Чернила цвета облаков

Глава 27. Больше ничего святого.

  Убитая душа, изрезанная горем, хотела выбраться из оков боли, но космос был против.
Космос был против.
Звёзды потухли.
Солнце упало.

Мальчик не верил ни в небеса, ни в ад. Он был один меж двумя несуществующими мирами и смотрел на небо, затянутое тучами. В тот день вода падала с неба и было неясно, то ли капли дождя на щеках, то ли слёзы. Мальчик шмыгнул носом, опустил красные и напуганные глаза. Рукавом растянутой чёрной кофты он вытер кровь под левым глазом. Порез ужасно болел и сильно кровоточил. Эта боль не была такой приятной, как обычно, потому он постоянно закрывал глаз рукой, чтобы унять жжение. Тейлор много раз представлял, как убьёт своего отца или ещё кого. Представлял, как будет вонзать клинок в горло, но совсем не подумал о том, что нужно будет как-то избавиться от следов.

Ему было четырнадцать. Слабые руки, слабая выдержка. Он тащил мёртвое тело отца по городу, несколько раз падал из-за скользкой дороги, несколько раз останавливался, чтобы отдышаться. Было тяжело. Тяжело и больно. Он уже несколько раз успел пожалеть о том, что сделал, но пути назад нет, если не считать кровавую дорожку, которая тянулась за ним. Мальчик отдышался, снова взял мужчину за руки и потащил по дороге хотя бы к ближайшему тёмному переулку, где можно спрятать тело. Мышцы ослабли. Он простонал от тяжести и чуть ли не сорвался на крик. Силы иссякли. Брюнет упал на колени рядом с человеком, когда-то называвшим себя его отцом. Он смотрел на его закрытые глаза и будто боялся, что они откроются. Он боялся, что отец прямо сейчас может подняться, взять ремень или что пожёстче и отомстить. Мёрфи старший бил сына очень редко и только если тот провинился или ослушался, но бил сильно. Так, чтоб наверняка. Чтобы было уроком.

— Почему именно сегодня? — голос мужской, но не слишком грубый. На слух можно понять, что говорит парень, но разве это имеет значение? — Я же просил перенести, — говорит кто-то за углом, и Тейлор обречённо опускает голову, готовясь к худшему. Сейчас его найдут. Сейчас вызовут полицию, и его отправят за решётку. Иначе быть не может.

Голос становится громче, сердце колотиться сильнее. Мёрфи нервно сжимает руки в кулаках и жмурит глаза, когда слышит неожиданную тишину. Тяжёлые шаги того говорящего парня резко прекратились. Всё вокруг умолкло. Го́лоса больше не слышно. Мальчик отчётливо чувствовал на себе чужой взгляд, а оттого ему только сильнее хотелось угодить в тюрьму, чтобы прекратить это молчание.
«Да, в тюрьму. Там мне и место. Я заслужил. Так будет правильно, » — думал мальчик и медленно открывал глаза, поборов страх. Каждым кусочком тела он чувствовал своё бессилие. Ноги уже онемели, отказываясь поднять его с земли. Руки замёрзли, отказываясь сопротивляться. Сердце замерло, отказываясь жить.

Мальчик поднял взгляд, и холод пробежался по коже от ветра, внезапно сорвавшего листву с деревьев. Перед ним, загораживая свет уличного фонаря, стоял высокий парень. На вид ему было лет семнадцать. Русые волосы, тёмные глаза, но их было плохо видно из-за мрака ночи. Парень застыл в немом удивлении и чуть опустил руку с телефоном. А Тейлор так и сидел на коленях, даже не пряча кровавые пятна на своем теле.
— Я перезвоню, — пробормотал парень кому-то по ту сторону провода и отключил вызов, убрав телефон в карман.

