Чёрная пыль

Часть 14

  Они бросились к выходу. Позади подгонял непрерывный рёв зомби: те кучей высыпали из комнаты и кинулись за сталкерами. Арсений пытался отстреливаться, но это было почти бесполезно: пули позволяли урвать лишь секунду-другую форы. Антон, немного отрезвев от происходящего, уже сам тянул его вперёд.  — Отдай мне мой рюкзак! — крикнул он и, не дожидаясь ответа, принялся стаскивать с Арсения свои вещи.   — Зачем?!  — Ты еле бежишь!  Арсений наскоро попытался вытащить руку из лямки, но та запуталась в ремешке автомата.  — Твою мать!  Они оба замешкались, и Антон с ужасом будто в замедленном действии увидел синюшную, ободранную до мяса ручищу, схватившую Арсения за капюшон. Граф по инерции дёрнулся назад и упал прямиком в лапы зомби. Тот голодно зарычал и разинул пасть, чтобы своими гнилыми зубами впиться Арсению в шею.  — Пошёл на хуй, мразь! — заорал Антон и, вцепившись в мертвеца прямо голыми руками, яростно отшвырнул его в сторону.  Зомбак взревел и мешком повалился на ломившихся следом сородичей. Граф, испуганный и всклоченный, судорожно обернулся и напоследок дал по толпе слепую очередь, а потом, впихнув треклятый рюкзак Антону в руки, схватил его за локоть и кинулся бежать.  Они толпой вывалились из здания: сталкеры — впереди на какие-то несчастные пару шагов, за ними — десяток зомби, окончательно очнувшихся и живо набирающих скорость.  Антон на бегу столкнул один из газовых баллонов, расставленных по всему двору: тот, с тяжёлым лязгом ударившись о землю, покатился зомбакам под ноги и, как шар в боулинге, сшиб нескольких из них.  Забор казался уже совсем близко, нужно было лишь выбраться за его пределы — а дальше просто затеряться в чаще и оборвать наконец эту чёртову погоню. Но внезапно по другую сторону калитки показалось чужое ухмыляющееся лицо.   Белый стоял прямо в проёме, преграждая путь и хитро скалясь.  — Какого хрена?! — выпалил Антон, начав притормаживать.  — Белый! Белый, ты что делаешь?! — закричал ему Арсений и замахал рукой, не сбавляя шаг. — Отойди! Ты что задумал?!  Зомби вдруг хрипло расхохотался и, глядя Арсению в глаза, насмешливо ответил:  — Спасаю тебя, красивый. Испугался, что ли?  А потом отступил в сторону, пропуская пулей вылетевших сталкеров, и снова встал посреди дороги, на этот раз — уперев руки в дверной проём и крепко схватившись за металлические косяки.  Антон обернулся — и через секунду увидел, как в Белого с разбега начали влетать разъярённые мертвецы. Тот пошатнулся, но устоял на ногах, сдержав первую волну натиска.  — Фидель, фу! Фу! — рявкнул он. — Рожа вонючая! Это мои друзья!  Пока сталкеры ещё не отбежали слишком далеко, Арсений тоже оглянулся и, тяжело дыша после бега, зачем-то крикнул:  — Ты... говорил, что друзей в зоне не бывает!  Белый с силой отпихнул очередного своего товарища и бросил Арсению через плечо:  — Условно говоря.  Он усмехнулся, отчего кусок мышц под содранной кожей на его щеке криво пополз вверх.   — Беги, красивый, куда бежал. Тебя там ждут.  Арсений даже не успел толком изумиться очередному чересчур осознанному потоку фраз от зомби — и поблагодарить тоже не успел.  — Да пойдём же, Арс! — Антон схватил его за руку и рванул за собой в сторону чащи.  А потом неожиданно притормозил сам — потому что вдруг интуитивно, каким-то шестым чувством ощутил непреодолимое желание посмотреть в последний раз — и, оглянувшись на оставшийся позади институт, увидел голубое свечение. Оно мелькнуло прямо за Белым всего лишь на секунду и через миг бесследно испарилось.  Антон отвернулся и побежал быстрее.   *  Они взяли сильно левее, но всё равно выбежали к тому же самому месту, где несколько часов назад впервые повстречались с Белым. Вновь переходить через поле было бессмысленно и опасно — возвращаться прежней дорогой в Зоне не стоило ни при каких обстоятельствах. Да и куда теперь вообще идти — тоже оставалось вопросом: уже начинало смеркаться, и...   Одному из них больше не нужно было искать то, за чем он шёл.  Арсений старался об этом не думать: по крайней мере, не теперь. Позже. Теперь всё стало не так важно.  Он собирался предложить сделать привал, но у самого выхода из чащи Антона внезапно повело в сторону. Выронив оружие в траву, он привалился к ближайшему дереву и схватился за голову. Арсений ринулся к нему.  — Что, опять?  — Ага... — выдавил он сквозь зубы и, окончательно согнувшись пополам, сполз на землю. — Господи...  — Давай как мы делали, помнишь? Ну-ка... — Опустившись рядом, Арсений помог ему снять рюкзак и бронежилет. — Вот так. Дыши, Шаст, давай.  Антон прикрыл глаза и глубоко задышал. Граф полез в аптечку и, вытащив оттуда анальгетик, всунул одну таблетку ему в рот, а затем протянул флягу с водой. Антон сделал несколько глотков и устало прислонился затылком к дереву.  — Потерпи чуть-чуть, скоро станет получше, — пообещал Арсений и мягко погладил Антона по щеке, бледной и прохладной из-за выступившей испарины. — Останемся пока здесь, хорошо?  Антон слабо кивнул — но Арсений не был уверен, что тот сейчас вообще что-либо соображал.  — Мне надо... — в какой-то прострации пробормотал он и, опустившись ещё ниже, повалился на землю. — Можно я полежу... немного...  Он свернулся в позу эмбриона, подтянул коленки к груди и, кажется, отрубился в следующую же секунду. Арсений ещё какое-то время наблюдал, как постепенно расслаблялось его уставшее лицо, как разглаживалась складка между бровей, как легко, еле заметно подрагивали в полусне его ресницы. А затем бесшумно поднялся, чтобы насобирать хвороста для костра, и вышел к полю.  Небо, уже чистое и безоблачное после мелкого дождя, до боли слепило красно-оранжевым закатом — ярким, но тихо-зловещим, гнетущим, словно молчаливое, мрачное знамение перед смертельной бурей. Арсений только раз видел здесь такое небо — и тот раз ему больше не хотелось вспоминать никогда в жизни.  Пытаясь отогнать нахлынувшие картинки из прошлого, он упустил момент, когда кровавые всполохи на горизонте исчезли окончательно: Зона погрузилась во тьму. Они провели в институте слишком много времени, пока Малой был в отключке, и теперь оставалось только опять ночевать под открытым небом — без укрытия, прямо под носом у ожившего кладбища «союзников». Но Арсений почему-то был уверен, что те больше не придут. В конце концов, ему пообещали.  Недолго побродив вдоль сухостоя и собрав хворост, он вернулся к Антону и развёл костерок. Малой даже не шелохнулся — лежал в той же позе, каким-то образом уместив все свои два метра худосочного недоразумения в трогательный, по-детски сопящий клубок. Арсений смотрел на него с тоской, невольно думая, что совсем скоро, всего через несколько часов, он проснётся — и вспомнит. Снова окажется в настоящем. И было страшно — ему, Арсению — за Антона. И он мог бы не говорить ничего, не вести туда, в ту треклятую комнату, и это вообще не должно было становиться его выбором — но ведь стало. И он выбрал быть честным.  Антон тихонько зашевелился во сне  и солнечное сплетение разом затопила необъятная, горькая нежность. Арсений осторожно огладил его подбородок большим пальцем, но почти сразу убрал руку, чтобы не разбудить. А потом, нащупав в темноте свой автомат, собрался было встать — на дежурство, но Антон вдруг ухватил его за запястье — крепко, отчаянно — и потянул к себе.  — Останься.  «LR-300» вновь упал в траву. Арсений послушно лёг, обнял Антона со спины — и до утра не смыкал глаз.   *  Антон проснулся, когда только-только начало светать. Реальность обрушилась на него сразу же, прошибла сознание, не позволив ни секунды больше находиться в полусонном, безмятежном забытьи. Грудную клетку пронзило тянущей болью, и он шумно вдохнул, тут же давясь воздухом до слёз, выступивших на глазах.  Это всё было по-настоящему. Это действительно случилось.  Он с запозданием понял, что его тесно обнимала чужая рука, навалившись всем весом и мешая дышать. Арсений лежал сзади и прижимал его к себе, мерно посапывая в затылок. Антон прислушался к его дыханию: Арсений спал.  Костёр уже давно потух, и в предрассветной тиши было слишком зябко. Туловище ныло, кровь с тупой болью пульсировала в тяжёлой голове. Пошевелиться представлялось непосильной задачей: любое движение сейчас казалось равносильным смерти, но Антон всё-таки аккуратно выпростал руку из объятий Арсения, стараясь не потревожить его, и снял с ладоней присохшие бинты. А потом потянулся ко внутреннему карману своей куртки и — с какой-то тусклой, наивной надеждой не найти там ничего — нащупал красный блокнот.  Доказательство, что это не сон.  Он вытащил его и покрутил в пальцах короткий карандашик, неровно обточенный ножом со всех сторон — многократно, почти до конца, будто им писали долго и часто. Осознать, что когда-то этот карандаш так же, как Антон сейчас, держал Серёжа, не получалось — всё казалось плоским и ненастоящим, словно можно было в любую секунду просто закрыть глаза — а потом очнуться и увидеть другой мир. Нормальный. Прежний. С ним.  Антон завёл ниточку назад, за обложку, и медленно снял резинку. На первой странице оказались телефонные номера, небрежно написанные ещё не графитом — разными ручками в разное время и не по алфавиту. Какие-то он знал: это были в основном номера ребят из части. Он перелистнул страницу и увидел аккуратно выведенное — жирно, зачем-то несколько раз — «Антон Шастун», а рядом — родные цифры. В носу вдруг горько защипало; он провёл пальцем по рельефу вдавленных в бумагу букв, а затем одёрнул руку и поспешно перевернул листок — смотреть дольше было невозможно. Ещё несколько страниц оказались исписаны незнакомыми номерами, фамилиями и редкими списками дел. Один из списков — Антон догадался почти сразу — был ко дню его рождения и состоял из сплошных сокращений вплоть до первых букв — прямо настоящий ребус, но Антону одного взгляда хватило, чтобы распознать в них названия алкогольных напитков. Потому что Антон когда-то сам научил его этому воронежскому дворовому шифру. «М» — не как «Месси», «М» — как «мартини».  — «А» — не как «абсент», «А» — как «Антон», — спорил Серёжа. — А если «В» — то это «водка», «виски» или «вино»?  — Виски — это «W». Вино — это «БС» или «КП». А водка — это «Столичная». Пишется полностью. Прояви уважение.   Тот день рождения запомнился ему навсегда: они с Дашей устроили целую вечеринку, не прямо девятнадцатого, а после, но и без того получилось громко и весело; и какими молитвами Серёжа уговорил прапора сделать им с Антоном общий выходной — Антон долго ещё пытался выяснить, но Лазарев коварно молчал и лишь повторял, что всё было «в рамках закона». Антон с укоризной качал головой — но всё равно смотрел на Серёжу восторженным взглядом, потому что, наверное — да, определённо — это был один из самых счастливых дней в его жизни.  На той же странице, кроме списка дел, оказался маленький, неаккуратный карандашный рисунок вытянутого лопоухого человечка, в котором Антон узнал себя. Человечек улыбался кривоватой, но смешной улыбкой и смотрел со страницы, лукаво склонив голову набок.   В груди защемило от нахлынувшей теплоты — напополам с горечью.   Он пролистал блокнот дальше и вдруг наткнулся на страницы, мелко и плотно исписанные карандашом. В верхнем углу первой стояла дата, и, увидев её, Антон замер с широко распахнутыми глазами. Сердце заколотилось как бешеное.  Август.   ***
   5 августа, 00:17.  Я не надеялся. Просто хотел, чтобы он знал. А он ведь знал...  6 августа, 23:34.  Как будто завтра начнётся. Вспоминаю, как мать водила меня в церковь давно, ещё в детстве. Молись, мам, за всех нас.  25 августа, 23:17.  Не знаю зачем пишу, но наверное рехнусь, если не сделаю этого. Я на границе чернобыльской Зоны отчуждения. Вчера меня и ещё семерых ребят из роты (Владьку, Комара и других, имена не знаю) забрали из тбилисского госпиталя и привезли сюда, на «кордон». Никто ничего не понимает, главный до сих пор не появлялся. К нам зачем-то приставили старлея, но он тоже молчит. Антона я не видел с девятого числа, мы потерялись в Цхинвале и... я... я понятия не имею, что с ним. Где он. Никто ничего не знает. Звонить не разрешают даже домой. Блядь, не прощу себе, если с ним что-то... Про Дашку и думать страшно.  26 августа, 20:43.  Всё ещё ничего не понимаю. Выдали какую-то поношенную форму, воняет хлоркой, как будто с трупов сняли и постирали потом. Надеюсь что это не так. Распорядок дня как в учебке, только вместо БП идём патрулировать кордон. Пока недалеко, возле поста, но старлей (Градусов его фамилия) сказал, что это до поры до времени. Неприятный тип.  За эти два дня ни разу не выходило солнце.  26 августа, 22:12.  Комар сказал, что часть наших раненых госпитализировали во Владикавказе.   Антош, господи, только пожалуйста будь живым. Дашенька, найди его, я один не справлюсь, Дашенька, милая, умница моя, найди его.  27 августа, 14:14.  Все пошли на обед, я сослался на плохое самочувствие и остался в кубрике. Кусок в горло не лезет. Не могу перестать думать. Не могу.  27 августа, 22:20.  Вечером началась гроза. Никогда таких молний не видел. Пока ещё были у периметра, мне показалось, что в поле стоял человек. Потом нас отправили на базу раньше положенного часа и сказали срочно выстирать вещи после дождя.  Мы по-прежнему ничего не знаем. Градусов какая-то сука совершенная, орёт на всех, как будто самый главный. Терпеть не могу таких типов. Владька выдвигает предположения о том что происходит. Он сказал, что ещё в нашей части слышал от старших пару историй, как ребят забирали ни с того ни с сего. Куда, зачем — одному богу известно. Может, эти бедолаги сейчас где-то здесь. Хотелось бы надеяться что живые, но. Не знаю. Господи. Просто хочу домой. Я просто очень хочу домой.  29 августа, 14:32.  Сегодня наконец прибыли генерал Новиков и полковник Гордеев. Утром собрали всех на плацу. Н. сказал, что мы должны очень гордиться: по рекомендации ротного командира нас отобрали в состав сверхсекретного элитного отряда для охраны и защиты Зоны отчуждения. По рекомендации!!! Ротного!!! СУКА!!! Чтоб он сгнил где-нибудь в таком же аду, как это место.   29 августа, 14:53.  Я дал присягу. Это мой долг. Я не имею права нарушать приказ.  30 августа, 00:38.  Вечером на блокпост напали мутанты. Огромные чёрные собаки с облезлой кожей, много, штук двенадцать, кажется. Жуткое зрелище. Евген (рыжий парень из соседнего кубрика, не наш, десантник (тут вообще многие вдвшники и спецназовцы)) сказал, что эти твари называются слепыми псами и что у них есть некое пси-чутьё которое якобы заменяет зрение. Учёные пытались вывести какую-то особую породу с целью охраны периметра ещё до катастрофы. А после всё вышло из-под контроля: эти псы разбежались по всей Зоне, начали плодиться и мутировали до неузнаваемости. Одному из парней (тоже, кажется, Сергею) чуть не отгрызли руку, но вроде всё обошлось. Я снова видел силуэт в поле, теперь ближе чем в прошлый раз. Высокий какой-то странный и кривой, с длинными руками. Евген сказал, что это излом. И он... мутировал из человека. Из человека! Это просто... господи, это кошмар наяву. Я когда  Блядь, нет, даже представлять не хочу. Боже. Ещё Евген про других рассказал. Он много сегодня говорил, а мы с Владькой слушали с открытыми ртами. Учёные (очкарики, тут их так принято звать), оказывается, страшные вещи творили. Половина здешних мутантов — их рук дело. Их и излучения. Евген сказал, что самые опасные — это химеры и контролёры, но возле кордона они не водятся. Химеры выглядят как огромные львы с двумя человеческими головами. С двумя! Человеческими! Головами! Отказываюсь верить, что это на самом деле существует. Евген сказал: жить можно, главное по лесу ночью не ходить. А я думаю: где тут вообще лес? Леса же там. Далеко. В глубине. Неужели нас отправят? Контролёр, судя по описанию, вообще что-то из ряда вон. Обладает не то гипнозом, не то телепатическими способностями, и если наткнёшься на него — сразу пиши пропало. Берёт разум под контроль и зомбирует. Потому и контролёр.  Надеюсь никогда его не встречу. Надеюсь вообще никого не встречу. Но толку от этой надежды. Ещё есть снорки. Они выглядят как люди, одеты в экипировку и с противогазом на лице, только передвигаются на четвереньках и прыгают на несколько метров, как дикие кошки. И людей едят. Живых. Господи, что это за чёртово место?  30 августа, 14:33.  Попытался уговорить Градусова хотя бы на один звонок, позвонить в часть и узнать насчёт Антона. Градусов отказал. Понимаю, это приказ, и Бог мне судья, но я еле сдержался, чтоб не въебать этой мразоте прям со всей силы по его самодовольной харе. Ненавижу.  Хоть бы с тобой всё было хорошо. Пожалуйста, хоть бы с тобой всё было хорошо.  30 августа, 21:03.  Надо отдышаться. Подслушал разговор Гордеева со старлеем. Г: Ты башкой отвечаешь, понял? Баш-кой! Если эта партия тоже гнилой окажется, ты у меня, сука, сам, на хрен, к энергоблоку пешком пойдёшь! С: Товарищ полковник, это лучшие бойцы пятьдесят восьмой! Они показали блестящие результаты в Цхинвале. (Г. запыхтел, а потом как будто ударил кулаками по столешнице) Г: Мне донесли информацию, что отряд сформирован не целиком. (Старлей замялся) С: Так точно, товарищ полковник. Трое из рекомендованных были ранены и госпитализированы во Владикавказе. Г: Трое?! Я тебе сказал, гнида... (Здесь я не расслышал) С: ... новый боевой отряд. Г: Кто эти трое? Фамилии! С: Сержанты... (неразборчиво) ...Трущёв и Шастун. Дальше слушать не получилось, в коридор вырулили какие-то солдаты, и я убежал.  Ранен... Ранен. Боже, как я мог оставить его одного?  30 августа, 23:47.  Спокойно. Спокойно. Он жив. Он в безопасности. Даша найдёт его обязательно. Всё будет в порядке.   31 августа, 22:09.  Вечером сидели с Владькой и Комаром, опять слушали Евгена. На этот раз про сталкеров. Я, конечно, слышал о всяких сумасшедших, которые зачем-то по своей воле едут в Зону и что-то здесь ищут, но никогда не воспринимал эти байки всерьёз. Евген сказал, что сталкеры незаконно проникают за кордон и добывают хабар. Хабар — это особые предметы, артефакты. Они обладают какими-то невероятными, чуть ли не магическими свойствами. После катастрофы из-за радиации по всей Зоне начали возникать якобы аномальные места, которые нарушают все законы физики и... и делают страшные вещи. Евген много названий говорил — «Воронки», «Жарки», «Жгучий пух», господи, у меня голова кругом от всего. «Карусель», например, засасывает любые предметы, как смерч, а потом поднимает в небо и разрывает на кусочки. Человека тоже может разорвать. А с виду — просто рябь в воздухе, с первого взгляда можно и не заметить. Поэтому сталкеры используют всякую мелочь вроде гаек, болтов и камушков, чтобы проверять окружающее пространство. Бросают на несколько метров вперёд и если чисто — идут дальше. Но аномалии со временем рассасываются, и тогда получаются артефакты. Вот на них как раз и ведётся эта дикая охота. Некоторые, Евген сказал, можно продать за миллионы долларов. Верится с трудом, но... я и в мутантов не верил, пока своими глазами не увидел. А потом он сказал то, от чего мне по-настоящему стало дурно. — Сталкеры военных не любят. — Почему? — Ну как почему. Потому что мы их отстреливаем. — То есть как это? — Вот так это. А ты думал, чем мы тут занимаемся?  (Я, честно говоря, до сих пор понятия не имел, чем мы все тут занимаемся). Евген продолжил: — Территорию зачищаем от непрошеных гостей. Это охраняемый военный объект.  Наверное, у меня всё на лице написано было, потому что Евген засмеялся и похлопал меня по плечу. — Да расслабься, Серёг. Привыкнешь. Сталкеры — те ещё отбросы общества. Избавлять землю от таких надо. Они нарушают закон.  В этот момент в кубрик зашёл другой парень, Дима Кузнецов (мы с ним сидели пару раз за общим столом во время обеда, но никогда не разговаривали). Он сначала устроился в углу, молча слушал как Евген хаял сталкеров-фанатиков, которые зачем-то ломятся к 4-ому энергоблоку, а потом вдруг заговорил: — А про Стрелка слыхали? Он ближе всех подобрался. — Куда? — К Исполнителю желаний. Мы с Владькой переглянулись непонимающе. — Мдааа, совсем вы что ли в танке... Ладно. Он по-хозяйски уселся нога на ногу и начал рассказывать. — Когда в 2006-ом случился Второй Взрыв, в самой сердцевине реактора на четвёртом энергоблоке образовалась аномалия. Или артефакт. Или зона с пси-излучением, как хотите, никто точно не знает, но прозвали это место Монолитом, или Исполнителем желаний. Потому что легенда ходит, что он может исполнить одно желание. Любое, даже самое невероятное. Но подобраться к нему практически невозможно. Говорят, только у Стрелка получилось. — И что он в итоге... загадал желание? — Не знаю. Спросил бы у него самого, только вот не у кого теперь спрашивать. То ли сдох, то ли пропал. Кто-то говорит, что Монолит сгенерировал ему кучу денег, и Стрелок свинтил из Зоны куда подальше. Другие уверены, что он вечную славу захотел. И если так — то вот она его слава во всей красе. — Дима рассмеялся. — Даже последняя крыса в Зоне его знает. — А почему он «Стрелок»? — спросил Владька. — Да хер разберёт. Просто кликуха. Видать, стрелял хорошо.  Они с Евгеном снова заржали. Потом Евген пояснил: — Все сталкеры носят кликухи. Дебилы несчастные. Как будто это что-то изменит в их никчёмной жизни. Всё равно подохнут здесь рано или поздно, и если не мы их на тот свет отправим, то сама Зона об этом позаботится.  Не знаю, как это всё комментировать. Мне страшно.  2 сентября, 22:56.  Не мог писать. Много всего произошло. Вчера на дежурстве уже под вечер вдруг поступила информация о стычке между сталкерами и слепыми псами где-то в полукилометре от блокпоста. Получили приказ зачистить территорию. Прибыли на место, сталкеров оказалось четверо — против дюжины слепых псов. Всех убили. В людей я не стрелял. Не смог.   3 сентября, 21:00.  Позавчерашние сталкеры были из некой группировки «Свет». Дима сказал, что это фанатики, и по Зоне таких группировок несколько: есть ещё «Утомлённые», «Союз» и «Монолит». «Монолитовцы», он сказал, самые пришибленные, они охраняют Исполнитель желаний, будто это какая-то священная реликвия.  Куда я вообще попал? Что Зона сотворила с человеком? Во что она его превратила? Я не верю. Бежать отсюда надо и никогда не возвращаться, а они всё едут и едут. Сталкеры эти. А мы их... отстреливаем. Людей отстреливаем, понимаешь, Даш? Дашенька, милая. Что бы ни произошло, я не возьму на душу этот грех, только не теперь. Иначе не смогу смотреть тебе в глаза.  Я так скучаю, родная. Больше всего на свете мне бы хотелось сейчас оказаться с тобой. С тобой и с ним. Я так скучаю, боже. Невыносимо просто. Вы моё всё.  4 сентября, 23:09.  Это не служба, это концлагерь.  6 сентября, 21:14.  Опять не мог писать. Нам выдали новую форму и оружие, завтра летим в центр Зоны. Объект: научная база. Цель: охрана и защита. Это и есть наша настоящая миссия. Надолго ли? Наверное пока не сдохнем как все остальные, ха-ха. Владька подбадривает, но ему страшно. Мне тоже. Как будто... это всё.  9 сентября, 10:17.  Я не знаю, где я. Наш вертолёт попал в воздушную аномалию и потерпел крушение. Все ребята погибли сразу же, кроме нас с Владькой. Я каким-то чудом уцелел, а ему сильно разворотило ногу. Приборы не работали, но мы всё равно кое-как выбрались, запустили сигнальную ракету. А потом... а потом пришли они. Эти монстры... Они его... Я... ничего не смог... Они... прямо у меня на глазах... Я... до сих пор слышу его крики... У меня не было оружия... Я ничего не смог...  (неразборчиво)  ... вперёд. Бежал очень долго, а потом уже под ночь оказался здесь, возле какого-то водоёма. В темноте он светился голубым светом, как будто его со дна лампочки подсвечивали. Мутанты отстали. С того дня больше никого не видел. Уже вторые сутки боюсь пошевелиться Очень хочется пить. Очень страшно. Я не знаю, что делать.  10 сентября, 16:39.  