Без безразличия

18. Общие планы

Для протокола: Люциус очень быстро понял, что ему нравится просыпаться рядом с Гермионой Грейнджер.

Даже если она и не спала вовсе, а бесцеремонно расхаживала по его спальне. Даже если прикрывала наготу бесконечно длинной белой простынью. Даже если к моменту его пробуждения она уже успела принять душ и собралась идти на завтрак — в гордом одиночестве. Просто открывать глаза и слышать пожелание доброго утра (пусть даже произнесённое нарочито холодным тоном) — это удовольствие, доступное не каждому. Уж точно не Люциусу Малфою, бывшему Пожирателю, бывшему заключённому Азкабана, бывшему... Бывшему.

Настоящий же, нынешний Люциус Малфой сумел вернуть себе данную привилегию. Пусть ему для этого и пришлось соблазнить совсем молоденькую девчонку, которая, ко всему прочему, была ещё и его ученицей. Но разве оно того не стоило? Ведь всё самое значимое всегда требует жертв, и чем солидней выгода — тем большим приходится рисковать. Такова жизнь. И именно в угоду этой линии жизни, которая порой норовит поставить крест на чьём-то счастье, случается и так, что эти жертвы пропадают впустую. Ни кната прибыли, ни грамма радости. Так что, если ситуацию нельзя однозначно назвать беспросветной, стоит благодарить жизнь и за совсем скромные радости. В этом весь смысл, и понять его куда проще, когда всё потихоньку налаживается. Поэтому Люциус был благодарен: за запах Гермионы Грейнджер (который всё утро хранила его постель), за сказанное второпях стыдливо-тихое «мне было очень хорошо с вами» и даже за шумно захлопнувшуюся дверь в его спальню.

Со стороны казалось, что даже Грейнджер приняла сложившуюся ситуацию как должное. Или просто привыкла, устав от бессмысленной борьбы, − неважно. Главное, что девчонка прекратила задавать ему кучу вопросов и больше не вспоминала о своих беспричинных истериках. Да пусть даже повод для них и имелся... Он теперь затерялся где-то в череде дней, которые минули с момента той её «исповеди».

К концу ноября Люциус стал замечать, что ему невероятно комфортно в компании Гермионы Грейнджер, даже когда они с ней не в спальне. А, например, в его кабинете, занимаются. Занимаются изучением целительства, не более. Или даже если они на обычном уроке, в компании двух десятков школьников. Когда Гермиона отвечала на какой-то из его вопросов или задавала свой, Люциус больше не ждал от неё подвоха. Напротив, теперь слушать её стало куда приятнее. Не только из-за открывшейся личной симпатии, но и из-за того, что Грейнджер, объективно, была лучшей на курсе и знала предмет на твёрдое «Превосходно». Она могла бы не переживать не только о выпускных экзаменах, но и о дальнейшем зачислении в стажёры Мунго. Причём не только из-за громкого имени и репутации. Так что изредка Люциус позволял себе тратить время урока на отвлечённый разговор. Так, после очередного занятия по колдомедицине он спросил: