Моногатари (Истории чудовищ)

002

— Сендзёгахара-сан? — Ханэкава удивилась моему вопросу. — Что Сендзёгахара-сан?
— Ну такое, знаешь... — уклончиво ответил я. — Просто заприметил кое-что.
— Хм-м.
— Знаешь, что интересно, Сендзёгахара Хитаги ведь довольно необычное имя?
— Сендзёгахара, фамилия как топоним[1]?
— Э, ну, нет, я вообще-то о имени.
— Имя Сендзёгахары-сан — Хитаги, да? Разве оно необычное?.. Хитаги, если не ошибаюсь, — термин, связанный со строительными работами.
— Всё-то ты знаешь...
— Я не знаю всего. Только то, что знаю.
Лицо Ханэкавы выражало некоторое непонимание, однако ответа она у меня выпытывать не стала и лишь проговорила: «Редко увидишь, что ты интересуешься кем-то другим, Арараги-кун».
Я ответил, что она излишне беспокоится.
Ханэкава Цубаса.
Классная староста.
Более того, весь её вид полностью соответствует образу старосты: очки и туго заплетённая коса; сама дисциплинированная и вежливая и, благодаря своей ужасающей серьёзности, в хороших отношениях со всеми учителями. Она из того вымирающего вида людей, которых в наши дни можно встретить только в манге или аниме. Всю свою жизнь Ханэкава была старостой и, наверняка, после выпуска, продолжит оставаться какой-нибудь старостой, сам её характер делает её старостой старост. Ходят слухи, не лишённые, впрочем, правды, что она избрана самими богами для роли старосты (мои, правда).
Первые два года мы учились в разных классах и лишь на третий попали в один. Но о Ханэкаве я слышал ещё до этого. И неудивительно: если результаты Седзёгахары лучшие в классе, то результаты Ханэкавы Цубасы просто лучшие. Она и глазом не моргнув, без всякого обмана сама справилась на наивысшую оценку с шестью из шести предметов, пять из которых программные. Да, как сейчас помню заключительные экзамены первого семестра на втором году, где она, справившись со всем из программы, от искусства до физкультуры, завалила лишь один единственный вопрос по истории Японии. Просто невероятно, как она добилась таких чудовищных результатов. О такой знаменитости услышишь, даже если не особо-то и захочется.
И.
К сожалению, нет, скорее, к счастью, всё это совершенно не тяготит — Ханэкава очень заботливый и добрый человек. И к несчастью если ей в голову взбредёт какая-то идея, то эту идею никак уже оттуда не выбить. Она настолько серьёзна, что никогда не отступит от своего решения. Уже на весенних каникулах наше короткое знакомство с Ханэкавой закончилось тем, что, хоть новые классы ещё до конца не сформировались, она сразу же прознала, что мы станем одноклассниками, и заявила мне: «Я тебя обязательно исправлю».
Я не особо-то проблемный, да и, собственно, не вредничаю нигде, вообще, по-моему, в классе я больше похож на какой-нибудь предмет декора, так что её заявление стало для меня громом посреди ясного неба. Но сколько бы я ни пытался разубедить Ханэкаву, её заблуждение пустило в ней глубокие корни, и так, неожиданно для себя самого, я оказался помощником старосты. И вот теперь, восьмого мая, мы с Ханэкавой остались после уроков, и я помогаю ей в разработке программы культурного фестиваля, который пройдёт в середине июня.
— Культурный фестиваль, а мы уже третьеклассники. Чего-то большого нам не сделать. Подготовка к тестам на первом месте, — проговорила Ханэкава.
Приоритет подготовки к тестам перед культурным фестивалем вполне логичен для старосты старост.
— Думаю, опрос выйдет слишком муторным, да и затратным по времени, раз так, то может заранее сократим респондентов до нас и уже то, что выберем, отдадим на голосование остальным. Неплохо?
— А что плохого? Выглядит демократично.
— Ну что у тебя вечно такая противная манера, Арараги-кун. Лишь бы отделаться.
— Не лишь бы отделаться. Не надо тут ярлыками меня завешивать.
