***
Он. Так. Чертовски. Зол.
Он бьет кулаком Йену в челюсть, потом чувствует жесткий удар под дых, переводит дух пару секунд, толкает Йена в грудь и бьет его по руке, плечу, животу. В глазах Йена злость, которую Микки раньше видел очень редко, и должно быть, это придает ему какую-то сверхчеловеческую силу, потому что Йен хватает Микки за плечи и отшвыривает назад. Микки врезается в стену, позволяя выйти наружу «уумпф» от боли, которая выбивает из него дух. Йен припирает Микки к стене, награждая его серией ударов. Микки в ответ бьет Йена своей головой в голову, со всей силой, на какую он способен. Затем наступает момент тишины. Йен по-прежнему прижимает Микки к стене, грудь у обоих тяжело вздымается, они оба в крови, чертовски злы и смотрят друг на друга, так близко, что Микки приходится скосить глаза. Он даже не понимает, что происходит, когда вместо драки они начинают целоваться, целоваться с языками и зубами, со злостью кусая друг другу губы, так жадно и грубо, что назавтра они наверняка распухнут и потрескаются.
Йен прижимает его к стене, и Микки сопротивляется, все еще продолжая драться, пока они целуются. У него получается оттолкнуться от стены достаточно, чтобы отпихнуть Йена, и они продолжают продвигаться вперед вместе, все еще яростно присосавшись друг к другу, пока Йен не падает спиной на диван.
Только когда они расцепляются, Микки открывает глаза и понимает, что остальные все еще здесь. Мэнди выглядит шокированной, но довольной, у скучных соседей Йена от изумления рты раскрыты так широко — того и гляди муха влетит.
Он быстро отталкивает Йена — тот снова падает на диван, у него на лице отсутствующее выражение, его губы и щеки ярко-красные от злости, волосы растрепаны. Микки знает, что выглядит не лучше, но все что он может — это смотреть на Йена, чувствуя на себе взгляды всех остальных и гадая, как, блядь, повернется вся его дальнейшая жизнь после этого момента, потому что он чертовски уверен — как раньше уже не будет.
— Какого хуя! — кричит Эмма мгновение спустя.
Она первая, к кому вернулся дар речи, пусть даже в виде тонкого и писклявого голоса. Микки думает, что Эмми чертова ханжа, учитывая, как она каждый раз возмущается, когда матерится он.
— Я иду домой, — говорит Микки, его грубый и низкий голос срывается, но к нему хотя бы возвращается способность выражать свои мысли. Он выхватывает Мэлли из рук Мэнди, позабыв про ее шмотки и оставляя игрушки рассыпанными по полу, и на автопилоте выходит в дверь, едва сообразив по пути сдернуть с вешалки куртку.
Выйдя на улицу, он сбрасывает куртку с плеч и заворачивает в нее Мэлли, чтобы она не замерзла по пути домой. Холодный воздух щиплет ссадины на лице и теле, куда пришлись удары Йена. Микки почти забыл, как хорошо Йен дерется, и как адски они всегда друг другу подходили.
Они приходят домой, Микки находит остатки вчерашнего ужина в холодильнике, для себя и для Мэлли. Хотя ей еще рановато спать, он укладывает Мэлли в кроватку и садится на диван.
Его голова кружится, в ней стоит шум, словно от тысячи голосов одновременно, при этом ни один не может сказать ничего путного. Он снова и снова прикасается пальцами к губам, словно напоминая себе, что это правда, он действительно целовал Йена сегодня вечером, и это словно бы оставило след на его коже. Ничего из этого не кажется правдой, и все это слишком правда, и у Микки ни одной чертовой идеи, что с этим делать.
Он теряет счет времени, и, когда он понимает, что уже поздно, раздается стук в дверь. Он тихо стонет, когда слышит его, и остается сидеть на диване, какой бы черт это ни был, пусть лучше проваливает и побыстрее, он не способен прямо сейчас ни с кем иметь дело. Несколько мгновений стоит тишина, и он начинает было надеяться, что пронесло.
Затем он снова слышит тот же звук, на этот раз более громкий и настойчивый. Микки колеблется еще секунду, мысленно прося того, кто за дверью, оставить его в покое, но стук не прекращается, вызывая раздражение и головную боль.
Он проводит руками по лицу, ждет еще одну отчаянную секунду, но это не помогает. Наконец Микки теряет терпение. Одним резким движением он встает с дивана, идет к двери и быстро снимает цепочку, готовый дать отпор кому угодно.
Кто бы ни был этот настойчивый дятел: сосед-ебанат, считающий Мэлли шумным ребенком — кажется, скоро он начнет жаловаться, что девочка слишком громко дышит, — или пришедший за арендной платой хозяин — Микки настучит по башке кому угодно. После того, что случилось сегодня, он с удовольствием выпустит пар.
Когда Микки резко открывает дверь, с заранее открытым ртом, чтобы послать незваного гостя куда подальше, там не его козел-арендодатель или говнистый сосед снизу.
За дверью стоит Йен. Его кулак все еще поднят, чтобы продолжить тарабанить в дверь Микки, у него сдвинуты брови и упрямо выдвинута челюсть, его пальто не застегнуто и натянуто кое-как, словно он одевался в большой спешке. Его грудь быстро поднимается и опадает, дыхание сбито. Через секунду, просто от того, что Микки смотрит на Йена, у него тоже сбивается дыхание.
— Какого хуя ты тут делаешь? — спрашивает Микки, но в горле у него пересохло, и стук сердца не согласуется со словами.
Йен смотрит на него, у него глубокий и обжигающий взгляд, и Микки не может не смотреть на него, не может даже дышать.
И тогда Йен говорит:
— Я собираюсь закончить то, что мы начали.
