Никто, кроме нас #2 |18+|

ГЛАВА 2

Если бы ты только знал,
Как я скучаю.
Там, где тоска разрывает,
В счастье играю.
Я настолько погрязла во всем,
Что не знаю.
Я не смотрю в твои глаза,
Но их желаю.

— Шахназ Сайн

_________◇_________

Когда говорят, время лечит, я не верю.

Это не так.

Время никогда не лечит боль. Ты просто привыкаешь с ней жить. Да что там, со временем, привыкаешь ко всему. К прошлому, которое всегда, словно тень преследует тебя. Оно преследует в мелочах. Не вкусном кофе, в запахе чайного дерева, красивых карнавальных масках, музыке, в зеленых глазах, задорной улыбке и черных, как воронье крыло, волосах.

— Мама!

И ты продолжаешь плыть. Все еще улыбаешься, радуешься, живёшь или пытаешься.

У меня есть один большой смысл, чтобы продолжать жить. Смысл, в свое время державший меня на плаву. Единственная радость. Единственный якорь.

Чего стоит одна короткая улыбка. Она затмевает всю грусть и боль.

Моя дочь.

— Ну, — целую её в пухлые щечки, крепко обнимая, — Пойдем домой? — улыбаюсь, не в силах оторвать взгляд.

Тина хлопает в ладоши, широко улыбаясь.

Да, я назвала дочь в память самого дорого мне человека. Моей сестры.

Чёрные кудрявые волосы, сегодня утром собранные в два хвоста, превратились в один. Растрёпанные вещи, поцарапанная обувь, грязный нос, но такие довольные глаза.

— До завтра, Мартина, — прощаясь, махает рукой воспитательница.

Малышка отвечает тем же, взяв меня за руку.

— Пойдем, мама! — дочь тянет нас со двора садика. Так резко, что я, срываясь с места, чуть не падаю, — Ты обещала мороженое и печенье!

Мартина в свои четыре годика с хвостиком, была неугомонным ребёнком. Если оставить эту маленькую бестию без присмотра на пять минут, готовьтесь к тому, что вам пригодится огнетушитель. И нет, я не преувеличиваю. Однажды, не углядев за ней, моим шторам на кухне пришёл конец.  По сей день помню, как перепугалась за Тину.

— Мама! Ты же купишь мне мороженое? — дочь останавливается, угрожающе глядя своими темно-зелеными глазами. Они фисташковые. Прямо, как у меня, но на оттенок темнее. Словно художник взял и добавил в них мазок чёрной краски. Не трудно догадаться у кого художник одолжил этот оттенок.

— А у меня есть выбор? — усаживаю Тину на детское кресло машины Маттиса.

Малышка крепко прижимает к себе любимую игрушку ворона. Ещё в детстве, в магазине игрушек, она потянулась именно к ней, и больше не спускает с рук.

— Не-а! — уверено заявляет проказница.

— Тогда поехали.

В нашем маленьком посёлке, на окраине Дублина, есть лишь один огромный кафе, куда мы с Тиной заглядываем ежедневно. Тёплые оттенки коричневого, добрый обслуживающий персонал и нереально вкусные шоколадные мороженое и печенье. Им мы никогда не изменяем.

— Dia duit áilleacht!* — радостно поприветствовал на ирландском Шон, владелец заведения.

Мартина подбежала к нему и дала пять. Шон был пенсионером, а это кафе они открыли с покойной женой, о которой он всегда отзывается с тоской в глазах. Мужчина широко улыбнулся в сторону Тины, и проворачивая свой любимый фокус, вытащил для неё конфетку, словно из ни откуда.

— Привет, — улыбаюсь ему, подходя к деревянной стойке, — Нам, как всегда.

— Будет сделано, мисс, — подмигнув, Шон идёт выполнять заказ.

Тина же занимает наше любимое место у окна, и снимая рюкзак, поднимается на кожаный диванчик, пока я жду заказ.

