Подарок дарованный мне судьбой

5

За жарким летом пришла осень, яркая зелень сменилась на золотой багрянец. Потом разноцветье накрыло белым покрывалом. 
Было ещё два праздника, на летнем я был, прыгал через костер, танцевал до упада, облазил всё, что только можно. На осенний меня не взяли, потому как он, как и зимний, проходил в звериной шкуре, и я мог ненароком пострадать. Всё ж в звериной шкуре очень трудно соизмерить силу, вроде легонько ткнет – и во мне дырка. Но я не успел соскучиться. Дел было полным-полно. С теми же учениками. Из тридцати желающих в зиму только семерых оставил. Я решил, что сначала обучу самых способных, они и быстрее материал схватят, и сами смогут в следующем году учить. И я тоже в остальные зимы не намерен был прекращать рисовать и учить. 
Потом снова весна.
И снова лето. 
С близнецами мы облазили близлежащие леса, но далеко не уходили, дети ещё, никто не отпускал далеко. Они частенько гуляли в шкуре, я – развалившись на их широких спинах. Научили меня охотиться, стрелять из лука. Поскольку их были для меня неприподъёмными, батя смастерил для меня небольшой, по моей руке. Ещё – метать ножи, когда стало более-менее получаться, мне преподнесли набор метательных ножей, тонких, красивых. Мечей у них не было, да и зачем, если они в шкуре любой меч голыми ручищами пополам сломают. А ещё научили драться на ножах, хоть и не так ловко, как у них, выходило. Ничего, какие наши годы. Зато я приноровился, как белка, скакать по деревьям. Медведям тут было за мной не угнаться. Что удивительно, чем выше я забирался, тем лучше себя чувствовал, перепрыгнуть с одной макушки на другую для меня было плёвым делом, голова на верхотуре не кружилась, и с координацией проблем не было. Батя на это только руками разводил, говорил, что, наверно, кровь сказывается, та, в кого я превратился.
Врагов у них не было, эти дремучие леса были их родиной, чужаки сюда практически не заходили. Только на границе было несколько посёлков, в которых торговали с остальным миром пушниной, медом, самоцветами, кружевом и поделками из камня. Из камня они делали потрясные кружевные вещи, вроде наличников на окна, перил в дома, тончайших перегородок. Не мои медведи, а в основном семейства лисиц и рысей. Принцип был тот же, что мне батя показал, когда камушек в птичку на моих глазах превратил. Вскоре на постоянный экспорт пошли и расписные изделия, которые перевертыши научились делать просто великолепно.

Я и не заметил, как прошла моя седьмая зима тут.
Я так и не вырос больше, близнецы же переросли меня на полголовы и останавливаться не собирались. Всё так же бесился и дурачился, был бесконечно счастлив. 
Про прошлую жизнь почти забыл. Да и что вспоминать? Как меня в школе травили? Как в универе пальцем тыкали? Неудивительно, что я не хотел из детства выходить, там у меня детства не было.
Разве что бабушка иногда снилась. И Алевтина Егоровна. Больше не по ком грустить было.