Забери меня

23 Глава

      Объяснять Антону, кто он, было слишком долго и потому опасно. Да и как это объяснишь не разговаривая и не снимая шлем? А снять шлем из-за неудобной застежки снизу было целой эпопеей, большей эпопеей было только его надеть. Его вообще застегивал Матвиенко. К тому же за вопросом «кто ты?» следуют «как ты выжил?», «как ты меня нашёл?», «куда мы идём?» и ещё пара десятков всяких уточнений. Помимо этого всего Арсений вообще не уверен, что будет в состоянии что-то делать и куда-то идти, после того как Шаст на него отреагирует. Причём неважно как. Его может одинаково унести и от счастливого «Арс, наконец-то!», и от «Зачем ты пришёл?».

      Сначала объяснять было неуместно и долго. А потом почему-то страшно. Но после разговора с Серегой тянуть особо некуда. Поэтому парень все же стаскивает шлем, нервно переминается, проводит рукой по лбу, хотя волосы сейчас довольно короткие и челки попросту нет. Медленно оборачивается, кидает на Антона боязливый взгляд и делает шаг назад. Шаст несколько бесконечно долгих секунд смотрит на него как на восставшего из мертвых, хотя, наверное, для него Попов таковым и является. И за это время Арс успевает загнаться из-за всего этого мира. Он очень грубо Антона из здания тащил, губу разбил, ногу порезал. Сам как инвалид с лекарственной зависимостью сделан. В придачу поехавший и просто изменившийся до неузнаваемости. Он человека убил. А что если Шаст вообще не заказывал своё спасение и ему и там неплохо было? Или пересмотрел своё к Арсению отношение? Может, он заебался за три года Попова ждать? На кой хер Арс тогда вообще рванул поперёк телохранителей? На что он рассчитывал? Что они его испугаются что ли? Что он капитан Америка, блять? Раскидает пятерых мужиков?       Пока Попов методично доводит сам себя до нервного срыва, Шаст ошалело его разглядывает. Этот Арсений совсем не такой, как во снах или воображении. Разводы чужой крови и грязи на рукаве, нервно теребящая какую-то застежку на форме рука, конвульсивно поджатые дрожащие пальцы, то ли ободранные, то ли изгрызенные костяшки, коротко подстриженные волосы, шрам на виске, болезненно острые скулы, темные круги под лихорадочно блестящими глазами, сжатые в тонкую линию обветренные губы, взгляд какой-то затравленный и отчаянный. Нет той уверенности, легкости, спокойной равнодушной полуулыбки, как во снах. А воображаемый Арс вообще от него устал, потому что Шастун сам от себя устал.       Антон медленно-медленно, как под гипнозом, подходит ближе, протягивает к его лицу руку, которая вдруг замирает в нескольких сантиметрах, а парня охватывает ужас, что от прикосновения Арсений растворится в воздухе. Тот смотрит на ладонь с какой-то болью и трепетом, не выдерживает и сам прижимается к ней. Антона всего простреливает каким-то безудержным тягучим восторгом, аж ноги подгибаются. Он мягко оглаживает чужую щеку, большим пальцем проводит по нижней губе, Арсений рвано выдыхает, едва ощутимо ластится в ответ, прикрывает глаза, пушистые ресницы дрожат, как, впрочем, и весь парень. Не растворяется. Шаст хватает его за воротник, тянет на себя, сам тоже подаваясь навстречу и порывисто обнимает. Арсений пахнет кровью, потом, чем-то медикаментозным, но в запахе все равно улавливается что-то щемяще родное, от чего внутри доверчиво разливается придурковатое счастье.       Арсения действительно уносит мгновенно, причём до такой степени, что он забывает, кто он, где он и в чем была его занятость. Психика словно срывается с цепи, разнонаправленных эмоций так много, что их даже не удаётся уложить в общее русло радости. Весь мир сжимается до поверхностных, едва улавливаемых сигналов от органов чувств. В один момент он чувствует холодные немного влажные пальцы на своей шее, и под кожей роем пробегают мурашки, в следующий слышит хриплое «Арс, Арс», опущенный взгляд выцепляет кровь на штанине, парень вспоминает про порез и тут же забывает. Его колотит так, что он едва стоит на ногах, и то хватаясь за Шаста.       