В одиночестве нет ничего страшного. Рано или поздно мы станем одиноки: нас покинут родители, друзья, которые клялись в своей преданности, любимые, которые уверяли нас в своей верности. Самое главное - не потерять себя. Свою гармонию. Никто не поймет...
К сожалению, это изображение не соответствует нашим правилам. Чтобы продолжить публикацию, пожалуйста, удалите изображение или загрузите другое.
Открыв глаза, я вижу перед собой белые стены, без наличия какого-либо потолка или стен. От такой кристальной белизны начинает саднить глаза. Маленькими шажками я начинаю брести по этому помещению. Но кажется, что конца и края нет этой комнате, или что-то похожей на неё. На меня наваливается страх. Не успела я опомниться, как с большой скоростью начала лететь в кромешную тьму. Я хотела закричать, но звуки словно застряли в моём горле. Пролетев так ещё непонятно сколько времени, я больно ударилась спиной обо что-то твёрдое. Глазами я ничего не видела. Услышав шорохи сзади себя, я резко встала и обернулась.
— Лиса.... — начинает кто-то звать меня. Голос был мне так до боли знаком, но я не могла понять кому он принадлежит.
— Кто ты? — спрашиваю я.
— Лиса, пойдём с нами, — говорит всё тот же голос. И тут меня начинает окутывать паника.
— Мама? — спрашиваю я, боясь услышать ответ.
— Лиса, подойди ко мне, — вторит всё тот же голос. Я знаю, что это мама, я хочу подойти, но чувство страха сковывает меня, и я не могу пошевелиться.
— Смелей,— говорит мама, и я подчиняюсь.
Я начинаю тихонько перебирать ногами, в надежде снова не упасть. Идя дальше, в глубь тьмы, чувствую чьи-то руки на своём горле. По сильной хватке, я чувствую, что это отец.
— Папа, что ты делаешь?! — безвольно начинаю кричать я, но кольцо рук начинает сильно сжимать моё горло.
— Мы поняли, что ты должна быть с нами, так будет лучше, Лиса, — слышу у своего уха мужской баритон.
Кольцо рук ещё сильнее сжимается, от чего в лёгких постепенно не остаётся воздуха. Атакующая боль бежит по моему телу нескончаемыми мурашками. Наконец, в лёгких остаётся лишь крупица воздуха, и я уже прощаюсь с жизнью, но кто-то начинает вытаскивать меня из всепоглощающей тьмы.
Проснувшись с диким криком, я хватаюсь за свою шею. Горло саднит и ноет, словно всё было наяву. По щекам неиссякаемым поток бегут горячие слёзы.
— Лиса, всё хорошо, — Адам обнимает меня, постепенно лажа на свою грудь, — родная, всё хорошо,— повторяет он.
— Адам, это... Это было... Словно и правда кто-то душил меня, — заикаясь, говорю, — Адам, это не в первый раз, этот сон раз за разом всё реалистичнее, я так больше не могу, — задыхаюсь я от своих же слёз.
— Малыш, всё хорошо, я тут, поспи ещё немного, — шепчет он. Сам факт, что снова нужно погрузиться в сон, меня пугает, но тело требует отдыха, поэтому я потихоньку проваливаюсь в царство Морфея, чувствуя, как Адам убирает с моих щёк слёзы.
Адам
Мелиссе уже не первый раз сниться один и тот же сон про то, как её душат. Каждую ночь моя малышка просыпается с криком и слезами на глазах. Честно говоря, я не знаю, как ей помочь. Лису как-будто хотят забрать с собой. С каждым разом просыпаться ей становится труднее. Может дело в родителях, может они не дают ей спокойно жить дальше? Но каждый раз спрашивая её об этом, она лишь отпускает глаза и и бормочет, что не помнить кто ей сниться.
Повернувшись набок, я положил Лису на подушку, при этом сам устроившись с ней рядом, крепко обняв, чтоб ей не было так страшно. Её лицо было беспокойно. Брови сильно хмурились, губы поддёргивались раз за разом. Когда утром она просыпалась, то выглядела так, будто из неё выкачали всю энергию, глаза, цвета неба, были тусклыми и не выражали ничего. Было больно знать, что ей плохо и не иметь возможности ей помочь. Этот ужас длится уже неделю.
— Всё будет хорошо, малышка, скоро это пройдёт, — шепчу я, нежно касаясь её губ.
Так, созерцая Лису ещё часок другой, я заметил, что она перестала хмурится, и теперь мирно спит, подложив свою ладошку под щёку. Улыбнувшись этой картине, я тоже начал проваливаться в сон.
