Гленни Маклин даже не подозревала, как была счастлива. В её жизни было всё: спокойствие и книги, друзья и родители, а самое главное он - её любимый ангел. Парень, который всегда был рядом, словно хранитель, который помогал и защищал, будто рыцарь, к...
К сожалению, это изображение не соответствует нашим правилам. Чтобы продолжить публикацию, пожалуйста, удалите изображение или загрузите другое.
Мы сами себя наказываем. Мы и только мы сами творим дела, которые впоследствии приводят к тем результатам, что заставляют нас стенать и жаловаться на несправедливую судьбу. Хочешь увидеть виновника своих несчастий — посмотри в зеркало.
Олег Рой
Меня мучила совесть.
Она как будто копалась в останках моей души, рылась в её гнилых углах, давно покрытых пылью, ворошила воспоминания, открывала сундуки, которые, как мне казалось, были давно потоплены во тьме, вонзалась в сердце, желая насытиться его кровью.
И зачем я полезла разнимать парней? Может быть, если бы я им не помешала, они бы вскоре закончили драться, успокоились, поговорили друг с другом да и помирились бы? Может быть им только и нужно было подраться, чтобы избавиться от боли? Но откуда она взялась? Что между ними творилось? Что и со мной происходило? Вопросов было слишком много, а ответов чертовски мало, а точнее почти что никаких. И это меня огорчало. Мне не хватало информации, чтобы понять, как поступать в той или иной ситуации, как себя вести, о чём думать и что делать, чтобы потом об этом не сожалеть и чтобы меня не мучила совесть, как это было сейчас.
Боль всё ещё волнами накатывала на меня, щека пульсировала и горела, словно стала источником лавы, распространяющейся по всему телу. И сжигающей мой страх. Да, как это ни странно, мне, такой трусишке, как я, не было страшно. То, что Диего ударил меня, теперь не казалось мне чем-то ужасным, чем-то неимоверно пугающим, мне было наоборот приятно осознавать, что я не осталась с стороне, что я переживала за судьбу своего любимого Орли, что я пыталась его защитить, а не он меня, потому что он меня и так всегда защищал.
И мне вовсе не было обидно, что Диего поднял на меня руку, нет. Он говорил потом с таким отчаянием в голосе, словно пытался достучаться до Орландо, сказать ему, что он совершенно этого не хотел. И я ему верила. И это не давало мне обидиться на него, затаить злобу, как бы это сделали многие девушки на моём месте. Но я была совершенно другая — я верила в лучшее, тогда как делала всё только хуже.
