Быть Северусом Снейпом

Глава 33. Боггарт

В четверг утром, машинально глянув на расписание, я впервые за долгое время ощутил желание остаться у себя в комнатах. Хотя за все годы работы я не пропустил ни одного занятия, бывали дни, когда переступить порог класса казалось подлинным испытанием.

Последние два года не оставляли шанса апатии. Однако сегодня она неожиданно ударила с утроенной силой, и несколько минут я стоял неподвижно, тупо разглядывая дверь в коридор.

Я знал: испытывать жалость к себе — удел неудачников и слабаков, но иногда с трудом боролся с чувством досады и горечи. Наверное, это действительно жалко — не помнить даже, когда в последний раз чувствовал себя беззаботно. Именно сегодня я в очередной раз ощутил, насколько в конечном счете бессмысленно всё, что я делаю. Теоретически, все мои действия направлены на борьбу с Темным Лордом, но ведь я понимал, как никто другой: ничто и никогда не станет достаточной расплатой за то, что он сделал. Я никогда не получу должного удовлетворения, никогда не смогу снова почувствовать себя свободным — даже его смерть не вернет мне Лили. Не искупит мою вину.

Блэк сбежал из тюрьмы, и в последнее время о нём ничего не слышно. Значит ли это, что он поспешил убраться как можно дальше из страны? Если да, велика вероятность, что его не найдут, сколько бы лет ни ушло на поиски. Мало кто умел затаиться так, как Блэк, хоть это противоречило самой его сущности. Он всегда мечтал находиться в центре внимания, как и его дружок, но, в отличие от идиота Поттера, Блэк был достаточно умным, чтобы знать, когда следует лечь на дно. Сохранив рассудок после стольких лет Азкабана, он едва ли решит рисковать снова.

На первом уроке будут гриффиндорцы и слизеринцы. Само по себе дьявольское сочетание, а если учесть, что сегодня в класс вернется Малфой, чье отвратительное поведение мне опять придется терпеть... Было почти физически невозможно наблюдать, каким глупым, завистливым и высокомерным растет этот ребенок. Не будь он сыном Люциуса, я приложил бы все усилия, лишь бы сделать из него настоящего слизеринца вместо жалкой пародии, в которую он постепенно превращается. Удивительно, ведь Люциус был образцом для подражания всему факультету.

Иногда я скучал по прежнему Малфою, на которого мне когда-то хотелось быть похожим. Увы, после нескольких лет служения Лорду тот человек исчез за маской самовлюбленного глупца, слишком испуганного, чтобы признать свою ошибку, а потому изо всех сил изображающего, будто всё идет по его плану. Со временем маска настолько приросла, что теперь я сомневался, понимает ли сам Люциус разницу между собой теперешним и собой прошлым.

Драко, к сожалению, был слишком мал, чтобы увидеть правду, и меня почти тошнило от необходимости подыгрывать Люциусу и закрывать глаза на всё более недостойное поведение его сына.

Еще и Люпин, расхаживающий по замку с таким видом, словно он имеет на это право... наверняка только и ждет подходящегот случая предать Альбуса и остальных, кто ему доверился. Хорошо хоть я сохранял трезвость рассудка и был готов следить за каждым его шагом, чтобы вовремя предотвратить беду.

Необходимость варить ему зелье выводила из себя так, что несколько раз я всерьез задумывался, а не модифицировать ли рецепт, не добавить ли ему каких-то очень специфических качеств. Останавливала лишь мысль о реакции Альбуса. Его укоризненный взгляд и тихий, разочарованный голос были в сотню раз хуже любой ругани.

Я просто чувствовал себя... уставшим. Уставшим, бесполезным и бессильным.

Глубоко вздохнув, я снова подумал о Дамблдоре и наконец почувствовал, как апатия отступает.

До чего омерзительно купаться в жалости к себе, когда рядом есть люди, чье положение в сотни раз сложнее. От меня зависело всего несколько жизней, тогда как Альбус отвечал за всех в школе. Каждый промах человека, выполняющего его указания, бил по нему вдвойне — он наверняка винил себя и за случившуюся неудачу, и отдельно за то, что не подготовил этого человека лучше. Учитывая возраст директора, для меня было загадкой, как он всё еще не сломался и не потерял веру в то, что делает. Если Люциусом я когда-то восхищался, то к Дамблдору испытывал глубочайшее, непоколебимое уважение, не сравнимое ни с чем, что я когда-либо к кому-то чувствовал. Этот человек был уникальным, на его примере стоило учиться.

Более-менее ободрившись, я снова взглянул на расписание. Слизерин и Гриффиндор, и Малфой с его «тяжелой» травмой. Что ж, если отогнать уныние на задний план и позволить злости выйти на первый, сегодняшний урок может оказаться вполне сносным. В любом случае, всему рано или поздно приходит конец.

Странно, но ничто не утешало меня больше, чем эта мысль.




