Ира и Лиза "Воскресни за 40 дней"

Глава 32

Кессинджер питал к Лизе нечто большее, чем уважение, с примесью жалости из-за нелегкой судьбы, павшей на плечи молодой девушки . Мужчина хотел заменить ей сразу двух отцов, один из которых – преступник, чье имя и образ никогда не явятся Лизе ; второй – человек широкой души, которую девушка так опрометчиво отвергала, пока не стало слишком поздно. Все это наводило меня на смутные подозрения и абсурдные догадки.

Кессинджер в моих глазах являлся символом бесконечной доброты и правосудия, граничащего с милосердием к тем, кто переступил черту дозволенного.

Но Байкорт был тираном. Полной противоположностью. И пусть он ходил под щитом правосудия, мне казалось, что к нему мужчина не имел никакого отношения. Он не слишком отличался от своего брата. Смерть Хагрида лишь усилила его озлобленность на весь мир. Неприязнь, быть может, зародившуюся в самом детстве, ибо пусть и редко, но я подмечала неожиданную смену настроения на его мужественном, обросшем жесткой щетиной лице: от грозного к обиженному. Совсем как у ребенка.

Сегодня последний день пребывания Лизы в Фризенвейне. Ходят слухи, что ее уже завтра перевезут в Амстердам.

Байкорт дежурил сейчас в участке. Мужчина, потерявший брата якобы по вине восемнадцати летней девушки , которая сидела в камере совсем рядом с ним. Мне стало страшно.

Вечерело. Я зажгла настольную лампу. Схватила первый попавшийся измазанный чернилами желтый листок бумаги и ручку. Принялась писать. Изливать душу на этой затхлой бумажонке, обреченной на сожжение, дабы вместе с ней превратились в пепел и мои переживания. А их становилось больше с каждым днем.

Я боялась наступления своего конца. Каким же он будет?

Вышла одна страница. Я поставила подпись и потянулась к спичкам, когда вдруг в лицо мне ударил закатный свет солнца. Я зажмурилась, выставив руку перед собой, и закрыла окно дырявыми шторами. Взглянула на листок бумаги и неожиданно для себя забыла о спичках. В голову мне пришла другая идея.

Взяв новый лист, принялась писать.

Через час я добралась до полицейского участка. Дверь, к моему великому счастью, оказалась открыта, будто сама судьба благоволила мне, а удача повернулась лицом.