***
Последняя сигарета, как прощальные объятия в аэропорту перед отлетом. Хочется выжать из этих коротких минут максимальный максимум, все-все, каждый неуловимый миг, прожить в крошечном отрезке отдельную жизнь. Бесконечно отдаляя заключительную ноту и не решаясь протянуть руки, может даже показаться, будто таким образом растягиваешь время, которое на самом деле существует по каким-то своим, неподвластным человеку законам. Невозможно законсервировать собаку в вечном состоянии плюшевого щенка, нельзя заставить детей оставаться детьми, нельзя в предсмертный час написать письма всем, кого любил на своем веку. Нельзя, стоя у зеленого коридора, свести все свои "за" и "против", мгновенно согласовать несогласованное, договорить недоговоренное. Можно лишь попытаться впитать всем своим естеством именно то особенное событие, подобные которому как раз и формируют каждую отдельную личность, по кирпичикам слагают судьбу, а в итоге сводятся к простым односложным тезисам: приехал, уехал, родился, женился, умер...
Слегка влажные табачные листья настойчиво тлели, подгоняемые эфирами горючей селитры. Сигарета приобрела сладковатый привкус палой листвы, преющей под ногами. Если присмотреться, каждая коряга, каждая веточка, каждый погибающий в мягкой почве пальмовый листок – все кругом было наполнено движением: какие-то бескрылые мошки, желтые муравьи с блестящими тельцами, многочисленные и разнообразные жучки, паучки, гусеницы. Поначалу было жутковато, но в итоге неизбежно наступило ощущение принятия, словно весь этот шевелящийся, жужжаще-скребущий мирок спокойно впустил тебя как свою часть – временную, но абсолютно естественную. Не беда, что там, дома ты вполне привычно поплевываешь на урбанистический пейзаж мегаполиса из окна на двадцать седьмом этаже жилой башни. Здесь ты такой же живой обитатель планеты наравне в любым членистоногим с той лишь разницей, что некоторые из этого отряда насекомых существуют с тобой постоянно, в твоей собственной голове.
Их-то и пыталась сейчас как-то выстроить, упорядочить и аккуратно рассортировать Вишневич Яна скуривала финальную из всего своего запаса никотиновую дозу. По правде сказать, курить не больно-то хотелось, но весьма распространенное заблуждение на тему того, что за сигаретой легче думается, не покидало ее. Медленно, насколько это вообще было возможно, она втягивала горький, неприятно щекочущий гортань дым и плавно выдыхала в рассветные сумерки. Ночью заметно похолодало, ей пришлось стащить с собой на улицу принесенный Мигелем плед и, свернув из него плотный кокон вокруг себя, уподобиться неокуклившейся бабочке. Ее всю трясло. Не от холода и сырости, а все больше от растворяющейся в крови текилы и пережитых эмоций. Анж спала в доме и вряд ли ее стоило тревожить, а вот Яне совершенно не спалось. Сигарета погасла, но Вишневич не обратила на это ровным счетом никакого внимания. Она продолжила сидеть на ступеньках в одиночестве. За думами и нерадостными выводами прошло больше часа, пока Яна вдруг не поняла, что несколько минут назад ее неожиданно выключило, а за истекшее время рассвело еще больше. Она все же вернулась в дом. Предельно осторожно, чтобы только не притрагиваться к дремлющей блондинке, Вишневич прилегла с краю и тот час погрузилась в сон.
Впрочем, спать довелось недолго. Суматошная долбежка в дверь даже мертвого бы подняла. Девушки подскочили одновременно, и в этот момент в проеме нарисовался Илья.
– Доброе утро, сеньоритты! Если вы прямо сейчас не озарите нас своим присутствием, весь завтрак съедят без вас! Поднимайтесь. У меня важное объявление, – дверь тут же захлопнулась.
Не сговариваясь друг с другом, Вишневич и Белова встали и молча побрели к общему скоплению. При их появлении парни из команды о чем-то весело зашептались, хихикая и пихая Мигеля в бок. Их резко приструнил Илья и с вежливой улыбкой указал гостьям их места за столом. На завтрак были распотрошенные остатки вчерашних лобстеров, какая-то похлебка из картофеля и неведомых бобов, порубленный огромными кусками ананас и бананы. Еще с вечера приятственный аромат морского гада сейчас раздражал до тошноты, Анж чуть по-новой не вывернуло, когда один из матросов сунул ей в лицо предназначенную порцию омарового мяса.
– Я не могу это есть... – жалобно простонала госпожа Белова, отодвигая от себя тарелку.
