Вот что прельщало взоры и воображение людей с ограниченными средствами, посещавших склады метра Ферне на Королевской площади. Все это, как добросовестно значилось на вывеске, был не новый товар, но в общей массе вещи казались ценными и представляли собой богатый выбор, которым мог бы удовлетвориться самый капризный покупатель. Госпожа де Ламотт, обозревая все эти богатства, только теперь заметила, чего ей не хватало на улице Сен-Клод. Ей не хватало гостиной, чтобы разместить там диван, кресла и кушетку; столовой, чтобы поставить буфет, шкафчики и поставцы; будуара, чтобы украсить его ситцевыми драпри, столиками и экранами. Наконец, а это прежде всего, имей она гостиную, столовую и будуар, ей недоставало денег, чтобы купить мебель и поставить ее в новом помещении.
Но с парижскими мебельными торговцами во все времена одинаково легко можно было войти в соглашение, и нам никогда не приходилось слышать, чтобы молодая и красивая женщина умерла у порога двери, которую она не смогла бы заставить открыться перед ней.
В Париже берут напрокат то, что не могут купить, и обитатели меблированных квартир даже пустили в ход поговорку: «Видеть - значит иметь».
Госпожа де Ламотт, надеясь взять мебель напрокат, наметила себе гарнитур, обитый шелком цвета желтого лютика и понравившийся ей с первого взгляда. Она была брюнетка.
Но эта обстановка из десяти вещей не могла поместиться в ее квартире на пятом этаже на улице Сен-Клод.
Чтобы помочь этой беде, надо было снять квартиру на четвертом этаже, состоявшую из передней, столовой, маленькой гостиной и спальни.
Таким образом, графиня могла принимать на четвертом этаже щедроты кардиналов, а на пятом - помощь от благотворительных обществ, то есть среди великолепия брать милостыню людей, занимающихся благотворительностью из тщеславия, и среди бедной обстановки - дары тех людей, которые одержимы предрассудком не помогать тем, кто не нуждается.
Приняв такое решение, графиня устремила свои взоры в самую темную часть склада, туда, где были собраны более роскошные предметы: хрусталь, позолота, зеркала. Она увидела там физиономию типичного парижского буржуа, который, сняв шапку, стоял с нетерпеливым видом и слегка насмешливой улыбкой; сомкнув концы указательных пальцев, он вертел на них ключ.
Этот почтенный надсмотрщик над случайной мебелью был не кто иной, как сам г-н Фенгре, которому его приказчики доложили о прибытии в ручной тележке красивой дамы.
Этих самых приказчиков можно было видеть во дворе, одетых в короткое и узкое платье из грубого сукна и камлота, с видневшимися из-под продранных чулок худыми икрами. Они были заняты подновлением менее старой мебели при помощи более старой, то есть, выражаясь определеннее, они вспарывали обивку старых диванов, кресел и других предметов меблировки и вытаскивали из них волос и перо, которые должны были пойти на набивку их преемников.
Один расчесывал волос, щедро прибавлял к нему пакли и набивал ими другую мебель.
Другой мыл более сохранившиеся кресла.
Третий натирал вычищенные материи ароматичным мылом.
И при помощи этих уже бывших в употреблении составных частей они выпускали из своих рук ту прекрасную мебель, что можно купить лишь по случаю и которою любовалась теперь г-жа де Ламотт.
Господин Фенгре, заметив, что покупательница может увидеть все операции его служащих и не так благосклонно оценить товар, как того требовали интересы хозяина, закрыл стеклянную дверь во двор под предлогом, что даме может попасть в глаза пыль.
- Чем я могу, госпожа... - начал он.
- Графиня де Ламотт-Валуа, - небрежно подсказала ему Жанна.
Услышав этот звонкий титул, г-н Фенгре немедленно разнял пальцы, положил ключ в карман и подошел поближе.
- О, - сказал он, - здесь для вас, сударыня, нет ничего подходящего. У меня есть новая, прекрасная, чудесная мебель. Госпожа графиня не должна думать, что у дома Фенгре нет такой же роскошной мебели, как у придворного мебельщика, только потому, что наш находится на Королевской площади. Оставьте все это, сударыня, и перейдемте в другой склад.
Жанна покраснела.
Все, что она до сих пор видела, казалось ей очень хорошим, настолько хорошим, что она даже не надеялась приобрести что-либо из виденного.
Хотя ей, вне всякого сомнения, было приятно, что г-н Фенгре сразу составил себе о ней такое благоприятное мнение, но вместе с тем ее страшила мысль, как бы оно не оказалось чересчур лестным для нее. Она кляла свое тщеславие и пожалела, что не выдала себя за скромную буржуазку.
Но ловкий человек умеет при случае с выгодой выпутаться из затруднительного положения.
- Только не показывайте новой мебели, сударь, - сказала она, - мне ее не нужно.
- Вероятно, госпоже графине нужно обставить какую-нибудь квартиру для друзей?
