Пламя Удуна / Flame of Udun

***36***

Они поехали обратно, и горы Эред Витрин вставали все выше на горизонте, как стены темницы, куда его запрут, чтобы больше не выпустить. Когда они перевалят через горы, пути назад не будет. В очередной раз Фингон скажет «нет», и может быть, Готмог поверит, что он не передумает.

Да, конечно, как демон поверил, что Фингон никогда не ляжет с ним добровольно. Как поверил, что государь нолдор не смирится с унизительным пленом. Это было самое страшное: Фингон боялся не выдержать и сдаться. Впрочем, всегда оставался нож и высокое окно, как верно заметил Готмог.

Он не мог смотреть спокойно на демона. Щеки заливал непрошеный румянец, когда он вспоминал, как верховный военачальник Ангбанда предлагался ему, как шлюха. И вовсе не делал над собой усилие — нет, искренне хотел. Фингона бросило в холод и сразу же в жар: может, Готмог хотел и тогда, когда был в своем истинном обличье, с этой огромной разницей в росте, в размерах... Как он будет вести себя снизу — покорно отдаваться или глумливо подначивать? Одно то, что он задумывался над такими вещами, вгоняло его в отчаяние.

Никто не будет пытать его и травить варгами. Просто демон станет и дальше отравлять его плоть порочными ласками, его сознание — сладкими речами. В следующий раз даже не поставит условий, просто разляжется под Фингоном, и все: они больше не насильник и жертва, они любовники... Кровь бросилась Фингону в лицо: он представил, как Готмог говорит что-нибудь такое, интимное, публично — как его объездили ночью, например, и сколько раз, и каким жеребцом оказался король нолдор в постели.

Он прижал ладонь к глазам. Морготу ведь даже не нужно формальное согласие. Можно просто объявить Фингона верховным королем Белерианда, дать ему покои в Ангбанде, отобрать слуг из числа пленников. Разослать шпионов, которые расскажут, что видели государя нолдор в Ангбанде, вполне довольного, милующегося с Повелителем балрогов. Отстроить Барад Эйтель и посадить там свой гарнизон. Вывезти пару раз его, Фингона, показать народу. Он что, будет кричать: «Не слушайте Моргота, меня держат в плену?»

Острые камни на дне пропасти манили все больше.

Потом он начинал злиться на свою трусость. Неужели внук Финве боится не устоять перед соблазнами плоти, перед посулами убийцы деда и отца? Что такого, что он делит постель с балрогом? Это не делает его предателем. Готмог куда больше него зависит от плотских желаний — поиметь его как следует, и он будет просить еще, и его верность господину пошатнется...