* * *

Малфой не появился на первом уроке зелий. Сначала это вызвало во мне прилив бешенства — мальчишка еще никогда не смел так нагло меня игнорировать. Но, когда через несколько минут после начала второго занятия в дверь коротко постучали, я едва удержался от того, чтобы не закатить глаза. Что-то от настоящего слизеринца в Малфое определенно было: он ухитрился поймать меня на неточности. Я не говорил ему прийти на оба урока — сказал только, что буду ждать его появления. Он и появился, часом позже.

С другой стороны, он прекрасно понимал, что именно я имел в виду. В первую очередь я был его деканом и профессором: такой поступок мог повеселить его одноклассников, но никак не меня.

Выходка Драко окончательно вывела меня из себя, разрушив шаткое душевное равновесие. В каком свете этот идиот меня выставляет? Привык, что я прощаю ученикам своего факультета мелкие недочеты и закрываю глаза на небольшие ошибки, и смеет рассчитывать, будто я проглочу хамство в свой адрес? Скрежеща зубами от бессильной ярости и старательно пытаясь говорить ровным голосом, я бросил:

— Садитесь скорее.

Явно довольный собой, мальчик прошествовал к своему месту и начал вытаскивать ингредиенты. Мне не нужно было поднимать голову, чтобы увидеть, как Поттер и Уизли обменялись полными негодования взглядами. Только гриффиндорцы способны оскорбляться раз за разом, сталкиваясь с несправедливостью, после стольких лет. Другие давно бы приняли это как должное и перестали так бурно реагировать.

— Сэр, — обратился ко мне Малфой, — сэр, у меня болит рука, и мне понадобится помощь в нарезке корений маргариток.

Я раздраженно поджал губы.

— Уизли, нарежьте Малфою коренья, — приказал я и с трудом подавил усмешку, слыша, как гриффиндорец почти задыхается от гнева. Хоть что-то в этой отвратительной ситуации меня по-настоящему забавляло.

— Ничего у тебя не болит, — прошипел он Малфою.

— Ты слышал профессора Снейпа, Уизли, так что давай режь.

Буквально через две минуты мальчишка закончил и сунул ингредиент Драко. Я прикрыл глаза, прекрасно понимая, что за этим последует.

— Профессор! — тут же раздался его недовольный голос. — Уизли неровно нарезал мои коренья.

Чувствуя, что еще немного — и я взорвусь от ярости, я встал и медленно приблизился к ученическому столу. Да, Уизли полностью испортил замечательное растение. Баллы я не снял только потому, что в этой ситуации Малфой раздражал меня куда больше.

— Отдайте свои коренья Малфою, Уизли, — велел я, — а его возьмите себе.

— Но сэр!..

— Сейчас же, — прошипел я. Гриффиндорец отшатнулся и, с пылающими от гнева щеками, поменялся кореньями с Драко.

Я развернулся, чтобы отойти к своему столу, когда Малфой снова заговорил:

— А, сэр, еще я не смогу справиться с сушеной смоквой.

Я со всей силы впился ногтями в ладонь, искренне надеясь, что хоть это немного отрезвит меня. Малфой зашел слишком далеко — либо он полный кретин, либо совсем потерял разум и решил, что может демонстрировать мне свое неуважение и остаться при этом безнаказанным. Я ненавидел, когда кто-то на моём уроке хотел увильнуть от своих обязанностей. Не будь у меня необходимости отвлечь Малфоя от инцидента с гиппогрифом, я бы заставил его нарезать вдвое больше ингредиентов левой рукой. Ему пошло бы на пользу. Пока же выходило, что пользу извлек только Уизли и, наверное, Поттер, внимательно следивший за происходящим. В будущем они, вероятно, не повторят эту ошибку и будут старательно выполнять любую полезную работу, которую им поручат.

— Поттер, очистите смокву Малфоя, — сказал я, ощущая, что всё тело почти вибрирует от напряжения. Малфой еще пожалеет о своем поведении — клянусь, я не спущу ему это с рук. Выжду какое-то время и, когда история с гиппогрифом более-менее забудется, преподам Драко урок, который навсегда отучит его бездельничать на моём уроке.

Поттер, мрачно поджав губы, принялся за работу, а я наконец отошел от их стола и направился к другим ученикам.

Этот урок стремительно становился худшим за всю историю моего преподавания. Малфой, совершенно распоясавшись, продолжил болтать как ни в чём не бывало:

— Как там ваш дружок Хагрид?

— Не твое дело, — процедил Уизли.

— Боюсь, недолго ему осталось нас учить, — сожаление в голосе Малфоя было таким фальшивым, что меня передернуло. — Папу очень обеспокоила моя травма...

— Поговори еще немного, и я подарю тебе настоящую травму!

— ...Он пожаловался Совету попечителей и в Министерство магии.