– Ну, ты не можешь, давай я съем! – немедленно подхватил Вова Полищук и уже было потянулся к отвергнутой пище, как внезапно Яна, будто бы плетью, шлепнула его ладонью по руке – не сильно, но довольно чувствительно. – Эй! Ты охренела?!
– Руки убрал, – рыкнула Вишневич и сдвинула брови так, что расхититель чужих завтраков предпочел тихонько уткнуться в свою тарелку. – А ты ешь давай, – на полном серьезе обратилась она к Анж.
– Да не могу я...
– Ешь, – и Яна не шутила, казалось, еще один приступ сопротивления, и она силой затолкает еду в рот капризной девчонке.
Злобно посопев в ответ, Анж все-таки взяла вилку и приступила к уничтожению завтрака. Разумеется, это была крайне непростая задача, учитывая ее вяло текущее состояние полного отвращения к миру и самой себе. Она все прекрасно помнила, хотя частенько случалось такое, что память стирала особо пьяные неудавшиеся эпизоды алкогольных приключений, но, увы, на сей раз отдел мозга, отвечающий за воспоминания, был упрям и беспощаден. Еще хуже становилось от того, что, скорее всего, Вишневич тоже вряд ли обуяла амнезия, а значит, теперь у них один на двоих пикантный и неоднозначный эпизод, который надо как-то переварить подобно этому завтраку в больном раздраженном желудке. Госпожа Белова, старательно не дыша, всыпала в себя кусочки гладкого поджаренного на сковороде мяса, запивая похлебкой. Как ни странно, действительно потихоньку легчало.
– Товарищи! – подал голос Илья. – Пока все увлечены завтраком, я должен сообщить вам последние новости. Итак, по традиции у нас есть и хорошая, и чуть менее хорошая. Не буду даже спрашивать, с какой начинать, – он как-то невесело хмыкнул. – Дело вот в чем. Как вы наверняка заметили, погода сегодня изменилась в лучшую сторону, – все на автомате обернулись к морю; и действительно – волны почти стихли, ветер унялся, на небе разошлись тучки и среди редких облаков дружелюбно светило солнце. Надежда озарила жующие лица, на мгновение позабывшие, что после хорошей новости неминуемо будет озвучена та, что чуть менее хороша. – Но! К сожалению, этого недостаточно, чтобы немедленно пуститься в обратный путь, – по периметру стола прокатился возмущенный ропот. – Тише-тише... Мы не смогли починить радио-передатчик, и соответственно не сможем передать сигнал о нашем возвращении...
– Секундочку! – встрял какой-то мужичок лет сорока пяти с солидным пивным пузом, промучившийся все ночь адскими болями в пояснице. – Зачем нам сообщать о возвращении?! Вернемся по факту!
– Так-то оно так, – согласно кивнул Илья. – Но погода в море очень переменчива. Уже через час может случиться новый шторм, а наша лодка повреждена, нам необходимо, чтобы навстречу вышел запасной катер, только так можно быть уверенными в нашей безопасности. Задача номер раз не уплыть с острова, а вернуть всех домой в целости и сохранности. Чувствуете разницу?
– И че теперь?! – взвизгнула Полищук. – Нам до старости эту рацию чинить?!
– Если понадобиться экстренная необходимость покинуть остров, мы это сделаем, но пока такой необходимости нет. Наиболее безопасно сейчас оставаться тут и ждать налаживания связи.
– Это несерьезно, – неожиданно поддержала Женю Вишневич. – Мы можем никогда не наладить связь, а погода будет с каждым днем лишь ухудшаться.
– Послушайте, – уже совершенно без улыбки ответил гид, – по всем прогнозам сезон дождей придет лишь через неделю...
– Вы бы это объяснили вчерашнему ливню, – сухо парировала Яна.
Илья сверкнул сузившимися зрачками, но двенадцать пар глаз, глядевших на него то ли с молчаливой мольбой, то ли уже с ненавистью, остановили его от дальнейших пререканий. Он прекрасно знал, что прав, а еще он прекрасно знал, что эти люди ни в чем не виноваты, они просто устали, напуганы и хотят домой. Поразмыслив еще какое-то время, он подозвал Херальдо, что-то быстро обсудил. Спустя полчаса, когда разнервничавшиеся туристы засобирались разбредаться обратно в бунгало, Херальдо принес огромный чан с чем-то жидким и горячим. Запах исходил травянистый, несколько пряный, коричный. Матросы оперативно расставили глиняные плошки по столу, зачерпывая ими прямо из общего котла.
– Что это? – Яна подозрительно принюхалась.
– Что-то сладкое... – Анж обмакнула палец и облизнула его.
– Пейте-пейте, – успокоил гид. – Помогает от укачивания, – он встал из-за стола и направился к морю.