Ещё один день. Я всё-таки осмотрел место. Это какая-то совсем мелкая речка, вода выглядит очень чистой. Впрочем я так хотел пить что было плевать. На вкус как родниковая. Чувствую себя нормально. Наверное, это ответвление Припяти. Весь берег усыпан какими-то непонятными чёрными камнями, я таких никогда не видел. Гладкие и ровно выточенные, очень сильный блеск дают, как глянцевая плитка. На дне речки они тоже лежат, но вода всё равно прозрачной кажется, словно там песчаное дно. Странно. Я зачем-то взял себе один, не знаю зачем, какое-то чутьё внутри заставило. Может, так и надо.  Есть хочется. Но пока терплю. Я не знаю, что делать. Попасть бы к учёным, оттуда отправить сообщение в управление. Но как до них добраться? Куда идти? Куда мне идти, боже...  Столько успел передумать за это время. Как будто... всю жизнь пролистал свою. И они, мои, моё всё, они сейчас там одни. Ничего не знают. А я здесь. И может быть совсем скоро меня убьют.  11 сентября, 19:25.  Больше не могу так. Решил что пойду утром. Куда — плевать. Просто найти еду и убежище. Если... если завтра меня не станет, Дашенька, милая, прости за всё. Но мне... так спокойно сейчас. Почему-то очень спокойно. Как будто всё будет хорошо. Как будто Она меня не тронет.  13 сентября, 2:08.  Итак... Выдвинулся утром и шёл куда глаза глядят. Оружия и оборудования у меня не было, всё осталось где-то под обломками нашего вертолёта. Карту помню лишь приблизительно, и такое ощущение что она совершенно не совпадает с реальной территорией. По пути не попалось ни одной аномалии, хотя я смотрел очень внимательно и кидал камни. Долго шёл по какому-то лесу. Потом вышел на болота, но они быстро закончились. Ближе к вечеру внезапно наткнулся на мёртвых сталкеров. Их было двое, трупы свежие, растерзанные будто собаками или другим хищником. Лица целы остались. Молодые совсем оба, красивые. Закрыл им глаза. Потом поборовшись внутренне с собой обыскал их рюкзаки. Там оказались еда, вода, патроны, аптечка, датчик аномалий. Приборы я взял себе — ПДА снял с одного из парней. Ему ведь ни к чему теперь... Наконец-то поел. И посмотрел карту. Судя по отметке, недалеко отсюда база «Союза». Не знаю, стоит ли соваться к сталкерам. Наверное, это плохая идея. С другой стороны, военные блокпосты на карте не помечены, лаборатории — тоже. Не знаю. Не знаю, что делать. Мне  ничего больше не остаётся.  13 сентября, 21:32.  После еды живот скрутило так что провалялся целый день рядом с этими бедолагами и не мог разогнуться. Боялся, что кто-то из мутантов может найти меня, но обошлось. Вроде сейчас полегче. Решился всё-таки идти к «Союзу» завтра утром. Подумал, что не стоит выдавать себя за военного. Они же нас не любят... И взял у тех двоих более-менее целую одежду. Братья, спасибо вам, хоть вы уже и где-то там, наверху, но вы спасли меня, спасибо.  Покопался в ПДА. Того парня звали Англичанин. Нашёл координаты каких-то тайников на юге и переписки с торговцами. Ноль информации про базы военных или учёных. Поменял имя пользователя, стёр все данные Англичанина, вписал свои. Переписки оставил на всякий случай.  16 сентября, 19:40.  Ливень. Я в лесу. Ноги гудят. Не могу идти. Не знаю дойду ли. Перестал бросать камни. Будь что будет. Дашка, господи, милая, прости меня. Ты не заслужила всего этого. Прости. Прости.  20 сентября, 23:16.  Я на «Союзе». Мало времени, пишу осторожно, чтобы не увидели. Если этот блокнот найдут... Наверное, они убьют меня сразу. Дошёл вчера к ночи. Долго не мог решиться подойти, боялся что пристрелят и даже выяснять ничего не станут. В итоге шёл с поднятыми руками под прицелом четверых караульных. Представился Лазарем. Кое-как уговорил их пустить на ночлег. Скрутили, позвали главаря (Белый его прозвище), и он... Не знаю. Я с ног валился и, видимо, выглядел хуже чем можно представить. Так что, кажется, он меня просто пожалел. Позвал второго, Тима, и они долго переговаривались. А потом сказали своим ребятам накормить меня и проводить в казарму.  Утром Белый вызвал к себе и устроил допрос. Тим тоже был и ещё какой-то высокий парень, не то бурят, не то казах, кликуху не знаю. Наплёл им, что я сталкер, но потом почти всё выложил, как есть. Про Владьку рассказал и про то как мы потерялись. Пока говорил, Белый всё время просто молча смотрел. Нехорошо так смотрел, словно не поверил. Но не сказал ничего. Плевать. А ещё...  Чёрт, кто-то идёт. Позже.  21 сентября, 15:29.  Не дописал вчерашнее. Пока шёл к «Союзу», за весь путь не встретил ни души. Ни людей, ни мутантов. Ни аномалий даже. Не знаю, как это возможно, не верю в такое везение. А ещё камень, который я взял на реке, иногда теплеет, а пару раз просто горел как раскалённый уголь. Сейчас холодный. Может, это как-то связано? Не знаю. Но у меня стойкое ощущение что да. Я назвал его «Оберег».   