Русоволосый медленно сделал несколько шагов к мальчику, будто опасаясь маленького животного, которое может напасть в любой момент.
— Я не хотел... — прохрипел Мёрфи и нервно закачал головой. — Я... Я просто... Оно само так... — в горле ком, в лёгких иголки. Он не мог найти слов. — Я не сдержался. Мне очень жаль.
— Тише-тише... — прошептал парень и сел на корточки рядом с мальчиком.
— Мне больно, — брюнет стал дышать нервно, боясь поднять глаза на незнакомца. — Мне очень-очень больно. Оно всё ещё во мне. Оно как будто... Как будто управляет мной.
— Успокойся, ладно? Как тебя зовут? — парень положил руку ему на плечо, и тот нервно дёрнулся, но русоволосый не убрал руку, а только крепче сжал пальцы.
Мальчик судорожно закивал головой и поднял взгляд. У парня были зелёные глаза, хмурый вид и растрёпанные волосы. На скуле красовалась царапина, а на шее — синяк, который был наполовину прикрыт тёмно-серой лёгкой кофтой.
— Тейлор.
— Это ты убил его? Кто это был?
— Отец, — услышав это, парень удивлённо изогнул бровь. — Плевать на него. Мне всё равно. Просто... Вас я тоже хочу убить, — после этих слов мальчик посмотрел на свои дрожащие окровавленные руки, и от этого сильнее захотелось испачкать их кровью ещё одного человека.

— Я помогу тебе, хорошо? — парень тыльной стороной руки провёл по его левой щеке, вытирая кровь от пореза почти на половину лица.
— Сдадите меня в психушку?
— Нет, Тейлор, там тебе уж точно не помогут. Поверь моему опыту, — русоволосый улыбнулся и, подбадривающе похлопав мальчишку по плечу, встал в полный рост. Он взял тело мужчины за ноги, сам потащил его куда-то за угол и кивнул головой в сторону поворота, подзывая Мёрфи к себе.

Ночь словно стала светлее и не от уличных фонарей, тускло и устало подмигивающих путникам, а от улыбки странного непонятно откуда-то взявшегося русоволосого парня. Брюнет поднялся на ноги, побежал вслед за ним. Силы вернулись к нему, и уже не было той паники и чувства обречённости. Парень подошёл к какой-то синей машине, открыл ключом багажник и закинул в него тело.
— Что мне теперь делать? — спросил Тейлор, глядя на высокого парня. Высокого не только в плане роста.
— Можешь остаться здесь и ждать, когда на тебя заведут дело, или пойти со мной и перестать бояться себя настоящего.
Парень потрепал его по волосам и обошёл машину, подойдя к водительскому месту.
— А как зовут Вас? — поинтересовался мальчик и открыл дверь возле заднего сидения. На это русоволосый ухмыльнулся, потянулся к карману и ответил:

— Нейтан. Хочешь попробовать сигарету?

POV: Эшли.

Чем-то жизнь и стала лучше, чем-то осложнилось. Тупоголовая Эшли всё никак не может найти работу, а потому начинает продавать мебель и некоторый хлам. Было примерно два часа дня, когда я вернулась из школы домой и застала миссис Спроус, шуршащую на кухне. Проживя с ней такое маленькое количество времени, я успела заметить, как мастерски у неё получается готовить что-то невероятно вкусное почти из ничего.
— Привет, мам, — радостно воскликнула я, с гордостью произнося последнее слово.
Женщина удивилась, замерла на несколько секунд, но потом улыбнулась, вытирая руки о фартук.
— Привет. Как в школе?
Пожимаю плечами, ворую из блюдца какую-то булочку и сажусь за стол, пока Лора хозяйничает у плиты. Нужно как-то начать разговор о продаже дома.

— Как тебе город? — спрашиваю и рассматриваю траву за окном. Как быстро она выросла... Весна кончается. Вот-вот начнутся экзамены, потом лето, потом счастливая жизнь... Я верю, что теперь всё будет иначе.
— Мы с твоим отцом точно не ошиблись в выборе. Здесь много крутых мест, куда можно сходить.
Миссис Спроус всегда была женщиной, которая не умела усидеть на месте. Экскурсии, шоппинг, прогулки, зоопарки, аттракционы... Она говорила, что чувствует себя действительно живой, когда проводит время не в тесных стенах дома.
— Знакомилась с соседями?
— Да, мисс Розенберг отличная хозяйка, а её муж так вообще мастер на все руки. Они передали нам пирог. А этого мальчика, — она указала на окно, откуда было видно дом Мёрфи, — я не застала.

