Господин де Крон о Калиостро знал все, что может узнать опытный начальник полиции о человеке, живущем во Франции, а это немало. Он знал все его прежние имена, все его тайны алхимика, магнетизера и прорицателя. Он знал, что тот изъявляет притязание на вездесущность и неразрывную цепь перевоплощений, и смотрел на него как на великосветского шарлатана.
Господин де Крон был человек со светлой головой, знавший все тонкости своей должности, находившийся в милости при дворе и равнодушный к этому, не вступавший в сделку со своей гордостью; это был человек, над которым не всякий мог приобрести власть.
Ему, как г-ну де Рогану, Калиостро не мог предложить горячие, только что вынутые из алхимического горна луидоры; к нему Калиостро не приставил бы дуло пистолета, как Бальзамо к г-ну де Сартину; от него Бальзамо не мог требовать возвращения Лоренцы... Напротив, Калиостро должен был дать ему отчет о своих поступках.
Вот почему граф, вместо того чтобы ждать, как развернутся дальнейшие события, счел необходимым попросить аудиенцию у сановника.
Господин де Крон сознавал преимущество своего положения и собирался воспользоваться им. Калиостро сознавал затруднительность своего положения и собирался выйти из него.
В этой шахматной партии, разыгрываемой в открытую, была ставка, о которой не подозревал один из игроков, и надо сознаться, игроком этим был г-н де Крон.
Как мы уже сказали, он в Калиостро видел только шарлатана и не знал, что это адепт. Столько людей споткнулись о камни, разбросанные философией на пути монархии, только потому, что не заметили их.
Господин де Крон ждал от Калиостро разоблачений, связанных с ожерельем и проделками г-жи де Ламотт, и это давало Калиостро преимущество перед ним. С другой стороны, он имел право допрашивать, сажать в тюрьму, и это было его важное преимущество.
Он принял графа с видом человека, сознающего свою значительность, но желающего быть вежливым с каждым, даже и не столь необыкновенным человеком.
Калиостро держался настороже. Ему хотелось казаться вельможей - единственная слабость, которую ему выгодно было позволить подозревать в себе.
- Сударь, - сказал ему начальник полиции, - вы просили у меня аудиенции. Я нарочно для нее приехал из Версаля.
- Сударь, я полагал, что вам будет небезынтересно расспросить меня о том, что происходит, и, как человек, которому известны ваши заслуги и вся важность ваших обязанностей, я пришел к вам.
- Расспросить вас? - проговорил г-н де Крон, разыгрывая удивление. - Но о чем, сударь, и в качестве кого?
- Сударь, - прямо заявил Калиостро, - вы заняты г-жой де Ламотт и исчезновением ожерелья.
- Уж не нашли ли вы его? - насмешливо спросил г-н де Крон.
- Нет, - серьезным тоном произнес граф. - Но если я и не нашел ожерелье, то, по крайней мере, знаю, что госпожа де Ламотт жила на улице Сен-Клод.
- Напротив вашего дома, сударь; я тоже это знал, - сказал начальник полиции.
- В таком случае вам известно, что делала госпожа де Ламотт... Тогда не будем более говорить об этом.
- Наоборот, - с равнодушным видом промолвил г-н де Крон, - поговорим.
- О, это имело значение только по отношению к малютке Олива́, - сказал Калиостро, - но поскольку вам все известно о госпоже де Ламотт, мне нечего больше сообщить.
При имени Олива́ г-н де Крон вздрогнул.
- Что вы сказали про Олива́? - спросил он. - Кто эта Олива́?
- Вы не знаете? Эта особа очень примечательная, и я удивляюсь, что мне приходится сообщать вам о ней. Вообразите себе хорошенькую девушку: красивая фигура, голубые глаза, безукоризненный овал лица - ну, словом, тип красоты, несколько напоминающий внешность ее величества королевы.
- А, - сказал г-н де Крон, - и что же?
- Так вот, эта девица вела дурную жизнь, что огорчало меня; она когда-то служила у одного старого моего друга, господина де Таверне...
- У барона, который на днях умер?
- Именно у того самого, который умер. Она, кроме того, принадлежала одному ученому - вы его не знаете, господин начальник полиции, - и он... Но я отклоняюсь и замечаю, что начинаю надоедать вам.
