Осень на двоих. Последнее мгновение вечности

Глава 21. Когда затрубят трубы

«Тогда сказал Господь: вот, Я предаю в руки твои Иерихон

и царя его, и находящихся в нем людей сильных…»

Шакал наблюдал, как Лавгуд который час изводит бумагу, рисуя бессмысленные штрихи и линии. Просьба незрячей девицы принести ей карандаш и блокнот уже сама по себе звучала бредово, а уж когда Виви притащил запрошенные материалы, и та начала беспорядочно заштриховывать бумагу, варна окончательно уверился в мысли, что девчонка совершенно поехавшая. Поначалу она даже не всегда попадала карандашом по бумаге, но, приноровившись, умудрилась изрисовать несколько листов. Без всякой системы она иногда прекращала штриховать бумагу, вырывала лист, аккуратно откладывая его в сторону, и начинала всё сначала. И всё это происходило в гнетущей тишине. Когда варне осточертело слышать непрекращающейся скрип карандаша, который для его обострённого слуха из тихого шороха превратился в нервирующий скрежет, Шакал всё-таки нарушил молчание.

— Не пойму, ты просто так любишь рисовать или это какая-то форма психического расстройства?

Луна склонила голову к плечу, чуть улыбаясь.

— Разве одно мешает другому? — с лёгкой иронией сказала она, пока её рука непрерывно выводила на бумаге новые штрихи и линии поверх прошлых.

— Ты сейчас признала, что у тебя с головой не всё в порядке?

— Безумие относительно, — девчонка помедлила, проводя испачканными грифелем кончиками пальцев по бумаге, осторожно вырвала страницу, отложила её в сторону к стопке таких же изрисованных листов и снова принялась рисовать какую-то бессмыслицу. — Вопрос в том, кто об этом судит, — она повернула голову, глядя куда-то мимо варны. — Что безумно для безумца?

— То, чем ты занята.

— Потому что тебе это кажется странным? Или потому что мои действия лишены общепринятой логики, в которой слепому не положено рисовать?

Шакал обдумал её слова.

— Я никогда не был сторонником общепринятых норм морали и нравственности, не говоря уже о логике.

— Тогда отчего тебя так злят мои действия?

— Мне надоел скрежет твоего карандаша, — процедил тот.

— Вот как? — она прекратила рисовать, и вдруг её незрячие глаза обратились прямо к лицу Шакала. — Звук карандаша тебе кажется слишком шумным? Или из-за него тишина ощущается чересчур остро?