- Вот именно, квартиру для друзей. И вы понимаете, что для этой цели...
- Конечно. Прошу вас выбирать, - отвечал Фенгре с обычным у парижских торговцев хитрым выражением, не видя никакой обиды для своего самолюбия в том, чтобы продавать по преимуществу старый товар, если есть возможность нажить на нем так же, как на новом.
- Вот, например, эта мебель золотистого оттенка, - сказала графиня.
- О, здесь всего десять предметов, сударыня.
- Комната не очень велика, - заметила графиня.
- Мебель совершенно новая, как вы видите.
- Новая... для подержанной.
- Конечно, - со смехом сказал г-н Фенгре, - но, какова она ни есть, она стоит восемьсот ливров.
Эта цена заставила графиню вздрогнуть. Как сознаться, что особа из дома Валуа может довольствоваться случайной мебелью, но не в состоянии заплатить за нее восемьсот ливров?
Она решила прикинуться обиженной.
- Да никто не говорит вам про покупку. Откуда вы взяли, что я стану покупать это старье? Я хочу взять ее внаем, да и то...
Фенгре сделал гримасу, так как клиентка постепенно все более теряла в его глазах. Дело шло не о покупке новой или хотя бы подержанной мебели, а о прокате.
- Вы желали бы взять всю эту золотистую мебель? - сказал он. - На год?
- Нет, на месяц. Мне надо устроить одного приезжего из провинции.
- Это будет стоить сто ливров в месяц, - сказал метр Фенгре.
- Вы, вероятно, шутите, сударь? Ведь при таких условиях эта мебель была бы оплачена мной через восемь месяцев.
- Не спорю, госпожа графиня.
- Так что же?
- Если бы она была куплена вами, то не была бы уже моей и, следовательно, мне не надо было беспокоиться об ее подновлении и ремонте... А все это чего-нибудь стоит.
Госпожа де Ламотт принялась соображать.
«Сто ливров в месяц, - сказала она себе, - это дорого... Но сообразим: или эта мебель через месяц окажется для меня слишком дорогой, и тогда я возвращу ее, не уронив себя во мнении мебельщика, или же через месяц я буду в состоянии заказать себе новую мебель. Я рассчитывала истратить от пятисот до шестисот ливров; но сделаем это на широкую ногу и истратим сто экю».
- Я беру эту золотистую мебель для гостиной с такими же занавесями, - сказала она вслух.
- Хорошо, сударыня.
- А ковры?
- Вот они.
- А что вы мне дадите для другой комнаты?
- Эти зеленые банкетки, дубовую вешалку, этот стол с витыми ножками и зеленые занавеси дама́...
- Хорошо. А в спальню?
- Широкую прекрасную кровать с богатыми подушками и стеганым бархатным вышитым одеялом - розовым с серебром, голубые занавеси и каминный прибор, похожий на готический, но с богатой позолотой.
- А туалет?
- Отделанный малинскими кружевами. Взгляните на них, сударыня. Комод с изящными наборными украшениями, такую же шифоньерку, штофную софу, такие же стулья, изящный каминный прибор из спальни госпожи де Помпадур в Шуази.
- И за какую цену все это?
- В месяц?
- Да.
- Четыреста ливров.
- Ну же, господин Фенгре, не принимайте меня за гризетку, прошу вас. Таких людей, как я, нечего запугивать цифрами. Сообразите, пожалуйста, что четыреста ливров в месяц составляют четыре тысячи восемьсот ливров в год, а за эту сумму я могу иметь целый меблированный особняк.
Господин Фенгре почесал за ухом.
- Вы меня хотите отвадить от посещений Королевской площади, - продолжала графиня.
- Я был бы в отчаянии от этого, сударыня.
- Так докажите это. Я хочу дать за всю эту обстановку не более ста экю.
Жанна произнесла эти последние слова с таким апломбом, что у торговца явились надежды насчет будущего.
- Хорошо, сударыня, - сказал он.
- Но с одним условием, метр Фенгре.
- С каким, сударыня?
- Что все будет доставлено и устроено в том помещении, которое я вам укажу, сегодня же к трем часам.
- Теперь десять часов, сударыня; подумайте, бьет десять часов.
- Да или нет?
- А куда надо доставить мебель, сударыня?
- На улицу Сен-Клод, в Маре.
- Это совсем близко отсюда?
- В двух шагах.
Мебельщик открыл дверь во двор и закричал: «Сильвен! Ландри! Реми!» Трое подмастерьев вбежали в восторге, что имеют предлог прервать работу и взглянуть на красивую даму.
- Скорее, господа, носилки и тачки. Реми, вы возьмете эту золотистую мебель. Сильвен, укладывайте в тележку прихожую, а вы, как более аккуратный, возьмите спальню. Позвольте получить с вас деньги, сударыня, и я подпишу счет.
- Вот шесть двойных луидоров, - сказала графиня, - и один простой луидор, дайте мне сдачу.
- Вот два экю по шести ливров, сударыня.
