Чёрная пыль

Часть 9

На полу, разумеется, в итоге не спал никто. Пока Арсений пропадал где-то, кажется, в ванной, Антон постелил им обоим на диване. Не в каких-то корыстных целях — просто. Диван вполне умещал их обоих, и, если в кои-то веки выдавалась возможность поспать на мягком, нужно было воспользоваться ей без раздумий. Арсений долго не возвращался, и Антон на самом деле был благодарен ему за эту маленькую передышку. Он с трудом представлял, как теперь стоило вести себя. Не то чтобы хотелось делать из произошедшего драму, но повод подумать здесь явно напрашивался. Закончив с диваном, Малой тихонько выбрался из комнаты и прошёл на кухню за водой, но помещение неожиданно оказалось занято: за столом, заваленным разобранным оружием, сидел Армян и сосредоточенно колупался в металлических деталях. — К Выбросу готовишься? — спросил Антон — больше из вежливости; разговаривать с ворчливым сталкером, признаться, не было никакого желания. — Ну, — кивнул Серёга, рассматривая на свету ствол «АКМ» и периодически тыкая в него ёршиком. — А ты чё полуночничаешь? У нашего холодильника после одиннадцати комендантский час. — Я не к холодильнику. Попить. Антон налил стакан воды и прислонился к тумбочке, бездумно глядя на гору оружейных запчастей. — Арс сказал, ты какого-то парня разыскиваешь, — внезапно произнёс Армян, даже не поднимая головы. — Друга, что ль? Антон едва не поперхнулся очередным глотком. — А что ещё Арс сказал? — Что ты писаешься в кроватку, блядь, — грубо рявкнул сталкер и, закатив глаза, отложил несчастную деталь автомата. — Ты заебал, Малец. — Малой, — огрызнулся Антон, почувствовав, как к горлу подступила волна ответной агрессии. — В чём, собственно, дело? Чё ты на меня наезжаешь весь день? — Потому что ты тупой! Похрен, что ещё сказал Арсений. Ничего особенного он про тебя не говорил, тоже мне, блядь, важный, как хуй бумажный. — Тогда к чему это всё вообще? — К дружбану твоему, — пробурчал Армян, немного утихомирившись. Антон насторожился. Поставив полупустой стакан на тумбочку, он скрестил руки на груди и подался ближе к столу. — Ты что-то знаешь про него? — Нет. Но мой тебе совет, лопоухий. — Серёга посмотрел на Малого пристально и теперь уже без злобы. — В Зоне, когда ищешь, надо искать спокойно. А то такое можно найти, что пожалеешь сто раз. ***
Антон с Дашей были очень похожи. Как кровные брат и сестра. Оба зеленоглазые, русоволосые и курносые, с немного несуразной, но красивой худобой. С вечно вздёрнутыми в улыбке уголками губ — и с заразительным, детским смехом. Антон всегда находил это забавным совпадением — и лишним поводом подчеркнуть, что совпадений на самом-то деле не бывает — точно не в этом случае. Ведь их судьбы, их — троих, были заранее переплетены кем-то там свыше — а как иначе? — по-другому и не могло сложиться. Дашка-улыбашка, Антошка-босоножка. И и очередным глотком. — А что ещё Арс сказал? — Что ты писаешься в кроватку, блядь, — грубо рявкнул сталкер и, закатив глаза, отложил несчастную деталь автомата. — Ты заебал, Малец. — Малой, — огрызнулся Антон, почувствовав, как к горлу подступила волна ответной агрессии. — В чём, собственно, дело? Чё ты на меня наезжаешь весь день? — Потому что ты тупой! Похрен, что ещё сказал Арсений. Ничего особенного он про тебя не говорил, тоже мне, блядь, важный, как хуй бумажный. — Тогда к чему это всё вообще? — К дружбану твоему, — пробурчал Армян, немного утихомирившись. Антон насторожился. Поставив полупустой стакан на тумбочку, он скрестил руки на груди и подался ближе к столу. — Ты что-то знаешь про него? — Нет. Но мой тебе совет, лопоухий. — Серёга посмотрел на Малого пристально и теперь уже без злобы. — В Зоне, когда ищешь, надо искать спокойно. А то такое можно найти, что пожалеешь сто раз. ***