— Для справки, Арараги-кун, что было у вас на культурном фестивале в прошлом и позапрошлом годах?
— Комната страха и кафе.
— Стандартно. Слишком стандартно. Я бы сказала даже заурядно.
— Ну знаешь...
— Даже банально.
— Хватит уже.
— Аха-ха.
— Вообще, что плохого в заурядности? Это же не только для гостей, мы должны и сами повеселиться... Хм. Если не ошибаюсь, Сендзёгахара же в культурном фестивале не участвует?
Как в прошлом году и в позапрошлом.
Хотя не только в культурном фестивале. Во всём, что называют «событиями», — во всём, кроме обычных уроков, Сендзёгахара не принимает участия. И, разумеется, ни на спортивных фестивалях, ни на школьных поездках, ни на занятиях на открытом воздухе, ни на экскурсиях её не встретишь. «Тяжелая физическая активность запрещена врачом», как-то так. Но сейчас мне это начинает казаться странным. Запретить тяжелую физическую активность это ещё куда ни шло, но запретить активность вообще, как-то подозрительно...
А что если...
Что, если мне это не показалось.
Что, если у Сендзёгахары действительно нет веса.
Думаю, это как раз бы объясняло, почему она не посещает занятия, вроде уроков физкультуры, где находится множество людей и есть вероятность близкого телесного контакта.
— Почему ты так забеспокоился о Сендзёгахаре-сан?
— Да не то чтобы, но...
— Вечно мальчишкам нравятся болезненные девушки. Ах, как же так. Гадко-гадко, — подразнила Ханэкава.
Довольно необычно от неё.
— Болезненные, говоришь...
Болезненная так болезненная.
Но есть ли болезнь?
И можно ли назвать это болезнью?
При слабом здоровье тело, конечно, неизбежно становится легче, это понятно, но такое уже как-то за гранью.
Если кто-то, пусть даже стройная девушка, падает с почти самой вершины лестницы, то обычно даже поймавший может получить сильные травмы.
Тем не менее удара я практически не почувствовал.
— Но ты ведь хорошо её знаешь, Арараги-кун? По крайне мере, лучше меня. Вы ведь уже третий год подряд в одном классе.
— Это, конечно, да, но... я думал, девушки лучше понимают девичьи дела.
— Дела, говоришь...
Кривоватая усмешка.
— Думаешь, так девушки и начали обсуждать девичьи дела с парнями?
— Твоя правда.
Это естественно.
— Хорошо, тогда спрошу как помощник старосты старосту класса. Сендзёгахара, что она за человек?
— Вот как, значит.
Ханэкава остановила свои наброски, которые черкала за разговором (стёрла написанное, написала, стёрла, снова написала: комната страха, кафе первым пунктом, пьеса от класса) и, хмыкнув, скрестила руки на груди.
— Фамилия Сендзёгахара на первый взгляд и кажется опасной[2], но она отличная ученица и не вызывает никаких проблем. Умная и не отлынивает от уборки.
— Так и есть. Но это я и так знаю. Я бы хотел услышать что-то новое.
— Но мы с ней лишь около месяца в одном классе. За такое время человека не узнаешь. Только прошла Золотая неделя.
— Золотая неделя, говоришь...
— Хм? Что Золотая неделя?
— Да ничего. Продолжай.
— А... Ну ладно. Сендзёгахара-сан не особо разговорчивая... и, кажется, у неё совсем нет друзей. Я по-разному пыталась разговорить её, но такое чувство, что она возвела вокруг себя непробиваемую стену...
— ...
Вот она, забота.
Ну я догадывался об этом, несмотря на свой вопрос.
— С ней... действительно трудно, — проговорила Ханэкава.
Тяжёлый вздох.
— Наверное, это всё из-за её болезни. В средней школе она была куда активней и веселей.
— В средней школе... Ханэкава, ты ходила с ней в одну школу?
— Э? Разве ты меня не поэтому спрашиваешь? — удивилась Ханэкава. — Да, это так. Мы из одной школы. Муниципальная средняя школа Киёкадзэ. Мы не учились в одном классе, но Сендзёгахара-сан была довольно знаменита.
