Мальчик, который разбился о волны [Редактура]

八つ (8). Течёт, покуда не иссякнет

Ему было тридцать семь. А может и тридцать восемь (никто не знал наверняка). Он вставал, когда другие ложились, и ложился, когда другие вставали. По ночам, когда никого нет, он выходил на берег и плакал, как ребёнок, которого наказали и отобрали игрушку. Не оттого, что было плохо, а оттого, что был. Он считал это главной ошибкой и молил богов, чтобы они забрали его. Но боги были глухи. У них много забот, им не до глупого маленького человека из далёкой деревушки.

И он продолжал плакать, ведь больше ничего не оставалась.

Он видел море в других и предупреждал всех, что они должны уметь плавать, чтобы не захлебнуться в себе. Но мало кто слушал, считая его слова бредом. Он здоровался с клёнами и ветками сакуры, птицами и ночными сверчками, бродячими собаками и кошками. Они были его друзьями.

У него была деревянная лодка, которую они когда-то сделали с отцом. Иногда он вспоминал тот момент, когда отец впервые заговорил с ним без презрения, и тоска снова вырывалась потоком слёз. Лодочка так никогда и не поплыла. То ли потому что была слишком тяжёлой, то ли потому что дырявой. Порой он наливал в таз воды и смотрел, как она идёт ко дну, в глубине души сравнивая её с одним знакомым мальчиком.

У него было небо. Бесконечное, бескрайнее, искажающееся в белозубой улыбке облаков. Он взирал на него глазами чернее тьмы и улыбался в ответ уголками губ. Оно рассказывало ему сказки из необычных стран и городов, в которых побывало, и смеялось над его историями. Оно дарило ему солнце и дожди в благодарность за компанию. Где-то там, за белоснежной стеной, жили боги, но небо не позволяло на них смотреть, скрывая от остальных. Он не обижался. Он понимал, что это необходимо.

У него был дом, старый, обветшалый. Он не строил его, ведь не умел строить, а лишь разрушать. Он подвешивал перед входом корзинку, а крышу застилал травой и полынью. Дверь у дома была перекошена и пропускала холод, но он закидывал её тряпками и ни о чём не думал.