Антон с Дашей были очень похожи. Как кровные брат и сестра. Оба зеленоглазые, русоволосые и курносые, с немного несуразной, но красивой худобой. С вечно вздёрнутыми в улыбке уголками губ — и с заразительным, детским смехом. Антон всегда находил это забавным совпадением — и лишним поводом подчеркнуть, что совпадений на самом-то деле не бывает — точно не в этом случае. Ведь их судьбы, их — троих, были заранее переплетены кем-то там свыше — а как иначе? — по-другому и не могло сложиться. Дашка-улыбашка, Антошка-босоножка. И их крошка-Серёжка — как звала его Даша. Или Серёжка-макарошка — как звал Антон; он всегда больше склонялся к гастрономическим прозвищам, потому что так прикольнее и вкуснее, и макарошки он любил. Сейчас, сидя вдвоём в их тесной кухне, когда-то шумной, наполненной ароматами вкусной еды и смехом, он смотрел на Дашины руки, длинные, худые, пугающе похожие на его собственные. Старался не заглядывать в глаза — такие же карамельно-зелёные, как у него самого. Антон с Дашей были копией друг друга, и догадаться стоило, но такие вещи всегда становились до обидного очевидны лишь после. И никогда — сразу. Антон плохо разбирался в людях и не умел их читать от слова совсем. Пожалуй, только в этом они с Дашей были противоположностями: её проницательность работала за двоих. Когда он понял, уже стало поздно. Она всё знала. Он увидел это теперь во взгляде — должен был разглядеть раньше, но был слишком поглощён своим надуманным счастьем, чтобы заметить. Они пили чёрный чай с лимоном и долго молчали. В кружке уныло болталась мельхиоровая ложка — Антон ненавидел эту ложку, потому что она сильно отдавала горьким металлом. Он вытащил её, позволив каплям чая стечь обратно в кружку — не облизывать же этот противный кусок меди, — а затем осторожно положил на стол, стараясь не звякнуть громко. — Мне позвонили из части, — бесцветным тоном заговорила Даша. — Или не из части, я не знаю, кто были эти люди. — Что? Когда? — Он в Чернобыле. Его отправили сразу из Осетии. В составе спецотряда. — Как... — Секретная миссия. Пропал без вести. Это всё, что они сказали. Антон смотрел на Дашу невидящим взглядом. Блёкло-зелёные глаза напротив расплывались туманным пятном. — Я не понимаю... — Тош, — позвала Даша твёрдым, словно не своим голосом. Она протянула ладонь и коснулась руки Антона. Пальцы были холодные, как лёд. — Найди его. Пообещай мне. — Я... — Пообещай. Раздался раскатистый взрыв. Картинка мгновенно сменилась, и теперь Антон прижимался спиной к горячему, нагретому под обжигающим солнцем кирпичу полуразрушенного здания. Кругом трещали автоматные очереди; кое-где полыхал огонь. Кричали женщины, было слышно детский плач. Антон в ужасе смотрел по сторонам; люди бежали — и тут же падали, беспощадно прошитые пулями. — Мама... — послышался тонкий голосок откуда-то из-под кирпичного завала. Антон без раздумий, на чистом инстинкте бросился к источнику звука. Под обломками оказался ребёнок, весь чумазый и маленький, мальчик или девочка — Антон даже не успел понять. Ребёнок плакал и тянул к нему свои тонкие, почти прозрачные ручки, и Антон подхватил его, прижал к себе и оглянулся в поисках укрытия. Совсем рядом что-то с глухим стуком упало и прокатилось по бетону. Он повернул голову и увидел на земле гранату. Внутри всё разом похолодело; считанные секунды растянулись на целую вечность. Словно в замедленной съёмке, он отпрыгнул в сторону и припал к полу, накрыв собой крошечное, худое тельце. Вот-вот должно было рвануть. Но ничего не произошло. Вместо взрыва он услышал голос, надрывный — и глухой, будто из-за перегородки. — Что ты от меня хочешь? — прозвучало в самую грудину. Антон с запозданием понял, что звук исходил из-под него. — Что?.. — Он непонимающе заморгал; перед глазами помутнело. — Ася! — Кто такая... — Ася, что ты хочешь?! Он подорвался на постели от чужого резкого вскрика. Арсений, весь мокрый от холодного пота, метался по подушке и умолял кого-то оставить его в покое. Антон склонился над ним и потряс за плечо. — Арс! Проснись, эй... Арсений не откликался. Антон затряс его сильнее, чувствуя, как в солнечном сплетении колко забилось нарастающее беспокойство. — А-арс, проснись! Арс! Арсений распахнул глаза — и тут же дёрнулся в сторону, ошалело глядя на Антона — и не узнавая. — Чш-ш, тише, это я, — успокоил его