— Слушай, — обращается Шон, выдвигая на барный столик шоколадное мороженое в конусной стеклянной тарелке, с шоколадными печеньями поверх, — Моя внучка хочет к тебе на балет. Есть место?

Беру мороженое и киваю мужчине, мягко отвечая:

— У меня завтра урок. Можешь привести её к четырем.

Балетную студию я открыла больше года назад, что стало ещё одной отдушиной в этом городе, не позволяющее чувствовать себя чужой, словно напоминая, что ты не принадлежишь этим землям.

— Отлично! Мороженое за счёт заведения, — весело вытянул большой палец Шон.

Иду к дочери, здороваясь по пути со знакомыми. Посёлок маленький, отчего все знают друг друга. Я, не исключение.

— Так, — ставлю тарелку перед Тиной, — А кто будет мыть руки?  — хитро поглядываю на неё, уперев руки в бока.

— Ты тоже не мыла, — скрещивает она в ответ руки на груди.

— Тогда пойдем вместе.

Мы отходим в сортир. Наконец подправляю волосы Тины и умываю чумазое лицо. Когда выходим, нам встречается семья Люверсов, что живут через улицу от нас. Софи и Тина всегда играют вместе. Поэтому и сейчас, крепко обняли друг друга.

— Пап, а можно сегодня зайти в гости к Тине? — обращаясь к отцу, чей копией была, поднимает карие глаза Софи, — Пожалуйста, — вытягивает девчонка, сделав губы трубочкой.

Найл, отец Софи, кидает в мою сторону взгляд, безмолвно спрашивая разрешения.

— Конечно можно, Софи, — беру дело в свои руки, — Тина будет ждать, — положила ладони на плечи дочери, что была в восторге от такой новости, — Передавай привет маме, и её захвати с собой, — улыбаюсь, поглаживая Софи по коротким светлым волосам.

— Хорошо, — кивает Найл, посмотрев на дочь.

— Ура! — выкрикнули девочки одновременно.

Попрощавшись, направляемся каждый к своему месту.

— Спасибо папа, ты самый лучший! — воодушевленная, Софи хлопает в ладоши, целуя отца.

Сердце болезненно сжимается, когда замечаю, как Тина следит за ними. Даже мороженое перед ней становится не особо интересным.

— Мам…,

Уже знаю, о чем она хочет спросить. В такие моменты ломалось что-то внутри. Моя красивая девочка разбивала мне сердце, когда грустила.

—…а когда папа вернётся? Когда закончится его путешествие?

Каждый раз ком в горле.

Я не могу сказать четырехлетнему ребёнку, что её отец сидит в тюрьме, и посадила его туда я. Не могу признаться, что в свое время соврала ее же отцу, сказав об аборте.

Он даже не знает о твоем существовании, милая.

Поэтому у нас есть сказка. Наш папа путешественник в далеко-далеком море. У него есть большой корабль, которым он управляет, и когда настанет время, он обязательно придет к нам.

Когда ты мать, сердце твоего ребёнка связано с твоим. Если разбивается оно, разбивается и твоё. Знаю, что наступит время, когда придется сказать правду. Но не сейчас.

— Милая, — подсаживаюсь к ней, усаживая на колени, — Посмотри на меня, — приподнимаю маленький подбородок кончиком указательного пальца.

Тина взглянула. Её глаза, полны грусти и тоски, режут заживо.

— Ты же знаешь, я люблю тебя, и твой папа любит, — ладонью касаюсь фарфорового личика, — Но сейчас…сейчас он выполняет очень важную миссию, спасая жителей морского княжества, ты же помнишь?

Тина растягивает улыбку на губах. Её глаза засверкали. Даже хватка на ложке усилилась.

— Мой папа — герой! — заявляет дочь радостно, наконец обращая былое внимание на любимый десерт. Целую её в пухлые щеки, вдыхая самый прекрасный аромат на свете.