Данте Алигьери "Божественная комедия"

Песнь третья.

За мною путь в обители печальной,
За мною те, кто мукам осуждён,
За мной край, где вечный плач и стон.
Созданье я любви первоначальной
И правосудной мудрости Творца,
И в вечности пробуду без конца
Я, как и все, что в мире безначально.
"Кто б ни были входящие сюда,
Оставьте здесь надежду навсегда!"
Написаны над адскими вратами
Зловещими и чёрными чертами -
Виднелися те грозные слова.
И молвил я: - Значенье их ужасно!"
Но отвечал мой спутник и глава:
- "Откинь боязнь и не страшись напрасно!
Приблизимся! За этою чертой -
Обитель душ, сознания лишенных
И вечному безумью обречённых"
И, руку мне подавши с добротой,
Он ввёл меня во тьму глубокой бездны,
Где небосвод, зловещий и беззвездный,
Был воплями и криком оглашён.

Заплакал я, печалью поражён.
Рыдания, исполненные муки
И в ярости, речей безумных звуки
И всплески рук, тяжёлый топот ног-
Сливалось все, крутилось, как песок,
Вздымаемый порывом вихря диким.

Охваченный смятением великим,
Воскликнул я: - Скажи учитель мой,
Но кто же те, чьи вижу я страданья? -
Ответил он: - "Влачат существованье
Такое те, кто, живши на земле,
Был порицанью чужд и похвале.
Печальный род! Союзников ничтожных
Нашли они меж ангелов бозбожных,
Которые, Творцу не изменив,
Но верности в душе не сохранив,
Лишь о себе имели попеченье.
Не приняли к себе их небеса,
Дабы небес чистейшая краса
Не омрачилась тенью преступленья,
И самый Ад отвергнул их в презренье".
Но я сказал: - Учитель, тяжкий стон
Несётся к нам сюда со всех сторон.
Исторгнут он сучениями какими? -
"Все объясню, - на это молвил он. -
Утрачена бесповоротно ими
Надежда смерть вторичную найти,
И худшее им легче бы снести.
Их след исчез подъёмам волнам дыма,
Отвергнуты они неумолимо
И милостью Господней, и судом,
Караемые презреньем и стыдом.
Взгляни на них и позабудь их! Мимо!"

Вдруг знамя я увидел пред собой,
Что в воздухе неслось неудержимо,
И сонм людей за ним неутомимо
Бежал вослед несметною толпой.
Дивился я, что сенью гробовой
Поглощено живых людей так много.
Среди людей бежавших той дорогой,
Немедленно я одного признал:
Из трусости высоким отреченьем
Себя навек преступный запятнал.
В тех призраках, охваченных смятеньем,
Несчастный род узнать я сразу мог,
Которым Ад гнушается и Бог.
Язвимые слепней и мух роями
Внушали страх нагие их тела;
По лицам их струилась кровь ручьями
И, с жгучими смешавшися слезами,
Немедля пожираема была
Кишащими у самих ног червами.

И тут же я заметил вдалеке,
Насколько мог при слабом свете, -
Толпу людей, теснившихся к реке.
И молвил я: - Но кто же люди эти?
Зачем спешат к отплытию они?
Прошу тебя, наставник, объясни!
- «Узнаешь это, - было мне ответом,-
Когда со мной минуешь Ахеронт».
И к берегу крутому за поэтом
Я двинулся, безмолвен и смущён.
Там по реке, бежавшей без журчанья,
Навстречу плыл в ладье своей старик,
И молвил он, безжалостен и дик:
- « О горе вам, погибшие созданья!
Не думайте увидеть дня сиянье:
В моем краю царит повсюду ночь,
И жгучий зной сменяет холод лютый.
А ты, живой, беги от мертвых прочь,
Меж призраков не медли ни минуты!» -
И, увидав, что молча я стою,
Прибавил он: - « Ищи себе ладью
Иную ты, чтоб волны Ахерона
В ней переплыть!» - Но грозный гнев Харона
Сумел смягчить мой мудрый проводник.
Промолвил он: - «Не прекословь, старик!
Есть высшее на это повеленье,
Ему повиноваться ты привык».

И, укротив свирепое волненье,
Седой Харон смирился в тот же миг;
В очах его, орбитой окружённых
Багровою, угас безумных гнев.
Но сонмы душ, нагих и истомленных,
Услышали в ответ. Освирипев
И яростно заскрежетав зубами,
Презренные осыпали хулами
Всевышнего Творца и бытие,
Родителей своих, места и время
Рожденья их, рт семени их семя,
И с миром всем - рождение своё.
Затем они столпилися со стоном
На берегу, которого нельзя
Избегнуть тем, кем правая стезя
Покинута. И, с демоном Хароном
Сгоняемы при помощи весла,
Они в ладью, как листья без числа,
Развеянные бурею, валились.
Как соколы, что в небесах кружились,
Покуда их не отозвал назад
Призывный клич, - тем поспешало в Ад
За тенью тень Адама поколенье.
Пока ладья скрывалась в отдаленье,
Дабы к стране отчаянья пристать, -
На берегу стекалася опять
Толпа теней, и молвил благосклонно
Учитель мой: - « О милый сны, узнай:
Всех во грехе умерших неуклонно
Господень суд сгоняет в этот край,
И самых страх в желанье обращает
Узнать скорей грозящий им удел.
Переступить таинственный предел
Всем праведным Всевышний воспрещает,
Вот почему разгневался Харон».

Умолк поэт. Едва окончил он,
Как царство тьмы заколебалось с силой,
Что вызывает ныне на челе
Холодный пот. В долине слез унылой
Промчался вихрь, и молнии во мгле
Блеснули вдруг, как пламень красноватый.

И я упал, как будто сном объятый.