Я остановился, чувствуя, как ярость внутри продолжает набирать обороты. Люциус пожаловался в Министерство? Я думал, мне удалось убедить его ограничиться Советом попечителей. Чёрт его побери! Он действительно заигрался. Неужели он не осознает, что кофликт с Дамблдором не приведет его ни к чему хорошему?

Я прекрасно понимал, как велика пропасть между взглядами старшего Малфоя и директора. Но ведь Люциус на свободе не в последнюю очередь благодаря Альбусу. Дамблдор был одним из немногих, кто настаивал, чтобы суды над Пожирателями исходили из презумпции невиновности. Это спасло от Азкабана тех, кого Темный Лорд принудил к службе шантажом и Империусом, и других, кто запятнал свою репутацию общением с Пожирателями, но не совершил никаких преступлений. Однако это же помешало посадить самых искушенных в защите, имеющих давние связи с властями и деньги — таких, как Люциус. Видимо, не склонный отягощать себя долгами, Люциус записал свободу на счет своих личных побед.

Если неблагодарность была объяснима, то недальновидность Люциуса меня неприятно удивляла. Как один из самых приближенных к Лорду, он должен хорошо помнить, насколько безумным стал «хозяин» незадолго до рокового дня в Годриковой лощине. Люциус должен осознавать, что после возвращения Лорда его положение может стать катастрофическим, и тогда Дамблдор окажется для него, Нарциссы и Драко единственным спасением. Но нет, он настойчиво портил отношения с директором. Похоже, гордость окончательно затмила рассудок Люциуса, а годы свободы притупили ужас, который он испытывал в последние месяцы до падения Лорда.

Практически трясясь от распирающего бешенства, я набросился на Лонгботтома, с лица которого от страха мгновенно схлынули все краски. До чего жалкое существо.

— Оранжевое, Лонгботтом, — ледяным голосом констатировал я, зачерпывая немного отвратительной жидкости и на глазах всего класса выливая ее обратно в котел. — Оранжевое. Скажите мне, вы способны воспринимать хоть какую-то информацию? Разве вы не слышали, как я ясно сказал: добавить одну крысиную селезенку? Разве я не говорил, что двух капель пиявочного сока будет достаточно? Что я должен сделать, чтобы вы, наконец, начали понимать?

Теперь к лицу мальчишки прихлынула кровь, на глазах выступили слёзы. Я в отвращении скривился. Такие ученики вообще не должны переступать порог Хогвартса. Вначале я предполагал, что расхлябанное состояние этого сопляка может быть вызвано болезнью его родителей, но теперь очевидно, что он сам по себе ни на что не способен и едва ли это когда-нибудь изменится.

— Пожалуйста, сэр, — раздался взволнованный голос Грейнджер, — пожалуйста, позвольте мне помочь Невиллу всё исправить...

— Не помню, чтобы давал вам разрешение выпендриваться, мисс Грейнджер, — холодно прервал я ее и с удовлетворением увидел, как лицо гриффиндорки тоже вспыхнуло. — Лонгботтом, в конце урока мы дадим пару капель этого зелья вашей жабе и посмотрим, что случится. Может, это заставит вас сделать его правильно.

Я не успел отойти, как Лонгботтом жалобно обратился за помощью к Грейнджер. Что ж, я не сомневался, что этот остолоп — полная бездарность, а вот сможет ли Грейнджер исправить подпорченное зелье... интересно.

Видимо, заразившись наглостью Малфоя, многие в классе принялись переговариваться. Финниган громким шепотом окликнул Поттера:

— Эй, Гарри, ты слышал? В Пророке пишут, что Сириуса Блэка видели.

Я остановился рядом с котлом Патил и обратился в слух. За завтраком со мной уже поделились этой новостью, и я почувствовал одновременно ликование и страх. Ликование, потому что дни Блэка сочтены — он не покинул страну, а тут его рано или поздно поймают, ведь вся общественность начеку. Страх — потому что Блэк явно настроен серьезно, он не успокоится, пока не доберется до Поттера. Я не был уверен, известно ли об этом самому Поттеру — оставалось надеяться, что возможность узнать появится прямо сейчас.

— Где?

— Совсем недалеко отсюда, — в голосе идиота Финнигана звучало воодушевление. — Его увидела маггла. Она, конечно, приняла его за обычного преступника — им же вроде всем так сказали? Вот и позвонила на горячую линию. К тому времени, как на место прибыли люди из Министерства, Блэка и след простыл.

— Недалеко, значит... — Уизли бросил странный взгляд на Поттера. Я задумчиво нахмурился, но Уизли тут же добавил, обращаясь к Малфою: — Чего тебе? Еще что-то порезать?

Малфой его проигнорировал, не мигая глядя на Поттера.

— Что, думаешь поймать Блэка собственноручно? — осведомился он. Я быстро взглянул на гриффиндорца. Неужели Малфою известно то, чего не знает Альбус? До Поттера действительно дошла информация, которую тщательно от него скрывают?

Но тот только отмахнулся: