Что-то наподобие грозного шторма сейчас творилось в несоображающей голове Ибо. Неверие столкнулось в поединке с поднимающим вверх воодушевлением.
«Что… Что он сказал? Что это значит? Я не ослышался? Я схожу с ума?..»
Так бесконечно много вопросов и так чертовски мало ответов.
Своей непонимающей миной он созерцал жалобное, но невыносимо красивое лицо Чжаня.
С краешка глаза Чжаня покатилась хрустальная слеза, но он не отводил взгляда от того. Повисла такая гробовая тишина, что они слышали сбивчивые дыхания друг друга.
Ибо, как и несколько минут назад, недвижно сидел на полу, больно вжимаясь в него синюшными коленями. И боялся шевельнуться, словно опасаясь, что хрупкий Сяо Чжань упорхнёт от него, как невесомая, уязвимая бабочка.
Всё, на что хватило смелости у почти откинувшего душу Ибо — только почти неощутимо, зыбко коснуться лишь самыми кончиками подушечек пальцев тыльной стороны левой ладони Чжаня. Она была белая-белая, как снег. Исхудавшая и костлявая, как у обезвоженного мученика.
Коснулся так трепетно, так мягко, как будто Сяо Чжань — единственный и неповторимый на этом свете.
Шумно сглотнув и ни на секунду не сводя глаз с этого побледневшего и осунувшегося мальчика, Ибо шепнул:
— Что…
Он хотел договорить такие слова, как «что ты сказал?» или «что ты имеешь ввиду?». Но язык будто сам собой закостенел.
Ибо бросало то в жар, то в холод. Сердце то замирало, то колотилось, как у сумасшедшего.
Неужели… Сяо Чжань и впрямь не забудет его?.. Неужто он… Простил его?!..
Чжань тихонько вдохнул воздуха, едва поднимая грудь. Это было очевидно и ясно, ведь сковывающая боль всё ещё стесняла движения разбитых почти вдребезги рёбер.
Десять рёбер, мать его. У Сяо Чжаня сломано десять рёбер. У человека всего их двадцать четыре… То есть десять — почти половина.
«Насколько же трудным ему даётся сделать хотя бы один вдох самостоятельно?..»
Да, из-за этого Чжаня и подключили к неинвазивной вентиляции лёгких. «Чтобы он не задохнулся, чтобы при чересчур сильном вдохе ребро не проткнуло лёгкое.»
«Ван Ибо!!! Да что ты за выродок!»
Ибо готов был рвать на себе волосы от досады на самого себя. От ненависти на самого себя, хотелось втоптать самого себя в землю, выкачать кровь и размозжить мозги.
Невозможно описать его злость на себя, выявлявшуюся сейчас лишь через неустанно катившуюся солёную воду по щекам.
Наконец-то он зол на самого себя. На себя, а не на кого-то другого — невиноватого и бессильного.
