хён!

стадия: отрицание.

Очередной вызов. Очередная ревущая женщина, бесконечно утирающая расплывшийся мерзкими пятнами по лицу макияж. Очередные люди, противные шепотки которых отдаются в сознании тихим, но достаточно раздражающим фоновым звуком белого шума. Так скучно, но так не хочется останавливаться. Будто все эти люди, слёзы, запахи, звуки — всё слилось в одно целое, что плотным капканом стиснуло жизнь Юнги меж своих острых кольев. И не отпускает же, сволочь. Так и просит остаться, тихим, мелодичным детским голоском, что иногда срывается на сиплый хрип, моля отчаянно: «Останься! Не уходи, прошу...» — заставляя сжать кулаки до белёсого оттенка напряжённо натянутой кожи. Но Юнги знает, что этого нет, что Чонгук — иллюзия, которую так хочется принять за реальность, обречённо цепляясь за призрачную детскую ручку в надежде ухватиться. Что Чон не верит, а может, и не хочет верить в очевидное, но Юнги покажет Гуку всё, от чего сам пытался убежать. Больше он не собирается прятаться.

— Она… Она бы никогда, понимаете, никогда?! — всхлипывала худая женщина в старомодном пальто и шифоновом шарфике, что теперь небрежно растрепался на шее, и указывала на обездвиженное тело, медленно покачивающееся из стороны в сторону, вызывая тихий скрип натянутой верёвки. — Боже мой! Как… не может быть. Ты… Ты! — заплаканными глазами взглянув на Мина, воскликнула женщина. — Ты ведь знаешь, что это она не сама, да? Ты… ты определённо знаешь. Да, именно, вы ведь всё врёте. Просто шутите, да? — истерический смешок слетает с губ со смазанной помадой бордового цвета. Подчеркнув про себя «Стадия: отрицание», Юнги лишь удручённо выдохнул, спокойно принимая всё, что старушка готова на него вывалить. — Ты же можешь доказать это? Можешь, конечно, можешь. Для этого ты тут.

Высвободившись из жилистых рук мужа, на которых явно выделялись напряжённые синие линии вен, женщина надвигалась прямо на замершего в проёме Мина, что даже пальто снять не успел, лишь держал в подрагивающих руках мобильник, проверяя адрес. Но всё верно: повешенная, труп двухдневной давности, на месте преступления только прибывшая мать и небольшой наряд полицейских, что лишь презрительно косились на Мина. Конечно, ведь Юнги заплатят прямо на месте, а им ещё месяц до зарплаты жить. Но, кажется, в грустных глазах мужчины, что сидел подле дверного проёма, читалось лишь отчаяние без намёка на рациональный ответ и реакцию.

Мин попятился в сторону, пересекая, наконец, линию порога, наблюдая за взглядом блестящих от слёз, покрасневших глаз женщины, обрамлённых в сморщенные веки, преобрётшие тёмно-коричневый оттенок из-за бессонных ночей. Та смотрела с надеждой и некоторой горечью отчаяния, пытаясь найти спасение — а может, и оправдание — в непроницаемом, но сейчас несколько удивлённом лице Юнги. Задержав взгляд на тёмных зрачках меж узкого, по-лисьи выгнутого разреза глаз, женщина лишь хрипло выдохнула, сдаваясь. Огоньки надежды окончательно потухли, оставляя лишь стеклянный оттенок на блёклой радужке.