Не застала... Как же тебе повезло.
После того случая с Нейтаном я и сама больше не видела Мёрфи. Дней девять прошло уже, а он всё не появлялся дома.
— Я... Хотела кое-что сказать, — услышав эти слова, она садится напротив. — В городе очень опасно. Тут уже года три один маньяк держит всех в страхе. Люди сбегают отсюда.
— Разве по новостям не должны были об этом говорить?

Я улыбаюсь... Миссис Спроус не застала не только самого Мёрфи, но и передачи в новостях, которые говорили только о нём. Давно уже не было никаких сенсаций с его именем. Что-то в парне изменилось, возможно. Что-то повлияло. Он научился сдерживаться.

— Говорили. Сейчас затишье. Я выставила дом на продажу, и мне предлагают заплатить сразу половину суммы, а остальную — позже. На эти деньги мы сможем куда-то съехать.
— Стоп, стоп, стоп... — она закачала головой и замахала руками. — Молли, это всё не делается так быстро. И не нужно нам никуда переезжать. Тут отличные соседи, хороший район и тихий город, хоть и большой. Этот дом — последнее, что купил твой отец перед смертью. Мы не уедем отсюда, — голос её мне показался строгим и даже холодным. Она явно не собиралась об этом говорить.
— Послушай... Я не могу здесь оставаться. Жнец...

Моя фраза была прервана другой фразой, исходящей из уст ведущего какой-то передачи. Маленькая громкость не давала понять всё дословно, так что я добавила звука, как только услышала слова: «Экстренные новости».
— Ведётся прямой репортаж. Недалеко от центрального района города Сент-Пол произошло массовое нападение на прохожих. Здесь происходит что-то ужасное... — девушка с русыми волосами, туго затянутыми в аккуратный пучок, держала камеру и говорила как можно тише, прячась за машиной. Её светло-коричневое пальто испачкалось то ли кровью, то ли краской, но, судя по ситуации, это было первое. — Вооруженная толпа движется к северной части города. Они... Они убивают всех, кто попадается им на пути.

Камера дрожит в её руках, девушка тянет руку с телефоном, показывая всё, что происходит за машиной. Человек двадцать, не меньше, одеты во всё тёмное. На них маски, полностью закрывающие лица. Некоторые из толпы держат в руках дубины, ножи, пистолеты и цветные дымовые факелы. Судя по телосложению, это парни. Они разбивают витрины магазинов, догоняют людей, в страхе пытающихся сбежать, превращают их головы в кровавое месиво и шагают дальше. Их сопровождает несколько спортивных машин и мотоциклов.

— Я не смогу сбежать... Они... Они убивают всех. Абсолютно всех! По всем улицам разбросано это, — девушка направляет камеру на себя и показывает карту. Символ Жнеца.
В её глазах дикий ужас. Девушка совсем молодая, она не успела почувствовать вкус жизни, а теперь смаковала приближение смерти.

Где-то на заднем фоне слышится рёв мотоцикла, и русоволосая нервничает больше. Она бегает глазами по сторонам, судорожно трясёт руками и камерой в них, а потом замирает, увидев что-то в стороне. На глазах её наворачиваются слёзы, она жалобно проговаривает тихое «нет» и, отползая назад, переводит камеру на что-то или на кого-то. Тёмный силуэт парня пробирает до мурашек. Он стоит с другой стороны машины, не двигается и смотрит точно на девушку. Лицо закрыто чёрной маской, где на глазах нарисовано два белых креста, а вместо рта — огромная улыбка того же цвета. Камера трясётся, парень сжимает кулаки и делает несколько широких шагов, от чего девушка начинает кричать. Она откладывает камеру в сторону, так что теперь видно только нижнюю часть их тел. Убийца наклоняется, берёт русоволосую за ворот пальто и тянет вверх, заставляя подняться. Он прижимает её к машине, её ноги дрожат, а она сама умолкает и задыхается. Видимо, её душат. Её чёрные каблуки отрываются от земли, спадают с ног. Парень поднял её выше, заставляя задыхаться, кряхтеть, дёргаться... Проходит не так много времени перед тем, как девушка безжизненно падает на цемент, ударяется головой и рукой задевает камеру. Её телефон падает, теперь экран абсолютно чёрный, но буквально через мгновение кто-то вновь поднимает камеру, стирает с неё пыль и обращается к зрителям. Тот самый парень, чьё лицо было закрыто маской всё это время, направляет объектив на себя, вытягивает руку, чтобы было видно и его, и лежащую на земле девушку. Маска пластиковая, белые кресты — стекло, за которым не видно глаз. Он наклоняет голову, выходит на дорогу и произносит фразу, которая, наверное, уже завтра будет на заголовках статей во всех газетах:

— Больше ничего святого, — почти пропел парень. Теперь было ясно, что это не взрослый мужчина. А мне было ясно намного больше.

В прошлый раз Он заботился о том, чтобы Его не нашли. Компьютерные нотки скрывали за собой его настоящий голос, когда он издевался над Марти. Сейчас, видимо, ему было плевать. Это был не Тейлор. Даже не то, что от него осталось. Это был Жнец. Бессердечный, беспринципиальный, холодный и жестокий убийца. Больше в нём не было ничего. Ничего святого.

— Мы пришли сжечь ваше королевство до тла. Называйте это моей коронацией, — голос его возбуждённый, наполненный диким азартом и вдохновением. Скорее всего, он улыбается.
Он переворачивает камеру, показывает свою «армию» и то, что сейчас там происходит. Один из парней ногой втаптывает чью-то голову в бордюр, другой дубиной разбивает стекло в магазинчике, где спрятался испуганный до смерти продавец.

— Я не смогу это сделать, — слышится голос со стороны, и Жнец переводит камеру на говорящего. К нему подошёл массивный парень или даже мужчина в какой-то тряпке, намотанной на лице. Он крепко держит за шиворот маленькую девочку в нежном голубом платьице. Её светлые волосы прилипли к заплаканному, испачканному в крови лицу. На ней нет ран, значит, кровь не её. Слёзы льются из глаз бесшумно, её голос пропал, и теперь она только жалобно смотрела на Жнеца и камеру в его руках.
— Она же совсем ребёнок... — продолжает тот здоровяк.
Мёрфи молчит, берёт телефон в другую руку, а правой проводит по лицу девочки. Она дёргается, жмурит глаза, плачет сильнее. Тейлор забирает пистолет у своего «верного слуги», на него же направляет оружие и стреляет ему в голову без капли сожаления. Кара за неподчинение.
Девочка бы закричала, если бы могла, но она только закрыла руками лицо и села на колени перед парнем. А он навёл на неё дуло пистолета... Отвёл камеру... И выстрелил.

Больше ничего святого.

На этом моменте миссис Спроус выключила телевизор и закрыла лицо руками. Она не была очень впечатлительной, но эти кадры явно что-то в ней подкосили.
— Ты права, — выдавила она из себя и пальцами потёрла глаза, размазывая тушь.
Мне обычно нравилось за ней наблюдать, но сейчас было такое чувство, будто сегодня-завтра её опять заберут в психиатрическую больницу и запрут в четырёх белых стенах. Потому я старалась запомнить её силуэт в мельчайших деталях. Уставшие глаза понемногу оживлялись, тело набирало вес, хоть и очень медленно, а цвет кожи нормализовался.

Миссис Спроус поднялась со стула, быстрым шагом удалилась из кухни и зашла в ванную, где выпустила свои эмоции. Мой взгляд медленно обратился к дому напротив окна. Все самые ужасные вещи так гармонично смешались в одном человеке. Сегодня он убил ребёнка, а завтра? Будет насиловать? Устраивать массовые теракты? Разрывать чужие могилы?

Я слышу какие-то крики, подхожу к окну и наблюдаю, как глава соседского семейства грубым криком заставляет своих детей и жену быстрее собирать вещи. Он несёт на себе несколько огромных пакетов, заталкивает их в машину и садится за руль, после чего вместе с семьёй уезжает. Наверное, навсегда. Они оставили свой дом из-за человека, которого каждый день видели на пороге с сигаретой. Из-за восемнадцатилетнего мальчишки, которого никто не смог спасти.

Они оставили свой дом, а я оставляю свои попытки помочь убийце.

*****

Время — наша жизнь, но время — наша смерть. Если бы можно было сравнить минуты с каплями воды, то я бы сказала, что умираю от жажды. Уже послезавтра мне придётся сдавать экзамены, а я тупая, как валенок. Хотя, не нужно врать... Далеко не учёба у меня на первом месте в мыслях. В школе творится такой же хаос, как и на улице. Половина учеников покинули заведение и переехали, а остальные приходили на уроки с опасением. Постоянные эмоциональные потрясения выбили меня из привычного ритма жизни, а потому я копаю землю в поисках хотя бы пары капель времени.

Целая неделя для Сент-Пола была настоящим квестом на выживание. По всему городу объявили что-то вроде военного положения. По всем улицам и переулкам круглосуточно бродят сотрудники полиции, а по вечерам разгоняют всех по домам, как только стукнет девять часов. Как бы всё это здорово ни звучало, убийств меньше не стало. Почти каждый день на экранах телевизоров выводилось хотя бы одно имя погибшего гражданина. За всю историю города это первый случай проявления такой жестокости. Жнец больше не выбирал жертв. Он убивал всех подряд, без разбирательств, без объяснений причины и без жалости. Улицы залиты кровью, и очень скоро эта фраза станет буквальной. А тем временем мы с миссис Спроус продолжаем наивно ждать покупателей, которые обещали заплатить часть денег за дом.

Мне страшно.

Впервые мне так сильно страшно за кого-то. Моя новая мама стала единственным лучиком света в моём тёмном царстве, но теперь этот мрак становился чернее, а свет в нём всё тускнел. Я перестала включать телевизор, когда она была со мной в комнате. Я перестала гулять по вечерам, и это не из-за того, что я боюсь смерти. Хотя, нет, боюсь. Но не своей.

Чернила цвета облаков... Он сказал, что я должна достать какие-то чернила цвета облаков. Облака — не тучи. Они белые и безопасные. Они не несут угрозы. А при чём здесь чернила?.. Я запуталась.

В очередной раз, когда мама заходит на кухню, я судорожно нажимаю на кнопку и выключаю телевизор. На всех местных каналах звучит одно и то же имя, одна и та же фраза. «Больше ничего святого».

Хорошо бы сказать, что этот кошмар тоже когда-нибудь закончится, но от реальности пробудиться нельзя. Кто знает, чем закончится эта история, но какой в ней смысл, если просто в страхе наблюдать за развитием сюжета? Нужно как-то жить дальше и начинать с малого. Сегодня мы с мамой решили сходить в кино. Чтобы не выглядеть самоубийцами, мы пошли на утренний сеанс в кинотеатре всего в квартале от нас. Недолгая прогулка с дорогим человеком стала лучшим лекарством, хоть и было постоянное чувство чьего-то присутствия. От лёгкого ветерка, сдувающего пылинки с земли, у меня проходила дрожь по телу. Я постоянно оборачивалась, прислушивалась к звукам, как потерянный зверёк.
— Ничего не случится, Молли, — нежно успокаивал меня родной голос. Лора повторяла это по несколько раз, но я не могла остановиться.

Я чувствовала его присутствие кожей.
Я знала, что он наблюдает.

На моих запястьях словно была какая-то невидимая нить, которая сильно передавливала вены и связывала другим концом что-то ужасное. Что-то, что не давало мне шанса успокоиться.

Время замедлилось, и сердце почти перестало биться. Мы остановились возле светофора, среди кучи людей, как и мы, желающих перейти дорогу. Маленькая царапина появилась на стене, которая отделяла меня от сумасшествия. Она становилась больше, потом превратилась в трещину. И вот я еле стою на ногах, смотрю лишь на одного человека в толпе через дорогу. Я смотрю только на одну пару глаз. Завораживает. Гипнотизирует. Доводит до мурашек. Уничтожает.

На нём нет маски, и от того мне сильнее хочется закрыть лицо руками и выколоть себе глаза. На светофоре красный. И я рада, что есть сила, способная запретить Мёрфи приблизиться ко мне. Пускай красный свет потухнет через несколько секунд, но этого хватит.

Я впервые вижу его с того дня, когда он врезал Нейтану. Я впервые вижу его после видеозаписей того, что он делал с городом. Наши взгляды, как в самый первый раз, переплетаются, создавая вокруг себя настоящее поле боя. На лице его нет эмоций, но в глазах я вижу угрозу. Он не смотрит на мачеху. Только на меня. Он весь в чёрном, будто пришёл на мои похороны. Не двигается, даже не моргает, смотрит исподлобья. Он будто ждал меня.

— Молли! — кричит мне Лора, когда наконец замечает, что я отстала. На светофоре уже давно загорелся зелёный, и люди ринулись переходить дорогу в обе стороны.
Я ищу её взглядом в толпе, вижу, что она уже на той стороне. Перевожу взгляд обратно на Мёрфи, но его там уже нету. Почему-то именно от этого у меня начинается паника. Я бегаю взглядом, впиваюсь глазами в лица прохожих, еле передвигая ногами. Плечами задеваю других людей, оборачиваюсь, тяжело дыша, и вот уже начинает кружиться голова, а потом всё снова замедляется.

Чёрная тень проходит справа от меня, чуть задевает одеждой, и холодным дыханием задурманивает мысли. Тысячи маленьких иголок вонзаются куда-то в область рёбер. Я трусливо поднимаю взгляд и встречаюсь с карими глазами с чёрной обводкой. Он, как плотоядное существо, вгрызается мне в глотку через зрительный контакт. Его тёмные волосы, обычно зачёсанные куда-то на бок или растрёпанные как попало, сейчас как-то особенно выдавали его поехавшую крышу. Чёлка упала на лоб, наполовину закрывая глаз, изуродованный шрамом. Даже одежда была нетипичной. В его привычке — носить тёмные футболки, лёгкие кофты или куртки. В этот раз это была растянутая чёрная мантия с капюшоном, накинутым на голову, и длинными рукавами, закрывающими руки по самые пальцы. Под мантией — такая же растянутая мешковатая футболка. Он не изменил только любви к рваным чёрным джинсам и кроссовкам.

Парень заглянул мне в душу и прошёл мимо, хоть наши взгляды не отрывались друг от друга так долго, что нам обоим пришлось развернуться почти на сто восемьдесят градусов. С моих глаз спала пелена, и я пришла в себя, только когда в меня врезался прохожий. Злобно проклиная мою слепоту и посылая куда подальше, он остановился посреди дороги, покрывая меня нецензурной бранью. Потом уже и мама вступила с ним в словесную перепалку, но мне уже было всё равно. Перед глазами был только ОН.

Хоть до кинотеатра было рукой подать, мы всё равно уже опаздывали на сеанс, а потому пришлось поторопиться. Миссис Спроус держала меня за руку до самого конца пути и пыталась забить мне голову какими-то пустыми разговорами о нашем будущем и настоящем, о новой одежде и новом доме, о том, что приготовить на ужин, и о том, какой у нас будет завтрак.

Если он будет...

Эта мысль появилась у меня в голове только что, когда я посмотрела в сторону зарослей недалеко от кинотеатра. Под невысоким деревом стоял человек, хоть и трудно, его так назвать. В глаза бросилась всё та же чёрная мантия, но не это вызвало у меня большую панику. На нём была та самая маска с белыми крестами на глазах и нарисованной улыбкой вместо рта. Парня никто не замечал, он неподвижно стоял вдалеке наблюдал за нами. Моё дыхание участилось, когда он стал медленно поворачивать голову, следя за тем, как мы заходим в кинотеатр.
Он преследовал нас.
На перекрёстке.
Здесь.

Он хотел выжить из меня злобного червяка по имени Здравый рассудок. Он хотел напугать нас и вызвать дрожь и без того хрупкого сердца. Миссис Спроус всё так же тянет меня за руку, и я понимаю, что зря мы вышли на прогулку. Он не оставит нас. Возможно, так он даёт подсказку на то, что собирается сделать. Возможно, не со мной, а с мамой. То есть, скорее всего...

Мои руки дрожат, я невольно сжимаю пальцы миссис Спроус до того, что она выдёргивает руку и непонятливо смотрит на меня.
— Милая, тебе плохо? Может, нам вернуться?
Мне плохо, мне плохо, мне плохо, мне плохо...
— Нет, я в норме. Всё хорошо.
И мы заходим внутрь, где нас окутывает запах попкорна и атмосфера спокойствия. Через затонированные стёкла я смотрю на те самые заросли и не вижу никого.

В кинотеатре прохладно и уютно, но я чувствую, что всё во мне замерзает со скоростью пули. В голове появляются какие-то образы. Мне мерещатся вороны, парирующие в небе над могилой моей мачехи. Я уже вижу, как её лицо появляется в новостях. Забавно то, что мы пришли сюда на комедию. Уже совсем не до смеха... Я сравниваю себя с листиком, который случайно прилип к чьим-то ногам в надежде добраться до тепла, но был вынужден наблюдать, как его с отвращением отбрасывают куда-то в лужу. В лужу... В грязное скопление слёз. В ядовитые слова. В отраву.

*****

Ванесса Мёрфи. Если раньше это имя молча проносилось в голове, не раздражая ни воспоминаниями, ни громким названием, то теперь оно врывается мне в голову с жутким грохотом и острыми ножами. «Ей было тринадцать, когда её изнасиловал мой отец», — вспоминаю слова Тейлора и пытаюсь себе представить его детскую жизнь, которую, наверное, беззаботной назвать нельзя. Как его воспитывали? Где его отец? Что произошло между ним и его родителями, раз он живёт один? Любили ли они его?..

На днях я посмотрела один видеоролик, где парень должен был выбрать одну из двадцати девушек, собравшихся в одном помещении. Он задал всем вопрос: «Хотите ли вы детей?» и прогнал двух девушек, которые ответили отрицательно. Позже он задал другой вопрос. «Как это вы не хотите? А кто будет человеческий род продолжать?» — спросил он и этими словами вывел меня из себя. Мне казалось, что этим мы и отличаемся от животных — живём не только ради того, чтобы размножаться. Мы живём, чтобы жить, чтобы чувствовать. Видимо, этот парень и все представители анти-лгбт сообщества считают иначе. Какая же это жизнь, раз ты здесь только для того, чтобы отложить личинку, которая потом будет страдать из-за жестокости мира и из-за твоей грядущей смерти? Какой смысл, если ты промежуточное звено между своими родителями и детьми? Просто живой инкубатор... Я не отношусь плохо к детям, но я отношусь плохо ко всей, чей смысл жизни заканчивается только на них. Если судить по их логике, то бездетные люди вообще жизни не достойны?

Прокручивая все это в голове, я роюсь в вещах и сумках, пытаюсь найти медицинские карты Тейлора и его матери. Совсем про них забыла. И вот, справившись с чёрной дырой внутри моей сумки, я открываю тетрадку с бирюзовой обложкой и фотографией маленького черноволосого мальчика четырнадцати лет. Долго смотрю на его безэмоциональное лицо на фотографии. Немного длинноватые волосы, пара прыщиков — последствий переходного возраста — и карие глаза. Такое ощущение, что в четырнадцать они у него были светлее.