- Из которых я дам одно экю этим господам, если дело будет хорошо сделано, - отвечала графиня.
И, дав свой адрес, она села в свою ручную тележку.
Через час она сняла квартиру на четвертом этаже, и не прошло двух часов, как в гостиной, прихожей и спальне рабочие уже обивали стены, расставляли мебель и вешали гардины.
Экю в шесть ливров было заработано г-ми Ландри, Реми и Сильвеном за десять минут до назначенного срока.
Квартира совершенно преобразилась, окна были вымыты, и в каминах разведен огонь, а Жанна принялась за свой туалет и два часа вкушала блаженство, ступая по мягкому ковру, греясь в тепле комнаты, все стены которой были обиты стеганой материей, и вдыхая аромат нескольких левкоев, которые радостно купали свои стебли в японских вазах, впитывали своими чашечками комнатное тепло.
Метр Фенгре не забыл золоченые бра со свечами по обеим сторонам зеркал, и стеклянные подвески их при зажженных свечах отливали всеми цветами радуги.
Огонь, цветы, восковые свечи, благоухающие розы - Жанна ничего не пожалела для украшения рая, предназначаемого его высокопреосвященству. Она даже позаботилась о том, чтобы кокетливо приотворенная дверь спальни позволяла видеть яркий огонь, бросавший красный отблеск на ножки кресел, на кровать, на каминный прибор г-жи де Помпадур и на две головы химер, на которые маркиза ставила когда-то свою прелестную ножку.
Кокетливые приготовления Жанны не ограничились этим.
Если благодаря огню убранство комнаты казалось таинственным, если духи говорили о присутствии женщины, то в наружности самой женщины все говорило о благородстве происхождения, все дышало красотой и умом, достойными внимания его высокопреосвященства.
Жанна занялась своим туалетом с таким старанием, что находившийся в отсутствии муж ее, г-н де Ламотт, мог бы потребовать от нее отчета. Женщина оказалась достойной помещения и обстановки, взятой напрокат у метра Фенгре.
После обеда, намеренно легкого, чтобы сохранить присутствие духа и интересную бледность, Жанна уселась у камина спальни в глубокое кресло.
С книгой в руке, поставив ножку в домашней туфельке на табурет, она стала ждать, прислушиваясь одновременно и к движению часового маятника, и к отдаленному стуку карет, редко нарушавших тишину пустынных улиц квартала Маре.
Она ждала. Часы пробили девять, десять, одиннадцать часов; никто не явился - ни в экипаже, ни пешком.
Одиннадцать часов! А между тем, это был излюбленный час светских прелатов, ибо, почувствовав после ужина в предместье потребность оказать кому-нибудь милосердие, они знают, что достаточно проехать всего несколько шагов до улицы Сен-Клод, и можно будет поздравить себя с уменьем быть человеколюбивыми и благочестивыми, да еще такой дешевой ценой.
Мрачно пробило полночь на часах церкви Жен-мироносиц.
Ни прелата, ни кареты... Свечи начинали оплывать и гаснуть, и на золоченые подсвечники стал стекать тонкими струйками расплавленный воск.
Огонь догорал, угли потемнели и обратились в золу. В обеих комнатах была африканская жара.
Старая служанка, принарядившаяся для гостя, ворчала про себя, жалея, что напрасно надела чепчик с лентами, которые, когда она опускала голову, задремав перед свечкой в передней, всякий раз сохраняли неприятные следы лобзаний огня или дерзких прикосновений расплавленного воска.
В половине первого Жанна в бешенстве встала со своего кресла, которое она за этот вечер покидала не менее ста раз, чтобы открыть окно и окинуть взглядом улицу.
Глубокий покой царил во всем квартале, точно во времена, предшествовавшие мирозданию.
Она велела раздеть себя, отказалась от ужина и отпустила старуху, надоедавшую ей своими вопросами.
И оставшись одна, окруженная шелковыми материями и занавесями, лежа в мягкой постели, она спала не лучше, чем накануне, когда надежда рождала у нее беззаботность.
Тем не менее, ворочаясь на своей постели и всеми силами воли стараясь не падать духом от своей неудачи, Жанна наконец нашла для кардинала извинение.
Во-первых, он в качестве кардинала и великого раздавателя милостыни завален тысячью беспокойных дел, которые, без сомнения, важнее, чем визит на улицу Сен-Клод.
Во-вторых, извинение заключалось в том, что он не знал этой маленькой графини де Валуа. И это извинение было очень утешительно для Жанны. О, конечно, она не так бы легко утешилась, если бы г-н де Роган не сдержал своего слова после первого визита.
Эта причина, придуманная ею, требовала проверки, чтобы признать ее справедливой.
Жанна не вытерпела; она вскочила с кровати в своем белом пеньюаре, зажгла свечи от огонька ночника и долго рассматривала себя в зеркале.
После тщательного осмотра она улыбнулась, задула свечи и легла.
Извинение было придумано хорошее.