За завтраком мне рассказали распорядок. Вылазки совершаются по очереди. Меня пока не трогают, не доверяют может, да и выгляжу я по-прежнему как полутруп. Познакомился с парнем по кличке Белорус. Он вроде хороший, весельчак, постоянно травит байки. И ещё охотно рассказывает о базе и обо всех сталкерах — но нормально так, по-доброму. У них тут что-то вроде... семьи? Белорус сказал, что и философия своя тоже есть, но об этом со мной будет разговаривать Белый. Если позволит остаться.  22 сентября, 09:18.  Вчера за ужином Белый при всех попросил меня озвучить, что произошло. Про Владьку сказать... Про всё. Тяжело было говорить. Но я повторил то же, что говорил ему в первый день. А потом ещё про ту речку решил рассказать, и они все просто... Надо было видеть их лица. Белый с Тимом переглянулись и тут же выгнали всех, кроме меня. Про какого-то Дегтярёва между собой перешёптывались. Потом расспросили в подробностях, выслушали, ничего не объяснили и ушли. Что за чертовщина?  23 сентября, 20:22.  Все шепчутся, глядя на меня. Да что за хрень?! Белорус втихую пытается со мной болтать, но только когда мы наедине. Как будто ему запретили. Как и всем остальным.  Кажется, он действительно хороший человек, этот Белорус. Антош, тебе бы он понравился. И Щербак с Щетком, они те ещё юмористы, два сапога пара.  И ты бы тут всем понравился. Впрочем это не новость, ха-ха.  Я... скучаю по тебе невыносимо. Иногда внутри, в груди, так больно становится что кажется будто сердце сейчас перестанет биться, и всё. Я так тебя люблю, милый. Ты всё, ради чего я живу даже теперь. Особенно теперь. Ты и она.  27 сентября, 22:34.  Бойкот (я назвал это так) постепенно утихает. Но на вылазки меня всё ещё не пускают. Как бы там ни было, мне пока спокойно здесь. Не чувствую никакой угрозы. Они все действительно как семья, трясутся друг за друга как не знаю кто. Утром Ванюша (он тут самый молодой, почти подросток ещё) на кабанов нарвался. Потрепали его здорово, но выжил. Белый отчитывал его, как батя, но видно было что перепугался сам до смерти.  Осторожно пытаюсь расспрашивать ребят о местности. Разузнал у Белоруса про военные базы. Он сказал, что поблизости ничего давно уже нет, все блокпосты рассредоточены по кордону. Из лабораторий ближайшая — на севере. Ещё есть большая база учёных на юго-западе и три заброшенные лаборатории вокруг неё. Идти туда далеко. Если не получится с первой, это будет план «Б». А первая... По моим прикидкам она прямо рядом с местом крушения нашего вертолёта. Выходит, к ней-то мы и летели. Господи, мы были так близко. Мы могли спастись... Не верится во всё это. Почему всё случилось именно так?  30 сентября, 23:59.  Хороший вечер. Достали гитару. Я пел. А раньше мы с Владькой так пели.  И, Антош, с тобой.  Я так скучаю по тебе. Не знаю, чувствуешь ли ты. Я тебя люблю. Я так люблю тебя, что моё сердце сейчас разорвётся.  1 октября, 20:17.  Сегодня кое-что случилось. Долго думал, стоит ли это делать или нет. Но... Я показал им камень. Мой «Оберег». Рассказал про эти его перепады температур, про то как за неделю в пути ни один мутант меня не тронул. Они в таком ауте были, боялся не поверят, но они не просто поверили, они захотели, чтобы я привёл их туда, где взял его!!! И Белый наконец всё мне разъяснил. То место называется Святой ручей. И до меня только одному сталкеру удалось добраться туда, а после этот сталкер как будто стал... неприкосновенным. Не навсегда, на какое-то время, но... Ребята думают, что артефакт может продлить этот эффект. Сегодня иду на вылазку с ними. И с «Оберегом». В ночь.  2 октября, 03:55.  Нас не тронули. Ночью! Никого! Ничего! Боже... Ни разу не видел Белого таким всполошённым.  2 октября, 23:48.  Все обсуждают мой «Оберег» и... поход к Ручью. Как заведённые. Чуть ли не базу уже мечтают туда переместить. У меня появилась кое-какая мысль, но. Боюсь. Это слишком рискованно.  Другого выхода нет.  4 октября, 17:30.   Третий день хожу с ребятами на каждую вылазку, потому что без камня они идти не хотят. Тим предлагал мне одолжить ему «Оберег» и остаться наконец на базе, отдохнуть, но я отказал. Пусть лучше он будет у меня. За обедом Белый сказал, что одного камня на базу слишком мало.  5 октября, 01:12.   Они решились. И я решился. Даша, милая, моя родная. Я вернусь к тебе очень скоро. Всё будет хорошо.  5 октября, 18:14.  На утреннюю вылазку пошли вчетвером: Старый, Атлас, Алым и я. И... на нас напали те же существа... которые убили Владьку. Снорки.   Алыма не стало. Камень больше не работает.  6 октября, 22:23.  Похоронили.  После всего Белый позвал меня к себе. — Я собрал ребят, которые хотят пойти. Нурик, Тим, Фидель, Ромаха, Старый, Атлас, Ванюша, Белорус. Ты. Я. Всего десять. По-моему, должно хватить.  