Антон приходит в себя первым, чуть отстраняется, брюнет покорно выпускает его из объятий, но цепляется за рукава рубашки. Впрочем, до конца разрывать физический контакт Шаст бы и сам не стал, вдруг, теперь Арс от этого растворится? А вообще ему сейчас нужно больше Арсения, ещё больше, Антон хочет объяснений, доказательств того, что у него не глюки, хочет хотя бы поймать его взгляд, но Арс ещё ниже опускает голову и прячет глаза.       — Арс, Арс, — зовёт парень.       Попов бросает бесполезные попытки взять себя в руки, какой есть садится на землю и принимается воевать с замком нагрудного кармана. Антон смотрит на эту битву, и его вдруг бросает в холод. Он ещё раз окидывает Арса взглядом. Что с ним происходило эти три года? Почему он не разговаривает, что с руками? Разглядывает шрам на виске. Какие вообще бывают последствия у выстрела в голову, кроме смерти? Он почему-то был уверен, что никаких, что это стопроцентное фаталити.       — Можно я помогу?       Попов кивает и опускает руки, Шаст достаёт из кармана вчетверо сложенный листок бумаги, Арс взмахивает рукой, мол, читай.       Прости, если тебя не нужно было забирать. Я не уверен, что помню все правильно. Лучше сказать мне об этом сейчас, возможно, ещё не поздно что-то поменять.       Мы едем на дачу одного моего знакомого мента. Первое время будем ошиваться там, потом посмотрим.       Я не могу говорить, но слышу. Нормально шевелить пальцами тоже не могу. А ещё неиронично сумасшедший. Пуля зацепила много всего важного.       Я надеюсь, что с тобой все в относительном порядке, но если нет, а я не в состоянии что-либо делать, то аптечка на переднем сидении, в ногах. Сзади ящики, в одном из них пледы, одежда и тому подобное, в другом еда, в основном сырая, но колбасу с хлебом и так можно сожрать. Везде копайся, бери все, что найдёшь.       Я под «энергетиком», около трёх вырублюсь часа на четыре. Это нормально, никак помогать не нужно. Хорошо бы успеть добраться до дачи к этому моменту. В противном случае, ехать оставшуюся часть пути придётся тебе, нужное место отмечено в гугл картах. Пароля на телефоне нет. На крайняк, можем просто постоять на обочине, пока я немного не приду в себя. Ключ от дома в бардачке. Серега сказал, что с домом и в доме можно делать что угодно, главное его не сжечь.       Я наверняка веду себя странно. Не обращай на это внимания. Я слишком много всего о тебе помню, но не уверен, что это правда. Не могу разобраться в своих мыслях.       Прости. Три года это слишком долго.       Я люблю тебя.        — Арс, блять, — всхлипывает Антон, — Ты невозможный! — он снова притягивает Попова к себе и тот согласно жмётся ближе, — Ничего не долго. Главное, что ты живой. Ты же живой? Это же правда ты? Блять, Арс. Арс.       Он столько всего хочет рассказать: и про то, как Арс ему снился, и про выдуманные разговоры, и как было плохо, и как он бесконечное количество раз прокручивал в голове те две недели. Так много всего хочет сделать: обниматься, просто поговорить, выцеловывать каждый сантиметр кожи, перебирать пальцами пряди темных волос и ещё много чего. Ему Арсения бесконечно мало, и от того, что он настолько рядом, ощущение недостаточности только усиливается. Мозгами Антон все ещё не до конца верит в «воскрешение», но подсознание уже запустило обезьянку с тарелками, и дурной радости в груди плевать на здравый смысл. Арс другой, странный, непредсказуемый, такой настоящий. Такому неоткуда взяться в воображении.