Глава 3

235 26 2
                                    

Позже, днем, я сижу за огромным письменным столом в библиотеке Эстель, заставленной первопечатными изданиями классиков, и смотрю на желтый лист бумаги в клеточку, с ручкой в руке, до краев наполненная страхом, спесью и экзистенциальными страданиями, которые испытывает каждый писатель, оказавшись перед чистым листом, когда звонит звонок в дверь.

— Слава Богу! — кричу я, увядая от облегчения. Я бросаю ручку и тяжело вздыхаю.

Именно такие моменты подтверждают для меня существование и милосердную природу высшего существа. Я сидела на одном месте, уставившись в одну и ту же чистую страницу, уже целый час.
Я уже собиралась снова откупорить бурбон.
    Я вскакиваю со стула и спешу через квартиру к входной двери, которую с чрезмерной силой открываю с размаху. Она ударяется о стену. К маленькому пожилому мужчине, стоящему на пороге, я восклицаю с театральным размахом рук:
— Здравствуйте! Чем я могу вам помочь?

На мгновение он превращается в оленя в свете фар, его глаза широко раскрыты и не моргают. Черный берет, надвинутый на лысую голову под острым углом, кажется, дрожит от страха.
Бедняга. Мне действительно нельзя позволять общаться с остальной человеческой расой.
Но потом он приходит в себя, поправляет бабочку и предлагает мне неуверенную улыбку.
— Э... bonjour, mademoiselle.

Мадемуазель, не мадам. Я влюблена в него.
— Bonjour.

Настолько благодарна за перерыв и вежливую лесть, что бросаюсь на него, как маньяк.
— Joues-tu au tennis?

Он моргает один раз, медленно.
— Нет, мадемуазель. Я не играю в теннис.

— Вот дерьмо. Простите. Я вообще—то не говорю по-французски. Это все, что я помню из одного урока в школе сто лет назад. Мне показалось, что я сказала: Разве это не прекрасный день?

— Я даю вам баллы за усилия. — Он делает паузу. — А что бы вы сделали, если бы я ответил на французском?

Я небрежно поднимаю плечо.
— Наверное, попробовала бы на вас итальянский. Но, надеюсь, вы на нем не разговариваете, потому что все, что я знаю, - это проклятия, которые моя бабушка выкрикивала на моих братьев, когда они приходили домой пьяными.

Его улыбка углубляется.
— Ах, да. Итальянцы. Очень страстные. Когда-то у меня была любовница-итальянка по имени София, которая шесть раз ударила меня авторучкой в шею, когда поймала, что я смотрю на другую женщину.

ИДЕАЛЬНЫЕ НЕЗНАКОМЦЫМесто, где живут истории. Откройте их для себя