Я открываю его карту, смотрю первую страницу, где у всех обычно указывается список беременностей матери. У Ванессы была только одна беременность. Тейлор — единственный её сын. Пропуская огромное количество бессмысленной информации по типу роста, веса и кучи прививок, дохожу до болезней. Простуда, грипп, простуда, ветрянка, мед.комиссии, переломы на руках... Большая потеря крови... Запись к психологу... Кома продолжительностью в два месяца...
Детали этих событий упущены, записаны только направления к врачам и какие-то пометки, которых мне не разобрать из-за непонятного почерка. Между тем я случайно замечаю его изменения в росте. К четырнадцати годам Тейлор кое-как дорос до ста пятидесяти сантиметров, а потом сделал резкий скачок. В следующем году он был уже на пятнадцать сантиметров выше, и на этом же году все записи прерываются. Видимо, с пятнадцати лет он больше не посещал больницы. Я думаю, сейчас эта дылда вымахала под девяносто сантиметров. Наверное, именно в четырнадцать произошло какое-то психическое потрясение, которое повлияло и на функции организма. Ладно... Хватит углубляться в физиологические изменения Тейлора. Так, а что у него там с походами к андрологу¹? Ладно-ладно, всё. Закончим на этом.

Я откладываю его карту в сторону и ищу дальше. Пролистав всю неинтересную мне часть болезней Ванессы, я добираюсь до последних страниц. Слово «дисфория» бросается в глаза, как и куча препаратов, которые якобы должны помочь. Я вбиваю название этой болезни в поисковик и нажимаю на первую ссылку. Дисфория – это психическое расстройство, при котором человек постоянно находится в состоянии тревоги и паники, что и приводит к раннему старению организма. Конечно же, причин этому заболеванию я не нашла. Странно, что Ванесса находилась в обычной больнице, а не в психиатрической. Может быть, она и сейчас жива, и Мёрфи просто соврал мне, чтобы не рассказывать правду. Я бы не удивилась, будь оно так.

Ко мне в дверь постучали, и в комнату вошла мама с кружкой горячего чая. Она молча отдала её мне и села рядом, не заметив медицинские карточки, которые я сразу спрятала в сумку.
— Прошло много времени. Я даже ничего о тебе не знаю, Молли, — она заботливо убирает прядь моих волос за ухо и кладёт руку мне на коленку.
— Да нечего рассказывать. Школа, дом... Завтра экзамены, сейчас буду готовиться. У меня всё в порядке.
— Я не о том, — она смотрит мне в глаза, и я стыдливо опускаю свои. Да ничерта я не в порядке...
— Друзья у меня есть, ты не подумай. Вот, Крис, — я пожала плечами, проговаривая лживые слова. — Ещё пара девочек из класса.
— Ты врёшь, — отрезала она, и её немного холодные нотки в голове заставили меня поежиться.
— Да.
— Где Марти? Твой отец не стал бы покупать этот дом, чтобы вы с этим парнем могли переехать, если бы увидел в нём ненадежного человека. Так что тогда произошло? — от одного только его имени мне хочется вырвать собственное сердце, закопать его где-то во дворе и уехать на другой край земли, забыв о существовании собственных чувств.
— Он был хорошим, — и это всё, что я могу из себя выдавить. Он был хорошим. Но только был. — Уже пора сходить... на кладбище, — мой голос дрогнул, но я перевела это на кашель и посмотрела в окно.

Сначала в своё, потом в его...

Пустота и недосягаемость. Я думаю, даже если бы его комнату окутал туман из звёздной пыли, его глаза б не оживились. Он бы лежал на полу, безразлично поднимаясь в воздухе из-за невесомости, но всё равно не выбросил бы сигарету. Но сейчас его нет ни в комнате, ни в доме. Нет его и в этом мире, ведь он всегда витает где-то на уровне космоса и чёрных дыр. Он сам, как невесомость. Что-то недосягаемое, что может с лёгкостью поднять тебя с земли, возвысить над планетой и всем вокруг, а потом резко исчезнуть, чтобы ты с высоты разбилась о жесткий асфальт каменных джунглей.

— Ты очень сильная, Молли, — говорит женщина, и я вновь смотрю на неё. — Сильный человек это не тот, кто никогда не плачет. Ты не боишься одиночества. А я вот слабая.
Она улыбается, подсаживается ближе, и я кладу голову на её плечо. Не боюсь одиночества... потому и сильная. Знаю я одного человека, который в этом деле могущественней всех нас. Он не только не боится одиночества, но и жаждет его. А вот мне бы сейчас оказаться в невесомости.  

_______________________
 Андролог¹ — врач, который занимается лечением и диагностикой заболеваний мужской половой сферы