- Наоборот, прошу вас продолжать, сударь. Эта Олива́, говорите вы...
- Вела дурную жизнь, как я имел честь доложить вам. Она жила почти в нищете, с одним бездельником, своим любовником, который обирал и бил ее. Словом, этот малый - такая дичь, которая чаще всего попадается вам, некий прохвост, которого вы едва ли знаете...
- Некто Босир, может быть? - спросил де Крон, довольный тем, что может показаться хорошо осведомленным.
- А, вы его знаете, это изумительно! - с восхищением проговорил Калиостро. - Отлично! Сударь, вы еще больше провидец, чем я. Так вот однажды, когда этот Босир сильнее обычного побил и обобрал эту девушку, она пришла ко мне искать убежища и защиты. По своей доброте я отвел ей первый попавшийся уголок во флигеле одного из своих особняков...
- У вас?.. Она была у вас? - с удивлением воскликнул г-н де Крон.
- Конечно, - ответил Калиостро, притворяясь в свою очередь удивленным, - почему же мне было не дать ей у себя приюта? Ведь я холост...
И он рассмеялся с добродушием, разыгранным так искусно, что г-н де Крон не заметил подвоха.
- Она была у вас? - повторил он. - Оттого-то так долго и искали ее мои агенты.
- Как, искали? - воскликнул Калиостро. - Эту малютку искали? Разве она сделала что-нибудь, чего я не знаю?
- Нет, сударь, нет; продолжайте, умоляю вас!
- Ей-Богу, я кончил. Я поместил ее у себя, вот и все.
- Да нет же, нет, господин граф, это не все, так как вы, кажется, недавно соединили имена Олива́ и госпожи де Ламотт.
- Да, из-за их соседства, - сказал Калиостро.
- Тут есть что-то другое, господин граф... Вы недаром сказали, что госпожа де Ламотт и мадемуазель Олива́ были соседками.
- О, я сказал это вследствие одного обстоятельства, которое излишне вам передавать. Нельзя же пересказывать первому сановнику королевства бредни праздного рантье.
- Вы меня заинтересовали, сударь, и больше, чем вы полагаете, потому что Олива́, которую, по вашим словам, вы приютили у себя, я нашел в провинции.
- Вы ее нашли!..
- С господином де Босиром...
- Что ж, я так и думал! - воскликнул Калиостро. - Она была с Босиром? А, отлично! Отлично! Значит, напрасно я заподозрил госпожу де Ламотт.
- Как! Что вы хотите сказать? - спросил г-н де Крон.
- Я говорю, сударь, что, заподозрив в первую минуту госпожу де Ламотт, я полностью и окончательно признаю ее непричастность к этому делу.
- Заподозрили? В чем?
- Боже милостивый! Вы с таким терпением выслушиваете разные сплетни? Так знайте, что в то самое время, когда я начинал надеяться, что исправлю эту Олива́, обращу ее к труду и честной жизни - я занимаюсь проповедью нравственности, сударь, - в это время кто-то похитил ее у меня.
- Похитил! У вас?
- У меня.
- Это странно.
- Не правда ли? И я готов был поручиться чем угодно, что это дело госпожи де Ламотт. Вот как бывают неосновательны людские суждения!
Господин де Крон приблизился к Калиостро.
- Послушайте, - сказал он, - прошу вас объясниться точнее.
- О сударь, теперь, когда вы нашли Олива́ с Босиром, ничто не заставит меня думать о госпоже де Ламотт, несмотря на ее настойчивое внимание, на обмен знаками, на переписку.
- С Олива́?
- Да, конечно.
- Госпожа де Ламотт и Олива́ общались между собой?
- Наилучшим образом.
- Они виделись?
- Госпожа де Ламотт нашла для Олива́ возможность выходить каждую ночь.
- Каждую ночь? Вы уверены в этом?
- Насколько может быть уверен человек в том, что он видел и слышал.
- О сударь, вы даете мне такие сведения, что я за каждое слово готов заплатить по тысяче ливров! Какое счастье для меня, что вы сами делаете золото!
- Я его более не делаю, это обходится слишком дорого.
- Но вы друг господина де Рогана?
- Надеюсь.
- Так вы должны знать, насколько сильно замешан в его скандальном процессе этот дух интриг, носящий имя госпожи де Ламотт?
- Нет, я не желаю этого знать.
