Сколько прошло времени, пока декорации в номере постепенно сменили эмоциональный окрас, и два запутавшихся надломанных человека вновь смогли находиться в одном пространстве, – сказать сложно. Но за окном уже стемнело. Папаишвили сидел на кровати, почти не двигаясь, он включил картинку на телевизоре, полностью блокировав звук, да так и глядел полубезумными черными глазами в экран, пытаясь таким образом не сойти с ума, пока за стеной мерно шелестела вода, а возгласы Анж становились все тише и тише. Она вошла в комнату, завернутая в полотенце. Волосы были сырыми, слипшимися, капельки с них стекали ручьями по лицу, шее, рукам. Неторопливо пройдя мягкой поступью мимо стены с телевизором, Ангелина приблизилась к окну. Гоша исподтишка посматривал на ее профиль, освещенный ярко-оранжевыми бликами уличной подсветки и ярким экраном тв-панели с противоположного ракурса. Какая же она все-таки красивая... И как обманчива эта порабощающая красота. В радиусе ее поражения обречены на скорую гибель даже самые логически выверенные мотивы, она крушит, испепеляет, не дает учуять малейшее движение рассудка, топит ко всем чертям принципы и гордость. Маленькая девочка, безжалостно уничтожившая взрослого мужчину.
Анж отдалилась от окна, подошла к кровати. Она не решалась нарушить незримую, но полностью ощутимую стену, выстроившуюся вокруг Гоши в радиусе метра. Но, к сожалению, кровать была одна, и разделить ее не представлялось возможным. К тому же истерический приступ, завершившийся десять минут назад, снова накатывал при виде тупо застывшего перед немым телевизором грузина, не понятно на что еще способного от обиды и злости. И все-таки Анж села рядом, одну за одной подобрала под себя ноги. Медленно, как будто расхититель драгоценностей, пробравшийся в хранилище, обходит лазерные заграждения, с предельной осторожностью, буквально по миллиметру сокращая расстояние до заветного бриллианта, она опустилась на покрывало, склонив голову у самых гошиных колен. Некоторое время они сидели, не шевелясь. Наконец, Гоша бережно переложил ее голову к себе на бедро, вытащил край заправленного одеяла, накрыл им девушку, сам же продолжил пялиться в бегущие кадры, скучные и неинтересные.
Ангелина вновь всхлипывала, совсем тихонько, и Гоша трепетно стирал слезинки с глаз, все еще не глядя в сторону свернувшегося калачиком тела. Он долго формулировал первую мысль, и все же заговорил.
