Помню, как в первый раз почувствовала разрушающее чувство ревности…
Его однокурсница. Высокая статная брюнетка. Доверчиво наклоненное тело, дающее хороший обзор на третий размер груди и никак ни меньше, оголенной сверх меры. Узкие бедра оплетает юбка карандаш, оставляя на виду колени. Ножка слегка напряжена, выдвинута вперед, словно красуясь, перетекает носочек на пятку. Каблук. Улыбка, на розовых, сочных губах, лукавый взгляд, что вместо преследования его пальца, указывающего на очевидные ошибки, следит за его губами. А он, кажется, и не замечает этого.
Поднимает взгляд от тетради, скользит равнодушными карими глазами по ней, и только увидев меня, стоящей чуть в стороне, эти глаза загораются свойственным ему сумасшествием. Не слушая уже ее, всовывает тетрадь, в растерявшиеся руки, подходит ко мне, облапывая нагло. Прижимаясь выдыхает:
— Подыхаю без тебя.
Целует, жестко и сладко, так что хочется подогнуть пальчики на ногах.
— Ненормальный. — улыбнусь, перебирая темные пряди на его больной голове.
Думала, со временем у него это пройдет, успокоится. Нет, кажется, только обостряется с каждым днем, и, кажется, я уже привыкла к симптомам.
***
— Ненавижу. — кричу и бью кулаками по каменной стене его груди.
У меня ПМС, повод, что кажется важным тогда, сейчас уже и не вспомнится, взрыв. Разбила заварник. Хорошо, что не попала в него. Увернулся.
Это сейчас я понимаю, что хорошо, тогда мне хотелось его убить. С начала, а потом я осознала, что… боже ты мой! Рабства то в России нет. Сейчас схвачу первые попавшиеся вещи и уйду. Громко хлопнув дверью. Пусть подыхает…
Схватила, помчалась на выход, а он сидит, припирая входную дверь огромной фигурой — не сдвинешь. Кричу, мечусь, хватая за руки, тяну. Бесполезно. Сидит. Хмурит брови. Не выдерживаю, сначала пинаю его, а потом кидаюсь, пытаясь ударить по лицу. Не ладонью, пальцы, словно кто-то чужой во мне, сводит в кулак.
Перехватывает, аккуратно прижимая к своей груди, встает, скручивая мои руки, удерживая. Поднимает, тащит брыкающуюся к кровати. Падает вместе со мной, немного придавливая весом.
— Не пущу, слышишь! — замираю. Не от слов: от влажного следа, что оставила его кожа. На его сумасшедших глазах слезы, что текут ручьями. Взгляд затравленный, больной. — Бей! — высвобождает мою руку, прижимая к собственной скуле, кулаком. — Хочешь, кусай, обзывай. Делай что хочешь. — его губы дрожат до тех пор, пока он упрямо их не поджимает. — Я все равно не отпущу.
Он плачет, тихо и безмолвно, затравленно смотря в мои глаза. А я уже и бить его не хочу, только касаюсь пальцами шершавого подбородка, стирая горячие струйки слез.
— Ненавижу. — шепчу. Так для острастки и отвожу взгляд.
— Знаю. И все равно не отпущу.
— Сумасшедший…
Он молча соглашается, обнимая меня. Впрочем, и я его, вдыхая уже привычный его запах.
Помню, я тогда впервые проснулась в его объятиях, не только после изматывающего секса, с мыслью, что его объятия — место, где я хочу быть. Не потому, что так надо, а потому, что мне хочется.