- Но, быть может, вам известно о последствиях этих прогулок Олива́ и госпожи де Ламотт?
- Сударь, есть вещи, которые осторожный человек должен всегда стараться не знать, - наставительным тоном сказал Калиостро.
- Я буду иметь честь спросить у вас только еще одно, - с живостью сказал г-н де Крон. - Имеете ли вы доказательства, что госпожа де Ламотт переписывалась с Олива́?
- Хоть сотню.
- Какие же именно?
- Записки госпожи де Ламотт; она перебрасывала их Олива́ с помощью арбалета, который, вероятно, найдут в ее квартире. Несколько таких записок, обмотанных вокруг куска свинца, не достигли своей цели. Они падали на улицу, а мои люди или я подбирали их.
- Сударь, вы могли бы предъявить их на суде?
- Они такого невинного содержания, что я смело могу это сделать и не думаю, чтобы меня за это упрекнула госпожа де Ламотт.
- А... доказательства сговора и свиданий?
- У меня их тысяча!
- Назовите мне хотя бы одно, прошу вас.
- Вот наилучшее доказательство: по-видимому, госпожа де Ламотт нашла возможность проникать в мой дом, чтобы видеться с Олива́; я сам видел там графиню именно в тот день, когда молодая особа исчезла.
- Именно в тот день?
- Ее видел не только я, но и все мои слуги.
- А!.. Но зачем же она туда явилась, если Олива́ исчезла?..
- Я сам сначала спрашивал себя об этом и не мог объяснить это. Я видел, что госпожа де Ламотт вышла из почтовой кареты, ожидавшей ее на углу улицы Золотого Короля. Люди мои заметили, что этот экипаж долго стоял там, и, признаться, я подумал, что госпожа де Ламотт хочет окончательно увезти к себе Олива́.
- Вы бы это допустили?
- Почему бы и нет? Госпожа де Ламотт - особа с добрым сердцем, судьба к ней благоволит. Она принята при дворе. Зачем бы я стал препятствовать ей избавить меня от Олива́? Я был не прав, как вы видите, ибо кто-то другой похитил ее у меня, чтобы снова погубить.
- Так! - сказал г-н де Крон в глубоком размышлении. - Мадемуазель Олива́ жила в вашем доме?
- Да, сударь.
- Так! Мадемуазель Олива́ и госпожа де Ламотт были знакомы, виделись, выходили вместе?
- Да.
- Так! Госпожу де Ламотт видели у вас в день похищения Олива́?
- Да, сударь.
- Так! Вы подозревали, что графиня хочет увезти к себе эту особу?
- Что же я мог другое думать?
- А что сказала госпожа де Ламотт, когда не нашла у вас Олива́?
- Она показалась мне смущенной.
- Вы подозреваете, что увез ее этот Босир?
- Я полагаю так единственно потому, что услышал это от вас; иначе я бы его не заподозрил. Этот человек не знал местожительства Олива́. Кто мог сообщить ему это?
- Сама Олива́.
- Не думаю... Вместо того чтобы давать ему увозить себя, она скорее сама убежала бы от меня к нему, и будьте уверены, что он не вошел бы ко мне, если б госпожа де Ламотт не передала ему ключа.
- У нее был ключ?
- Вне всяких сомнений.
- В какой день увезли ее, скажите мне, пожалуйста? - спросил г-н де Крон, мысли которого внезапно прояснились благодаря источнику света, искусно предложенному ему Калиостро.
- О сударь, в этом я не ошибусь: это был канун дня святого Людовика.
- Верно! - воскликнул начальник полиции, - верно! Сударь, вы только что оказали выдающуюся услугу государству.
- Я очень счастлив, сударь.
- И вы получите за это подобающую благодарность.
- Прежде всего от моей совести, - сказал граф.
Господин де Крон поклонился ему.
- Могу ли я рассчитывать, - добавил он, - что вы представите нам доказательства, о которых мы говорили?
- Я готов исполнять все требования правосудия, сударь.
- Что ж, сударь, у меня есть ваше слово... Надеюсь иметь честь вновь встретиться с вами.
И он отпустил Калиостро.
«А, графиня, а, ехидна! - сказал себе, уходя, Калиостро. - Ты хотела меня обвинить... Но, кажется, ты укусила клинок; горе твоим зубам!»