Антон, машинально приложив руку к холодному лбу, чтобы убрать испарину. — Антон? — пробормотал Арсений и, наконец придя в себя, с тяжёлым вздохом упал обратно на подушку. — Это всё из-за Выброса. Что тебе снилось? — спросил Антон, с волнением заглядывая в синие, помутневшие глаза. Арсений не ответил — лишь коротко мотнул головой, давая понять, что не хотел говорить — не сейчас. — Я принесу воды, — сказал Антон, поднимаясь с дивана; ему тоже не помешало бы попить и успокоиться; сердце до сих пор заходилось рваными ударами. — Не надо, — остановил его Арсений, потянув за руку. — Я сам. Всё нормально, спасибо. Он с благодарностью сжал пальцы на запястье Антона и, выбравшись из-под одеяла, бесшумно вышел из комнаты. Антон повалился обратно на подушку и уставился в потолок. Его слегка мутило — должно быть, из-за Выброса. Самый мощный энергетический всплеск случился, пока они спали, и теперь Зона пульсировала остаточными волнами. Теперь — там, снаружи, за стенами укрытия, она кишела десятками и сотнями новых, из ниоткуда материализовавшихся мутантов, вибрировала свежими аномалиями — и с раскрытой пастью ждала своей кровавой трапезы, голодная и жадная. Утром, перед выходом, нужно было не забыть выпить антирад — колёса, кое-как спасавшие от радиации. Антон в уме прикинул, сколько пачек у него осталось: для одного хватить должно было и на обратную дорогу, но он не знал, как дела обстояли с запасами Арсения. Мысль об обратной дороге моментальной цепочкой достроилась до воспоминаний о его сегодняшнем ночном кошмаре, а затем — о Серёже, про которого до сих пор не было известно ровным счётом ничего. Антон всё ещё не знал, правильно ли он поступал, начав двигаться этой дорогой — может, ему стоило идти в противоположную сторону, или на запад, или к Реактору. Или не идти вообще. Поначалу вела интуиция — их с Серёжей ниточка судьбы, и он ни на секунду не усомнился в ней, когда почувствовал, но сейчас всё будто перевернулось с ног на голову. Они прошли столько километров, столько раз ускользали от смерти — и столько знаков могли встретить по пути — но ничего не было. Может, «Эпицентр» шёл по другому маршруту. Может, Зона так изменилась, что больше не осталось следов. Может, никакого «Эпицентра» и вовсе не существовало. Слова Армяна эхом отдавались в голове, и, пожалуй, стоило бы к ним прислушаться — определённо, бесспорно — но как можно было искать спокойно сейчас, когда они зашли так далеко? Он действительно боялся того, что мог найти. Пожалеть боялся тоже. Всё-таки кое-что — по-прежнему не до конца понятое, но, несомненно, хорошее — он, наверное, уже нашёл. Не просил, не ждал — но нашёл. И было ли у него теперь право требовать чего-то ещё? Ведь Зона на счастье не щедрится. В Зоне понятия счастья нет вообще. С этой мыслью Антон положил ладонь на чужую половину дивана — и снова провалился в сон — на этот раз пустой, без кошмаров. Без ничего. * Проснулся от лёгких, нежных прикосновений к своей спине: тёплые кончики пальцев скользили по мелким, острым шрамам, которые сплошь покрывали кожу от шеи до поясницы. Сувенирчик, оставшийся в память о той чёртовой гранате — о том чёртовом августе. Солнце было низко; тусклые лучи пробивались через окно и, почти не грея, облизывали высунувшиеся из-под одеяла пятки. Антон, не глядя, перехватил чужую ладонь и обернулся. Арсений лежал на подушке совсем близко, рассматривал открыто, без стеснения; глаза были чуть покрасневшие — ночка выдалась тяжёлая. — Их так много, — сказал он, и Антон догадался, что Арсений имел в виду шрамы. — Откуда они? — Зацепило осколочной, — ответил тот, почему-то до сих пор не отпуская руку, — на войне. Арсений перевёл взгляд на их ладони и, кажется, собирался переплести свои пальцы с пальцами Антона, но тот понял жест иначе — и, подумав, что Арсению было неудобно, осторожно высвободил руку. Арсений возражать не стал, но на лице мелькнуло сожаление. — Ты не рассказывал про войну. — Вооружённый конфликт в Осетии. Южной. Тем летом. — Было больно? — Плохо помню, Арс, — спокойно ответил Антон. — Там, знаешь, как