Оказалось, что Ибо положили в палату №5 на первом этаже. Что ему очень не нравилось, потому что на том, третьем, где он бывал так часто, было тихо и безлюдно, тогда как здесь постоянно горел слепящий свет и стоял людской гул.
Ему это очень не нравилось. Очень раздражало. Очень тянуло обратно. Очень тянуло.
Ибо назначили диету, поэтому кормили невкусно. Какой-то злаковый хлеб, пресный суп, безвкусные овощи и всё в таком роде. Минчжу обещалась навещать его как можно чаще, но получалось от силы три раза в неделю.
Ибо как никто понимал её, ведь работала она допоздна, еле-еле упрашивая начальника закончить пораньше. Собственно, он и сам едва ли не пинками выгонял её домой, беспокоясь, что Сунлинь вновь поколотит её.
— Мама, разведись уже с ним. — скуля, уговаривал он, с подозрением рассматривая наспех замазанные тональным кремом лиловые пятна на её лице.
— Обязательно, а-Бо. — приговаривала та. — Только потерпи ещё чуть-чуть, только подожди.
***
Мадам Чунь тоже навещала его. И от неё он узнавал о постепенно улучшающемся самочувствии Чжаня.
— Глядишь, через полгода плясать будет.
Ибо ужаснулся, округлив глаза:
— Сколько?.. Полгода?!
Мадам Чунь искренне удивилась.
— Ну да. Видишь ли, Ибо, при оскольчатом переломе позвоночника прописан строгий постельный режим не менее 4-х месяцев. Так что полгода — это наименьший срок, чтобы научить Чжаня заново ходить.
«Чжань… Я поставлю тебя на ноги. Обещаю тебе.»
***
Две недели, что он провёл здесь, он готов был лезть на стену от одинокой тоски и угрызений.
Сяо Чжань всего лишь двумя этажами выше него, но не хочет его видеть. Да и наведывающаяся к Ибо примерно раз в два дня госпожа Чунь запретила ему покидать свой коридор, ссылаясь на его слабое, воспалённое сердце.
Сердце и впрямь болело.
Гораздо сильнее, чем тогда, когда миокардит развивался в раннем возрасте.
«Чёрт, это по-любому не миокардит.»
***
Почему-то Ибо вспомнил о том самом пакете с мамиными банановыми кексами. К которым, к слову, и не притрагивался.
Ночь. Несмотря на многочисленные запреты Чунь Юйлань, он пробрался на третий этаж. И вот, он снова в одиночестве сверлит тоскливыми глазами дверь, пронумерованную «38».
Лёгкий ночной ветерок полоскает тонкую ткань его одежды, холодом пробегает по коже.
Но ему не холодно, нет. Одно нахождение в нескольких метрах от Чжаня согревает Ибо изнутри.
