АУ, в котором не было «Низвержения Солнца», а Вэнь Жохань пытается ладить со всеми кланами. Вэй Усяня никогда не находил Цзян Фэнмянь, и его забрали к себе Вэни. Он стал сломленным слугой, который за все свои двадцать лет не испытывал чувства нежног...
К сожалению, это изображение не соответствует нашим правилам. Чтобы продолжить публикацию, пожалуйста, удалите изображение или загрузите другое.
Несмотря на возникшие трудности с Вэй Усянем в первый же день, когда он пришел в сознание, Лань Ванцзи все еще надеялся, что в следующий раз, когда это произойдет, он будет вести себя по-другому. Лань Ванцзи должен был позаботиться о том, чтобы Вэй Усянь понял, что происходит, и как тот оказался с ними. Он хотел сказать ему то же самое, что пытался сказать ему Лань Сичэнь: что не было никакой причины бояться, никто больше не поднимет на него руку, и они просто пытались ему помочь. Он был уверен, что если бы у него была возможность все объяснить, то возможно Вэй Усянь бы успокоился и не реагировал бы на них так бурно.
Однако эта надежда довольно быстро угасла, когда Лань Ванцзи осознал, насколько сильно повлияли на него Вэни.
Конечно, он не знал всей истории, надеясь, что Вэй Усянь когда-нибудь сам захочет рассказать ему об этом, и пока он мог только строить догадки. Вэй Усянь позволял им осматривать себя только тогда, когда находился под воздействием наркотика, который Вэнь Цин вливала ему через рот. Опиум притуплял боль и делал его достаточно податливым, чтобы лекарь могла осмотреть его и сменить повязки на его ранах, не опасаясь, что ее ударят. К тому же они усыпляли его, чтобы приступы паники не напрягали его итак ослабевшее сердце. Однако они не могли держать его в таком состоянии постоянно, рискуя пристрастить его к опиуму, и создав новую проблему.
Всякий раз, когда кто-нибудь входил в комнату, будь то один человек или все трое сразу, Вэй Усянь начинал хныкать, а если кто-нибудь осмеливался сделать шаг к нему, он немедленно начинал кричать, как испуганная собака, прикрыв голову и съежившись в углу кровати. Одеяло обычно спадало с него, оставляя его голым и позволяя увидеть каждый бугорок его позвоночника, костлявые ребра и жалкую худобу его конечностей. Он был таким худым, что даже на лице не было никаких следов жира, а с его коротко постриженными волосами это стало еще более очевидным. Поскольку он был так истощен, то было заметно, как сильно он дрожал от холода и страха. Тонкие волоски появлялись на его коже в жалкой попытке его тела согреться, и это было еще одним признаком того, что он был голоден.