в фильмах. Сразу туман перед глазами. Ни черта не слышишь, не соображаешь. А потом — палата, шприцы. Ненавижу шприцы. — Знаю, что ненавидишь, — усмехнулся Арсений. Какое-то время они лежали, глядя друг другу в глаза и сонно, еле заметно улыбаясь. И, наверное, могли бы лежать так очень долго, но воспоминание о ночи, об их снах — о том кошмаре на двоих — резко всплыло в памяти, отрезвило — накатило ледяной волной. — Кто такая Ася? Улыбка в голубых глазах исчезла; вместо неё появились удивление, растерянность — и страх. — Ты во сне её звал, — пояснил Малой тихо, отчего-то почти переходя на шёпот. — Жена? Арсений качнул головой — нет, не жена. Вздохнул, неуверенно глядя на Антона; мешкал. Антон видел, как ему было сложно решиться. — Расскажи? Хотя бы сейчас, Арс. — Даже зубы не дашь почистить? — отшутился он, пытаясь вложить в интонацию непринуждённость, но вышло не очень весело. — Чтобы ты снова сбежал и заперся в ванной на два часа? Это был упрёк. Теперь — да. — Я не сбегал. — Именно это ты и сделал. — Поговорим об этом или о чём-то другом? — Ты хотел рассказать про сон, — мягко напомнил Антон. собирался переплести свои пальцы с пальцами Антона, но тот понял жест иначе — и, подумав, что Арсению было неудобно, осторожно высвободил руку. Арсений возражать не стал, но на лице мелькнуло сожаление. — Ты не рассказывал про войну. — Вооружённый конфликт в Осетии. Южной. Тем летом. — Было больно? — Плохо помню, Арс, — спокойно ответил Антон. — Там, знаешь, как в фильмах. Сразу туман перед глазами. Ни черта не слышишь, не соображаешь. А потом — палата, шприцы. Ненавижу шприцы. — Знаю, что ненавидишь, — усмехнулся Арсений. Какое-то время они лежали, глядя друг другу в глаза и сонно, еле заметно улыбаясь. И, наверное, могли бы лежать так очень долго, но воспоминание о ночи, об их снах — о том кошмаре на двоих — резко всплыло в памяти, отрезвило — накатило ледяной волной. — Кто такая Ася? Улыбка в голубых глазах исчезла; вместо неё появились удивление, растерянность — и страх. — Ты во сне её звал, — пояснил Малой тихо, отчего-то почти переходя на шёпот. — Жена? Арсений качнул головой — нет, не жена. Вздохнул, неуверенно глядя на Антона; мешкал. Антон видел, как ему было сложно решиться. — Расскажи? Хотя бы сейчас, Арс. — Даже зубы не дашь почистить? — отшутился он, пытаясь вложить в интонацию непринуждённость, но вышло не очень весело. — Чтобы ты снова сбежал и заперся в ванной на два часа? Это был упрёк. Теперь — да. — Я не сбегал. — Именно это ты и сделал. — Поговорим об этом или о чём-то другом? — Ты хотел рассказать про сон, — мягко напомнил Антон. — Не очень-то и хотел. Но ладно, — согласился он в конце концов и отвёл взгляд куда-то в пустоту, слегка повернув голову на подушке. — Ладно. Я тогда ещё в детской областной работал, практиковал много. Мы с Алёной, ну, моей...  Дверь распахнулась; они одновременно вздрогнули и отодвинулись друг от друга. На пороге стоял Армян.  — Я вас долго ждать буду? Трещат лежат, даже зубы не почистив, фу. Завтрак готов уже.  — Идём, — ответил Арсений, а затем крикнул вслед захлопнувшейся двери: — Спасибо!  Они вновь остались вдвоём. Разочарованно вздохнув, Антон перевернулся на спину — момент опять был упущен.  — Договорим позже, окей? — будто уловив его мысли, сказал Арсений и, выбравшись из-под одеяла, начал одеваться.  Антону послышалось, что в его голосе прозвучало облегчение.  — Окей.   Он искоса взглянул на Арса: тот неаккуратно натянул футболку, отчего его волосы смешно взъерошились. Захотелось поправить их рукой, но Антон лежал слишком далеко. Арсений, впрочем, тут же справился сам — запустил пальцы в непослушную шевелюру и пригладил чёлку — он всегда так делал, Антон уже выучил этот жест.  — А мне одному показалось, что он всё слышал?  Арсений фыркнул.  — Я предупреждал.  Внезапно снаружи раздался гулкий, раскатистый грохот, словно где-то совсем близко рванула мощная порция взрывчатки. Малой подскочил с дивана и схватился за свой автомат.  — Арс! — заорал Армян из коридора.
- Антон! Блять! Сука!