает об этом, а ещё хуже авроры поймают и приведут в кандалах в школу. Я умру от стыда. Почему-то вопрос стальных браслетов меня очень интересует, и я спрашиваю у незнакомца:

— Вы не в курсе, авроры одевают ученикам кандалы?

Мне не отвечают, но я слышу глубокий и тяжёлый вздох. О нет! Меня точно поймал аврор. Срочно нужно оправдание:

— Знаете, старосты очень ценятся в Хогвартсе и... ценятся везде.

О Мерлин, он всё ещё молчит. Проклятие! Наверное, вызывает подмогу. Каким образом? Телепатически? Как Лорд? Не напоминай о нём в такой момент, но я не сдерживаю слов:

— Понимаете, у меня был очень тяжёлый день, — потихоньку выпрямляюсь, но не поднимаю головы, — один филин... то есть один человек, — я тру пальцами глаза и аккуратно поднимаю голову, но светлая рябь снова заставляет крепко зажмуриться, — нет, скорее виноват янтарь, он не вписывается в цепочку цветовой гаммы.

Что я говорю? Нет! Это проклятие Рождества. Со мной подобного не может происходить. Это вина праздника! Праздника? Точно, сейчас ведь Рождество! Если я искренне поздравлю аврора, он меня отпустит и не расскажет декану.

Радость нахождения выхода немного охлаждает горячий разум, я глубоко вдыхаю и собираюсь открыть глаза. На счёт три. Один, два, три! Открываю глаза и произношу:

— С Рождеством!

И в следующую секунду снова падаю, потому что ноги не держат, глаза вылезают из орбит, а сердце перекрывает лёгкие. Точно! Во всём виновато Рождество! На этот раз мне упасть не дают, и я оседаю в руках высокого и худого человека... с колдографии школьного альбома. Только старше.

Для меня время замедляется, я пристально рассматриваю каждую чёрточку его лица. Светлая кожа. Густые и волнистые чёрные волосы, закрывающие половину лба. Красивые брови. Прямой нос. Точёные скулы. Чувственные губы.

Что ж, его сейчас не портит даже искривлённый в злости рот и широко раздувающиеся от гнева ноздри. А глаза...

Вот на глазах с меня спадает опьянение, и я начинаю дрожать от страха. С изумлением открываю рот, чтобы закричать и позвать на помощь, но с губ слетают совершенно другие слова:

— Я так и знала, что виноват янтарь!