«Больше чем ты?» — чуть было не спросил я, но остановил себя. Ханэкава не любит, когда к ней относятся как к популярной. Думаю, ей не хватает честности к самой себе: себя она считает не более чем «обычной девушкой, которая лишь немного серьёзней остальных». Она искренне верит, что учёба — это то, чего может добиться каждый своим упорством.
— А как она занималась спортом... Просто загляденье.
— Спортом...
— Она была асом легкоатлетического клуба. Думаю, даже установила несколько новых рекордов.
— Легкоатлетического?..
Другими словами.
В средней школе она не была такой.
Полная энергии, яркая — если честно, нынешнюю Сендзёгахару трудно такой представить.
— Я слышала много разного о ней.
— Например?
— Говорили, что она очень добрая и дружелюбная. Ко всем относилась одинаково ласково, никогда ни с кем не ссорилась, к тому же была очень трудолюбива. Её отец занимал высокий пост в иностранной компании, они жили в огромном особняке, но несмотря на богатство своей семьи Сендзёгахара-сан не строила из себя абы кого и не зазнавалась. Стоя на высоте, она ставила себе более высокие цели.
— Да она сверхчеловек какой-то.
Хотя, думаю, только где-то половина этого правда.
Слухи есть слухи.
— Но это всё говорили о ней тогда.
— Тогда...
— Я слышала, что после поступления в старшую школу она получила травму, но всё равно сильно удивилась, когда встретила её в классе. Ни за что бы не представила её тихо сидящей в углу.
«Хотя это лишь лично моё мнение», — опустила Ханэкава.
Разумеется, это лишь её собственное представление.
Люди меняются.
Старшая и средняя школы — вещи совершенно разные. Это верно для меня, и, наверное, для Ханэкавы. Наверняка и для Сендзёгахары тоже. С Сендзёгахарой многое случилось, и, может, она действительно просто получила какую-то травму. Из-за этого она, наверное, и потеряла свою жизнерадостность. И всю свою энергичность. Из-за вечных болезней любой бы стал вялым. Особенно, если в прошлом был активным. Думаю, это предположение совершенно верно.
Если бы не утреннее происшествие.
Мог я сказать.
— Но... хоть мне, наверное, и не следует говорить такое о Сендзёгахаре-сан...
— Что такое?
— Сейчас она... куда привлекательней, чем раньше.
— ...
— Она выглядит... ужасно эфемерной.
Молчание — сказано уже достаточно слов.
Да.
Эфемерная.
Не ощущается.
Словно дух?
Сендзёгахара Хитаги.
Болезненная девушка.
Не имеет веса.
Слухи есть слухи.
Городская легенда.
Объект сплетен.
Предмет слухов.
Полуправдивых?
— А, точно, вспомнил.
— Э?
— Меня звал Ошино.
— Ошино-сан? Зачем?
— Ну... это, по работе помочь.
— Хм-м?
Лицо Ханэкавы лишь слегка дрогнуло.
Внезапная смена темы — или скорее, откровенных уход от дальнейшего разговора, определённо насторожили её. Думаю, такие ничего не значащие слова как «по работе помочь» лишь стимулировали её сомнения. С умными людьми всегда сложно.
Они разгадают любую ложь, как бы красиво она не выглядела.
Встаю, продолжаю уже не так уверенно:
— Так что я уже не вернусь. Ханэкава, я могу переложить оставшееся на тебя?
— Если пообещаешь отработать, то сегодня я и сама справлюсь. Осталось немного, так что на этот раз я тебя прощу. Нехорошо будет заставлять Ошино-сана ждать, — всё-таки ответила Ханэкава.
Похоже, имя Ошино сработало. Как и я, Ханэкава очень обязана Ошино, и какая-либо неблагодарность по отношению к нему совершенно невозможна. Ну, на самом деле, я, конечно, использовал его имя с расчётом, однако не так уж и соврал.
— Тогда, может, я и выберу программу на фестиваль? А после мы решим, принять или нет.
— Ага. Рассчитываю на тебя.
— Передавай привет Ошино-сану.
— Обязательно.
А затем я вышел из класса.