Я охренел. А у него — усмешка в глазах. — Ты собираешься идти с нами?! Как ты оставишь базу без присмотра? — Я не оставлю базу без присмотра. Юлик за старшего. Кирюха на подхвате. А у нас с тобой дела поважнее будут, так ведь? Он подмигнул и улыбнулся тепло, расслабленно. И мне от этой расслабленности так не по себе стало. Мы же... мы же, блядь, на верную смерть идём! А он как будто... знает всё это — разумеется знает! — но принимает спокойно, как должное.  И в ту секунду я проникся к нему настоящим уважением.  Повезло «союзникам» с главарём. Он ради них на всё готов.  — Кодовое название нашей миссии: «Эпицентр». Хорошо звучит, чтоб легендой стать, а? Как думаешь? — Ах, так ты прославиться хочешь? — засмеялся я, тоже расслабившись. — Всё ради этого? — Ну... А кто не хочет? Теперь уже я не смог понять, шутил он или говорил серьёзно. — Но знаешь, Лазарь. Больше всего мне хочется никогда наших не хоронить.  Глаза у него в тот момент были — не передать просто. Он тут же их опустил, шумно вздохнул и провёл ладонью по лицу. — Я не говорил тебе до сих пор, так что скажу сейчас. Философия у нас простая. Здесь убежище для всех, кому оно нужно, и мы держимся друг за друга. Надеюсь, ты это понял уже, потому что иначе я в тебе разочаруюсь.  На самом деле я быстро просёк. Хотя опасался, что будет хуже. Так ему и сказал. — Я поначалу боялся, что вы как «монолитовцы». Со своей религией и всеми прибамбасами. Но почти сразу догадался, что нет вроде, нормальные. Белый рассмеялся. — Нормальные — это как посмотреть. Но в целом да. И религии у нас нет никакой, в сраку её.  Мы помолчали. Он выглядел очень задумчиво, а потом сказал одну вещь, которая мне, наверное, теперь надолго запомнится. — Слово, блин, ещё такое идиотское, ну? Мне в детстве казалось, что это какая-то специя. Вроде этого, как его... орегано. Только религия. — Он усмехнулся сам себе, и я лишь тогда сумел уловить его сарказм. — Но знаешь, как по мне, эту специю людям не стоит употреблять в пищу. Она вызывает ужаснейшие, ужаснейшие расстройства.  Я ничего не ответил. У меня крест под рубахой.  А у него жизнь, видать, совсем дрянная была. И жаль его — жаль, что не дурак. Дураку проще бы жилось.  — Преодоление трудностей и борьба со стихией — вот наша религия, — добавил он. — Короче говоря, главное, не сдохнуть. Здесь, в Зоне, мы живём, чтобы жить. Не та ли это хрень, ради которой мы вообще рождаемся? Жить. А там уж как-нибудь чего-нибудь. Ты понял.  Я понял. Я понятливый. На рассвете выдвигаемся к Ручью.  10.10 03:23  Коротко: пишу ночью, все спят, я на дежурстве. Все живы.  Узнаю эти места. До Ручья недалеко. Я веду всех. Если сделать крюк на запад, пройдём мимо базы учёных. Я никому не говорил. Крюк совсем ничтожный: три километра. Если бы я знал раньше, господи...  11.10 01:54  Не смог врать им. Сказал, что мне нужно к учёным. Белый был вне себя. Пытался заставить меня сказать координаты, но... Какие, блядь, координаты?! Я не знаю их! Зона меняется. Я просто иду. Я просто помню маршрут, и это мой козырь: они не могут мне ничего сделать. И я приведу их, я ведь обещал. Но сначала мне нужно к учёным.  Так и сказал ему. Он готов был меня задушить, кажется... Тим пытался уговорить. Мол, заберём камни и с ними дальше хоть на край света. Может, это разумно, но я... Я больше не могу ждать. И рисковать тоже не могу. Либо сейчас, либо может быть вообще никогда.   _____________  ... (неразборчиво) ...шли зря, я не знал, Господи, я не знал...   ... Боже, Господи, если ты сл... (неразборчиво) ...ста...  16.10 17:04  Мы с Русланом спрятались наверху.  Мы в институте. Никаких учёных здесь нет. Ребята... они теперь с ним. Он забрал их. Мы успели убежать. Но он идёт. Не знаю, сколько у нас времени. «Оберег» холодный, как лёд.  _____________  23:12  Руслан набросился на меня, и я... Он был... как будто неживой. Он хотел убить меня... Я испугался и выстрелил... Боже, прости меня... Я не хотел, Руслан, я не хотел...  (неразборчиво)  _____________  Мне страшно, страшно, страшно, страшно. Я просто хочу чтобы это закончилось. Пожалуйста. Не могу больше. Пожалуйста пусть это всё закончится. Ты меня простишь. Вы оба меня простите. Дашенька. Антош. Я вас люблю.  _____________  Он зовёт меня к остальным Он хочет, чтобы я спустился  _____________  Он идёт за мной Он почти здесь  _____________  Прости  _____________  Ты чувствуешь? Я тебя люблю   ***
   Антон выронил блокнот и закрыл глаза, но слёзы всё равно продолжали стекать из-под ресниц и капали в траву. Он беззвучно вздрагивал, сжавшись в комок под рукой Арсения. В груди было так пусто и мёртво, словно там теперь сквозила дыра, огромная, пожирающая изнутри. Неизлечимая.  В затылок уткнулись тёплые губы. Арсений обнял его крепче, прижал к себе, без слов положил ладонь на самое сердце — туда, где теперь была пустота. Попытался заполнить её хоть немного. Унять тупую боль.  Антон не перестал вздрагивать — но накрыл его руку своей.