- Хейван... Хейван... - в этот момент Ву Синцзы снова охватило волнение, и он начал снимать с себя одежду.
В мгновение ока он оказался наполовину обнажен, и его податливое тело очутилось в объятьях Гуан Шанцзиня.
Гуан Шанцзинь стиснул зубы, и его ладони коснулись разгоряченной кожи Ву Синцзы, она была горячей и влажной. Даже прикусив себе до крови язык, он не смог заставить себя убрать руки.
- Ты меня просто убиваешь... Синцзы...
Руки Гуан Шанцзиня, словно железные оковы, крепко сжали тело Ву Синцзы. Как бы Ву Синцзы ни сопротивлялся, ему не удавалось вырваться из этих объятий, и он мог лишь вертеть головой.
Ву Синцзы был охвачен нетерпением и не понимал, почему Гуан Шанцзинь не дает прикоснуться к нему, когда ему так невыносимо тяжело, и его тело горит, словно в огне. Он с силой извернулся и несколько раз потерся бедрами о нижнюю часть тела Гуан Шанцзиня, и вскоре почувствовал, как к его животу прижимается что-то большое и твердое.
- Хейван, ты ведь тоже... - его обжигающее дыхание опалило шею Гуан Шанцзиня.
Этот человек, который ни разу не дрогнул, даже находясь на залитом кровью поле боя, теперь задрожал от этих нескольких вздохов.
- Хейван... - понимая, что происходит, Ву Синцзы снова игриво подул ему в шею.
- Ву Синцзы, с огнем играешь... смотри, не обожгись... - угрожающим тоном произнес Гуан Шанцзинь.
Однако, чувствуя его крепкие объятья и тяжелое прерывистое дыхание, этот старикан, избалованный до такой степени, что мог позволить себе перед ним все, что угодно, нисколько не испугался и, поцеловав его в щеку, весело захихикал.
Вот уж правда: три дня без битья - так и крышу снимет! (1) Он уже более трех лет безмерно баловал этого старикана, и тот мог не только снять крышу, но и окончательно сесть ему на голову. Гуан Шанцзинь все еще пытался сдерживаться, но его руки, обнимавшие Ву Синцзы, ослабили хватку.
Должно быть, возбуждающее средство, которое подсыпал им этот сукин сын император, было неким секретным снадобьем, изготовленным во дворце. Оно обладал чрезвычайно мощным эффектом, и Гуан Шанцзинь призвал на помощь все силы, пытаясь сохранить ясность рассудка. Все это время он опирался на свою внутреннюю силу и стойкость, отточенные на поле боя, но он уже был на предел своих возможностей.