***
Глядя в невероятно бесконечную даль идеально-синего, создается впечатление, что мир добровольно и непринужденно встал на паузу. Монотонно-искренний стоп-кадр, где прошлое, настоящее и будущее сливаются в единственное мгновение, которое, если верить знаменитой песне времен советской романтики, и называется жизнью. Можно даже отключить звук и временно прервать ход мыслей – кажется, так выглядит медитация. Очень может статься, что на самом деле нет никаких загадок в мире, а каждый нужный ответ валяется прямо перед носом, но, упоенно повинуясь закону подлости, мы его просто не видим. А оттого так тягостно и печально, и печаль эта совсем несладка, не очаровательна. Она подобно водолазному компрессионному костюму, который по неопытности можно только вчетвером одевать, а, облачившись, ощущаешь собственные почки где-то прямо под гортанью – так тебя всего смяло и сдавило целиком, каждую клеточку. Но, вопреки всем определениям нормальности, погрузившись с головой в ту самую среду, где давление это естественно и натурально, можно до того проникнуться процессом, что вскоре начнешь искренне радоваться.
По этому поводу остроумный русский народ придумал пословицу, что заканчивается ключевой фразой: "Расслабься и получай удовольствие". Как ни странно, сарказм, заключенный здесь, более чем оптимистичен – он всего лишь призывает в любой ситуации находить положительные стороны и извлекать выгоду. Ведь даже в глубокую яму случается проникают солнечные лучи, так почему бы не насладиться ими? А если уж лучей этих видимо-невидимо, то просто грех жаловаться! Пользу витамина "D" еще никто не отменял.
Вот так и прошли первые вакуумные сутки после "гибели Поймпей" (почему-то именно с этим шедевром Карла Брюлло Ангелина невольно ассоциировала свое постапокалиптическое состояние), – белый-белый песок, умиротворяющая тень пляжного зонта, где медленно раскисают на маленьком круглом столике принесенные сладкие напитки, и сотни ватт солнечного сияния, многократно отраженного от блестящей карибской воды и ослепительных перламутровых песчинок. А где-то в фоновом режиме почти переставший что-либо говорить Папаишвили, покорно отбывающий заключительные дни своего отпуска, и ненавистное мельтешение на почтительном расстоянии Леониды Возняк, даже немого присутствия которой вполне хватало, чтобы из раза в раз нервировать госпожу Белову.
И все бы ничего: коктейли по-прежнему были восхитительны и приятно пьянили, а еда в ресторане на завтрак, обед и ужин поражала воображение; погода наладилась, шторм вновь угомонился, давая преспокойно насладиться легкими волнами без лишнего экстрима, да хмурые тучки, недавно напугавшие обитателей Плая дель Кармен, растворились в небытие, – да, все поистине великолепно, даже чересчур. Однако спокойствие это напоминало вынужденное перемирие у водопоя, когда все войска измотались от жажды, но, как только влага напитает тела, не избежать новой атаки. Впрочем, это было важно ровно настолько, насколько об этом хотелось думать. А госпожа Белова никогда не была страстной поклонницей долгих и мучительных умозаключений, всегда предпочитая действовать по наитию. Сейчас ей оказалось необходимо это перемирие.
Она подняла глаза в небо, приспустила солнечные очки: где-то очень далеко, едва различимой точкой, вычерчивая тонкую белую линию подобную тем, что оставляет кусочек мела на школьной доске, в чистом голубом небе пролетал самолет. Анж вздохнула. Нет, почти невозможно, что именно в этом самолете сейчас находится Яна, скорее наоборот – это точно не ее рейс, и люди на борту вряд ли догадываются о существовании этой девушки, но мысли о ней снова забились колокольчиками в голове юной блондинки, печально провожающей взглядом крылатую машину
