хён!

мне холодно, хён.

Аккуратные пальцы молочного цвета создавали такое странное сочетание с чёрно-белой клавишной гладью. Это странное, но совершенно прекрасное чувство заставляло Намджуна не отрываясь наблюдать за маленькими пальцами, (наверное, очень тёплыми и мягкими), ловко перескакивающими по клавишам, плавно касаясь белых, а потом внезапно и чёрных, создавая глубину в мелодии. Изящные глаза закрыты в наслаждении от высекаемых звуков, немного фальшивых от запылившихся и потёртых струн под дряхлой дубовой крышкой, но это не мешало Киму видеть эмоции спокойствия на лице Чимина вместо холодной непроницаемости, обычно всегда сковывающей милое лицо. Не до тошноты милое, нет, а такое, которое так и просит звонким голоском посмотреть на него немножко дольше. Но Пак так никогда не скажет Намджуну. Намджун не тот. Не тот бледнолицый с грустными глазами. Не тот, кто будет слушать мерзости о прошлом с успокаивающей улыбкой. «Тёплой» в отличие от крови этого мерзавца, которая была холоднее асфальта после снега, что Мин почти всю зиму пробовал на вкус, прижимаясь к пронизывающей ледяным электричеством поверхности ноющими от резких и частых ударов конечностями. Намджун недоумевал, когда Юнги бормотал своё обыденно-безразличное «Я просто поскользнулся, ничего страшного» в адрес обеспокоенных Пака с Гуком. Последний ещё очень долго потом ходил хвостиком за старшим, бормоча что-то вроде «Да когда они уже от тебя отстанут!», на что Мин лишь удрученно фыркал. Чимин же очень долго молчал, дольше, чем обычно, упираясь невидящим взглядом в обшарпанную штукатурку на холодной стене. В такие моменты охота было врезать тем остолопам, лишь бы не оставляли, пусть и на вражеском, но таком обожаемом Паком лице очередные ссадины, заставляя мрачнеть Чимина. Лишь бы он снова так улыбнулся. Лишь бы опять накрыл маленькой ладошкой иссохшую тыльную сторону джуновой кисти.

— Мне холодно, хён, — резко перейдя в минор подрагивающим от сквозняка голосом пробормотал Пак, вызывая в сознании Джуна беспорядочный хор, бесстыдно фальшивящий на «холодно, хён». Мелкая дрожь пробрала позвоночник от осознания того, что старая дверь в музыкальный класс так подставила Кима, протяжно заскрипев в подтверждение мыслей Чимина, который уже давно заметил затаившего дыхание хёна.

Окно, стекло которого болезненно дрожало от частых ударов о давно прогнившую раму, с протяжным скрипом оконных петель захлопнулось, заставляя ветер пропеть свой посвистывающий аккорд в последний раз перед тем как яростно завывать уже за окном. Шторы, беспорядочно лавирующие еще секунду назад, опали, лишь немного покачиваясь отяжелевшими от холодных капель полами. Теперь уже не было препятствий для разносящегося по всему классу эха вперемешку с внезапно замолкшей мелодией, так похожей на голос пианиста, который, приподняв руки над запылившимися клавишами, о чем-то глубоко задумался. Джун боялся подойти и спугнуть этого маленького котёнка, который вот-вот шугнётся обратно в свой уголок под диваном, поэтому просто стоял. Ждал. Но Пак не заставил себя долго дожидаться: