Моногатари (Истории чудовищ)

003

Вышел из класса, закрыл за собой дверь и уже занёс ногу для шага, как вдруг из-за спины...
— О чём болтали с Ханэкавой-сан? — донёсся до меня вопрос.
Я обернулся.
Оборачиваясь, я всё не мог понять, кто же говорил — голос незнакомый. Но раньше я его слышал. Да, это раздражающее учителей, похожее на автоответчик, деликатное «не знаю»...
— Не двигайся.
С этим я догадался, что это Сендзёгахара. Дообернувшись, я понял и, что она, тщательно прицелившись и не теряя ни секунды, резко удлинила лезвие канцелярского ножа мне в рот.
Лезвие канцелярского ножа.
Плотно приставлено к моей левой щеке изнутри.
— Х!
— Ой, не так... «Двигаться можешь, но это очень опасно», да, так правильнее.
Не легко, но в то же время и не плотно лезвие прижималось к внутренней стороне моей щеки.
Что до меня, то я стоял как дурак с широко разинутым ртом, боясь и дрогнуть после такого наказа.
Страшно.
Думал я.
Но не ножа, нет.
Страшно Сендзёгахары Хитаги, глядящей на меня леденящим душу, абсолютно статичным взглядом.
Такой...
У неё и правда такой опасный взгляд?
Уверен.
Сейчас, когда лезвие канцелярского ножа приставлено к внутренней стороне моей левой щеки, но не углубляется, я, глядя в глаза Сендзёгахары, уверен — оно направлено совсем не тыльной стороной.
— Любопытный таракан... Суёшь свой нос в чужие дела. Жутко бесит. Ты действуешь мне на нервы, ничтожный червь.
— Э-эй...
— Что такое? Правой одиноко? Так бы сразу и сказал.
Сендзёгахара взмахнула левой рукой в противоположность правой, держащей канцелярский нож. Я тут же приготовил зубы, ожидая пощёчины, однако произошло кое-что другое. Не то, чего я ожидал.
В левой руке Сендзёгахары оказался степлер.
И прежде чем я смог нормально разглядеть это, она сунула мне его в рот. Конечно, засунула не полностью — Сендзёгахара зажала степлером мою правую щёку — словно собиралась скрепить бумагу.
А затем слегка нажала.
Словно собираясь выпустить скобу.
— К... А...
Объёмная часть степлера, ну в смысле, та, в которую вставляются скобы, до отказа заполнила мой рот, и я, естественно, не мог вести внятные речи. Если с ножом я ещё мог говорить, но не мог двинуться, то сейчас я даже не пытался. Даже не хотел думать об этом.
Вставила за доли секунды в широкой открытый рот с уже засунутым туда острым тонким канцелярским ножом степлер — словно просчитала всё до последний мелочей, жутковатое мастерство.
Вот чёрт, последний раз мне в рот засовывали всякие штуки в первый год средней школы, когда лечили кариес. С тех пор, дабы такое не повторилось вновь, я каждое утро, каждый вечер, после каждого приёма пищи начищал зубы и даже жевал жвачку с заменителем сахара.
Но это меня не спасло.
Взмах ресниц — и вот мой рот снова забит до отказа.
В коридоре частной старшей школы словно образовалась аномальная зона, и даже не верится, что где-то за стеной Ханэкава выбирает программу культурного фестиваля.
Ханэкава...
Что значит «фамилия на первый взгляд кажется опасной»?
Да эта девушка в полной мере соответствует своему имени...
Удивлён, что проглядела!
— Ты узнал от Ханэкавы-сан о моей жизни в средней школе и теперь направился к Хосина-сэнсэй? Или же решил пропустить её и пошёл сразу к медсестре Харуками-сэнсэй?
— ...
Не могу и слова вымолвить.
Не отрывая от меня взгляда, Сендзёгахара глубоко вздохнула с лёгким разочарованием.
— Я была слишком небрежна. В таком состоянии ужасно трудно «взбираться» по лестнице. Одна ошибка будет стоить всей работы.
— ...
Эта ситуация обратила меня неожиданно прекрасным слушателем, не способным и помыслить о сопротивлении речам сей девушки-подростка, что прекрасней любого цветка.
— Никогда и представить не могла, что там окажется кожура от банана.
— ...
Моя жизнь сейчас зависит от девушки, подскользнувшейся на банановой кожуре.
Откуда эта штука взялась на школьной лестнице?
— Ты ведь уже понял? — спросила Сендзёгахара.
Взгляд всё такой же опасный.
Все «принцессы» такие?
— Да, у меня нет веса.
Веса нет.
— Хотя нет не полностью — с моим ростом и телосложением средний вес должен быть чуть больше сорока килограмм.
Я бы сказал, пятьдесят.
В левую щёку упирается нож, правую давит степлер.
— !
— Я не намерена терпеть твои извращённые фантазии. Ты сейчас представлял меня голой, да?
Вообще-то нет, но результат остроты не потерял.
— Всё же максимум где-то сорок пять, — настаивала Сендзёгахара.
Не уступает.
— Но сейчас мой вес — пять килограмм.
Пять килограмм.
Словно новорождённый ребёнок.
Представляется пятикилограммовая гантелька. Хоть и не близка к нулю, но масса в пять килограмм, учитывая распределение по телу человека, при любой плотности будет ощущаться почти нулевой.
И поймать такую просто.
— Ну, если быть точной, это только мои весы показывают пять килограмм — сама я не ощущаю этого. Как раньше чувствовала себя на чуть больше сорока килограмм, так и сейчас.
Вот как...
Может, это какое-то уменьшение влияния гравитации? Не масса, объём — точно, если удельный вес воды единица, то при том, что тело человека по большей части состоит из воды, её плотность будет где-то около единицы... проще говоря, у Сендзёгахары одна десятая её реальной плотности.
Если исходить из такой цифры плотности костей, то она, скорее всего, должна болеть остеопорозом. Внутренние органы и мозг нормально функционировать не смогут.
Выходит, дело не в этом.
Ничего такого у неё нет.
— Знаю, о чём ты думаешь.
— ...
— На грудь мою пялишься, свинья.
— !..
Да даже не думал!
Похоже, эта старшеклассница весьма высокого мнения о себе. Ничего удивительно при такой-то внешности... но ей бы стоило поучиться у кое-какой старосты, работающей сейчас за стеной.
— Как же я устала от недалёких людишек.
Похоже, это недоразумение не разрешить... Всё равно, думаю, Сендзёгахара довольно далека от болезненной — это лишь внешняя сторона её тела. То, что её вес, — пять килограмм, не делает её презренной и уж тем более болезненной. Если уж так говорить, то это словно пришелец, прилетевший на Землю с планеты с гравитацией в десять раз большей нашей, тут необходима высокая способность к движению. Она ведь к тому же раньше ходила в клуб лёгкой атлетики. Хотя на приземление на другую планету это, конечно, не особо смахивает...
— Это случилось после того, как я окончила среднюю школу, но ещё не поступила в старшую, — проговорила Сендзёгахара. — Я тогда ещё не была старшеклассницей, но и не училась в средней школе, весенние каникулы ещё не начались, в это неопределённое время я и стала такой.
— ...
— Я встретила... краба.
К-краба?..
Она сказала краба?
Краб... это которых зимой едят? Эти крабы?
Членистоногие ракообразные декаподы?
— И он украл мой вес.
— ...
— Ладно, не думаю, что ты способен понять. Я говорю с тобой лишь потому, что ты можешь вызвать мне кучу проблем своим разнюхиванием. Арараги-кун. А, Арараги-куун... Эй, Арараги-кун, — Сендзёгахара снова и снова повторяет моё имя. — У меня нет веса — нет тяжести. Вообще нет тяжести. И это меня не тяготит. Знаешь, это ведь прямо как в «Загадочном мире Ёсуке»[3]. Тебе нравится Такахаси Ёсукэ[4]?
— ...
— В школе об этом знает медсестра Харуками-сэнсэй. Только она. Сейчас ни директор Ёсики-сэнсэй, ни замдиректора Сима-сэнсэй, ни завхоз Ирунака-сэнсэй, ни классный руководитель Хосина-сэнсэй не знают. Только Харуками-сэнсэй... Ну и ты, Арараги-кун.
— ...
— Ну и что лучше всего подойдёт, чтобы ты молчал о моём секрете? Что мне сделать? Поклянёшься не болтать «даже под ножом», Арараги-кун? Или следует «закрыть тебе рот»?
Канцелярский нож.
Степлер.
Она в здравом уме? Прессует одноклассника. Это вообще нормально? Как подумаю, что такой жуткий человек больше двух лет находился рядом со мной в одном ряду, аж в дрожь бросает.
— Врачи сказали, что причина неизвестна — точнее, никакой причины нет. После всех тех унижений, что они сотворили с моим телом, заключение просто унизительное. Всё так и было, они не смогли ничего сказать кроме «так и было» — вот как, — бормотала Сендзёгахара словно сама себе. — Не думаешь, что это слишком нелепо? Я... ведь в средней школе я была обычной и милой.
— ...
Отложим ненадолго тот факт, что сейчас она саму себя назвала милой.
Она и правда ходит по больницам.
Опоздания, уход пораньше, пропуски.
К тому же, медсестра.
Что же она об это всём думает?
Так же, как я — так же, как я, только не на короткий период двухнедельных весенних каникул, а с самого поступления в старшую школу она всё время была такой.
Что она оставила?
Что отбросила?
Прошло уже достаточно времени.
— Собираешься меня пожалеть? Как по-доброму, — с отвращением выдала Сендзёгахара, словно заглянув в моё сердце. — Но мне не нужна твоя доброта.
— ...
— Всё, что мне нужно это, чтобы ты молчал и больше меня не трогал. Ну как, справишься? Ты ведь не хочешь, чтобы с твоими драгоценными щёчками что-то случилось? — расплылась в улыбке Сендзёгахара. — Если готов пообещать мне своё молчание и безразличие, то кивни два раза, Арараги-кун. Любое другое движение я посчитаю попыткой к нападению и тут же пресеку.
Она не колеблется.
Я, не имея иного выбора, кивнул.
А затем кивнул второй раз.
— Вот и ладушки.
Увидев это, Сендзёгахара, кажется, расслабилась.
Выбора не было, да и сделкой или соглашением это не назовёшь, но тем не менее мой покорный ответ всё-таки успокоил её.
— Спасибо.
Она начала скорее медленно, чем осторожно, убирать нож от внутренней стороны моей левой щеки. Она действовала внимательно, стараясь случайно не поранить мой рот.
Она вытащила канцелярский нож и втянула лезвие.
Кчкчкчкчкч.
А теперь степлер.
— Яй?!
Клац-клац.
Не могу поверить.
Сендзёгахара... решительно нажимает на степлер. А затем, прежде чем я успел скрючиться от дикой боли, она проворно вытащила его.
Я тут же рухнул на четвереньки.
И ухватился за щёку.
— Гх... в-вот же...
— Не кричишь. Как хорошо.
Шлангом прикидывается...
Сендзёгахара посмотрела на меня сверху-вниз.
— На сейчас я тебя прощу. Мне отвратительна твоя глупость, надеюсь, твоя клятва будет честной.
— Т-ты...
Клац-клац.
Попытался я что-то сказать, как Сендзёгахара заткнула меня, щёлкнув степлером, словно собирается скрепить воздух.
Использованная скоба упала прямо передо мной.
Естественно, я тут же замер.
Рефлекс.
С первого же раза она привила мне условный рефлекс.
— Так вот, Арараги-кун, с завтрашнего дня ты меня полностью игнорируешь. Всего хорошего.
Не дожидаясь ответа, Сендзёгахара развернулась и быстро зашагала по коридору. Не успел я и подняться, как она уже скрылась за углом.
— Просто дьяволица, а не девушка...
У нас определённо различна сама структура мозга.
Похоже, я её недооценил, подумав, что она всё-таки не станет этого делать. Хотя уже хорошо, что она выбрала степлер вместо ножа.
Я легонько погладил щёку, но не чтобы утихомирить боль, которая уже почти прошла, а чтобы проверить как она.
— ...
Ладно.
Порядок, насквозь не прошло.
Я продолжил и засунул палец в рот. Палец левой руки, щека-то правая. Почти сразу же нашарил её.
По ещё нестихнувшей, неслабеющей острой боли я нашёл скобу. На самом деле то, что она выстрелила всего одной, можно считать лишь обычной угрозой в случае отхода от мирной линии... и, если честно, было вполне ожидаемо.
Ладненько.
Скоба не прошла насквозь, значит не искривилась и по большей части так и осталась с прямыми углами. Если б она не сохранила свою форму, то доставать её бы приходилось с силой и жутким сопротивлением.
Подцепил большим и указательным пальцами и вытащил за раз.
К острой боли добавился тусклый вкус.
Похоже, брызнула кровь.
— Ух...
Порядок.
Теперь я в порядке.
Я лизнул две ранки на внутренней стороне щеки и кинул скобу степлера в карман формы. Так же поступил и со скобой, брошенной Сендзёгахарой. Кто-то ведь может нечаянно наступить на них без ботинок. Лично мне они видятся какими-то использованными гильзами магнума.
— Что? Ты всё ещё здесь, Арараги-кун?
Из класса вышла Ханэкава.
Похоже, она уже закончила.
Немного припоздала.
Хотя, нет, время самое подходящее.
— Разве ты не спешил к Ошино-сану? — спросила она.
На её лице выразилось недоумение.
По другую сторону стены... да, по другую сторону весьма тонкой стены. И тем не менее Ханэкава совсем не почувствовала Сендзёгахару, проделавшую такую жуткую работу. Всё-таки эта девушка... не обычный человек.
— Ханэкава... ты любишь бананы?
— Э? Ну точно не недолюбливаю. Они очень питательны, и если выбирать между люблю или не люблю, то да, люблю.
— Как бы ты их не любила, никогда не ешь в школе!
— Ч-чего?
— Ну ладно, есть можешь, но, если бросишь кожуру на лестнице, я тебя ни за что не прощу!
— О чём ты говоришь, Арараги-кун?!
Ханэкава приложила руку ко рту с озадаченным выражением.
Ну это нормально.
— Но, Арараги-кун, Ошино-сан...
— Прямо сейчас к нему и направлюсь.
Оборвал я её.
Оборвал я её и, пройдя мимо Ханэкавы, стремительно рванул вперёд. «Ох! Эй, Арараги-кун, нельзя бегать по коридорам! Я всё расскажу учителю!» — послышался сзади, её окрик, который я, естественно, проигнорировал.
Бегу.
Несмотря ни на что бегу.
Завернул за угол, на лестницу.
Четвёртый этаж.
Далеко не должна уйти.
Шагаю прыжками, второй пролёт, третий, прыгаю сразу через несколько ступенек и наконец приземляюсь на четвёртом по счёту.
В ноги пришёлся удар.
Удар от моего веса.
Такой удар...
Которого у Сендзёгахары, по всей видимости, нет.
Нет веса.
Нет тяжести.
Такой ненадёжный шаг.
Краб.
Она сказала «краб».
— Не сюда... наверное, туда?
Вряд ли она куда-нибудь свернёт. Она не станет думать, что я последую за ней, и пойдёт прямиком к школьным воротам. Время уже позднее, и в школе должны оставаться только члены клубов, а она ни в одном не состоит и потому должна направиться домой. С такими мыслями я без колебаний приземляюсь на второй этаж с третьего. Прыгаю.
А затем на первый со второго.
Сендзёгахара здесь.
Она уже услышала за спиной топот и, заинтересовавшись, обернулась.
Взгляд ледяной.
— Удивлена, — сказала она. — Нет, я действительно поражена. Далеко не все готовы так сразу воспротивиться, на моей памяти, такое впервые, Арараги-кун.
— Впервые...
Значит, были и другие?
Хотя она говорила же про ошибки.
Но если так подумать, «отсутствие веса» секрет, который может раскрыться только при телесном контакте, а с её-то уровнем защиты такое практически невозможно...
Если вспомнить, она сказала «сейчас».
Может, она и вправду дьяволица.
— Не думала, что ты так легко оправишься от боли. Обычно такого достаточно, чтобы человек не двигался с места.
Слова опытного.
Жуткая жуть.
— Хорошо. Я поняла. Поняла, Арараги-кун. Твоя позиция «око за око» не противоречит моей справедливости. Раз так, то я готова, — проговорила Сендзёгахара.
И развела руки в стороны.
— Да начнётся битва.
И в обеих руках её — помимо уже виденных мною канцелярского ножа и степлера, куча самых разных канцелярских принадлежностей: остро наточенный ТМ карандаш, циркуль, трёхцветная шариковая ручка, механический карандаш, клей-момент, ластик, скрепки, зажим, скрепитель, перманентный маркер, булавка, перьевая авторучка, корректор, ножницы, скотч, швейный набор, разрезной нож для бумаги, угольник, тридцатисантиметровая линейка, транспортир, клей ПВА, набор резцов, краски в тюбиках, пресс-папье и тушь.
...
У меня такое предчувствие, что в будущем меня ждёт преследование до самого порога смерти, лишь потому что я находился с ней в одном классе.
Как по мне, так самое опасное здесь — клей-момент.
— Н... Нет и нет. Не будет битвы.
— Не будет? Чего это?
В её голосе прозвучали нотки досады.
Но раскинутые руки она не убрала.
И жуткие орудия убийства, именуемые канцелярскими принадлежностями, по-прежнему посверкивали в свете ламп.
— Тогда в чём дело?
— Наверное, это только предположение, — говорю я. — Но думаю, что мог бы, так сказать, протянуть руку...
— Или ноги?
Я же от чистого сердца...
А она издевается.
Нет, скорее, она раздражена.
— Не шути со мной. Я говорила, мне не нужна ничья дешёвая жалость. Будто ты что-то можешь. Тебе стоит просто молча не обращать на меня внимания.
— ...
— Доброту я тоже рассматриваю как попытку к нападению, — сказала она.
И взошла на одну ступеньку вверх.
Похоже, она серьёзна.
Колебаться не будет — по недавней встрече я уже достаточно понял. Более чем достаточно.
Поэтому.
Поэтому я без лишних слов завёл палец за край губ и потянул щёку.
Пальцем левой руки правую щёку.
Естественно, внутренняя часть правой щеки открылась.
— Э?..
Сендзёгахара удивилась. С лёгким шумом опали всё её убийственные канцтовары.
— Ты... Это, как это.
Это даже вопросом особо не назовёшь.
Да.
Вкуса крови уже нет.
Рана от степлера Сендзёгахары уже полностью зажила, не оставив и следа.