Глава 1.

1.2K 25 4
                                    

Начался противный мелкий дождь. Похватав детальки, которые удалось найти этим ранним утром, тощий парень побежал по мусорным завалам, спотыкаясь о металлические запчасти. Некоторые из них совсем проржавели, некоторые еще могли бы пригодиться, а до каких-то не удастся добраться и спустя десяток лет. Не зря ведь свалка занимает весь пятый сектор.
      — Уф! — забежав в свою палатку, он высыпал детальки на кусок брезента, подстеленный специально для разбора подобного хлама, и вздохнул: «улов» был маловат.
      Дождь сбил все планы. Конечно, еще какое-то время можно было провозиться и под холодными каплями, но сушить одежду было негде. В палатке постоянно царила духота: небольшая дыра, приспособленная под вход, не спасала от застоя воздуха, а плотный полиэтилен не пропускал никакого ветерка. Зато помогал от дождя и немного от отвратительного запаха свалки, хоть и металлической.
      Парень уселся в самом углу на скрученную в валик постель, которой ему служили старые, выменянные у кого-то пару лет назад матрасы. Такие были не в ходу, пожалуй, еще до его рождения, но это явно лучше, чем спать на металле.
      Почесав щеку и вздохнув, он задрал голову и посмотрел вверх. На мутном полиэтилене виднелись мокрые капли, которые, превращаясь в тонкие ручейки, стекали вниз по гладкой поверхности, образовывая витиеватые узоры. Красиво, наверное. Если смотреть на дождь из окна собственной квартиры, а не через полиэтилен палатки на свалке.
      Из-за резкой смены погоды разболелись все шрамы. На лице, спине, руках — они чесались и противно пульсировали. Эти ощущения не давали сосредоточиться на сортировке деталек, и пришлось разобрать валик из матрасов, чтобы лечь. От духоты легче не становилось, но к ней уже удалось привыкнуть за годы, проведенные здесь.
      — Эй, Урод! Ты тут? — раздалось с улицы, и через пару мгновений через прозрачный полиэтилен палатки стали видны очертания фигуры человека. — Вижу же, что тут. Собрал робота?
      Парень поднялся и выполз на улицу, вставая на ноги и морщась от капель дождя, которые попали на щеки и немного курносый нос. Натянув на голову капюшон, он коротко кивнул, надеясь, что в ближайшее время Скотт, его главный «партнер» по сбору и продаже роботов из металлолома, свалит в свою палатку, перестав донимать.
      — Урод, ты же умеешь разговаривать, чего случилось? — видимо, Скотт был не намерен уходить.
      — Не люблю, когда меня так называют, — получилось хрипло.
      Голос сел из-за продолжительного молчания и вчерашней пробежки холодной ночью за материалами для очередного робота. На свалку прибыла машина, переполненная ломаной техникой, и все жители этого сектора потянулись к ней, чтобы успеть урвать себе что-нибудь полезное.
      — Ну, другого имени у тебя нет, — Скотт хмыкнул и шутливо дернул край капюшона, натягивая его сильнее на голову стоящему перед ним приятелю. — Тем более, ты и правда урод, — он тихо засмеялся, явно намекая на шрамы, которыми было испещрено все тело его напарника.
      — Нужно разобрать несколько микросхем. Я пока не успел, — захотелось, как и всегда, спрятаться подальше. Только это невозможно было сделать на свалке, еще и с учетом того, что жил он в почти прозрачной палатке. — Их нужно просушить.
      — У нас не так много времени, — Скотт нахмурился. — Скоро откроют основную трассу, и жители всех секторов будут разъезжаться по домам. Чем ты думал, когда так затягивал это все?
      — Дождь идет, — мотнув головой в красном капюшоне, озвучил явное Урод. — Куда я пойду? Я заболею.
      — Вообще-то, да, — согласился Скотт, — хотя, с твоим иммунитетом... Так, ладно! — он хлопнул в ладоши. — Давай-ка, посторонись. Сейчас все просушим и дособираем, — он лихо пролез в палатку. — Кстати, — обернувшись в сторону все еще мявшегося у входа в собственный «дом» парня, он махнул ему рукой, — если сегодня выгорит продажа, пойдем на границу, пожрем.
      — Хочется, — втиснувшись в палатку, Урод свернул валик из матрасов, аккуратно устраивая его в углу.
      Вещей у него было совсем мало, и относился он к ним очень бережно. Особенно после того, как одна из группировок на свалке вынесла почти все, что получилось забрать из дома с собой, когда он оттуда убегал. Удалось спасти только старую мамину заколку для волос — маленькую лисичку. Уже давно выгоревшая, а когда-то ярко-оранжевая, она была накрепко приколота ко внутренней стороне его толстовки и осталась с ним только благодаря этому. С тех пор приходилось все прятать, но и это не всегда спасало от налетчиков, коих на свалке было просто немерено.
      Раньше, когда он только-только исследовал новое место жительства, осваиваясь среди груд металлолома, был жив Роберт. В прошлом ученый, механик и, как он говорил, миллионер, он чувствовал, казалось, каждый кусок железа. Мужчина, единственный на весь пятый сектор взрослый, научил некоторых тому, что помнил сам. Он рассказывал, как из нескольких кусков металла получить то, что потом можно продать. Роботы, выполняющие простенькие функции, существующие скорее для развлечения, чем пользы ради, порой могли заинтересовать тех, кому было скучно среди накопленных годами богатств. И именно такой интерес не давал живущим на свалке окончательно загнуться от голода.
      Урод по-своему привязался к Роберту и частенько просиживал с ним ночи напролет, разбирая металлолом и деля его на то, что может пригодиться, и то, что уже никуда не пристроить. Скотту это быстро наскучило, и он перестал приходить к бывшему богачу, наплевав на те крупицы знаний, которые тот мог дать. А вот Урод ходил до последнего, и даже тогда, когда Роберт слег и не смог передвигаться, он таскал ему еду, делясь своей и без того скудной порцией. Правда, потом мужчина выгнал его и велел не приходить больше. Он умирал и не хотел, чтобы кто-то наблюдал за неприглядной картиной. Урод послушался и перестал приходить. Тем более, он ничем не мог помочь.
      Роберт умер, а знания остались. И теперь постоянно спасали ребятам жизнь, отодвигая голодную смерть на несколько дней и давая шанс выжить каждый раз, когда Урод собирал нового робота. Порой хотелось смастерить что-то для себя, но быстро приходило осознание: сидя в полиэтиленовой палатке робота будет просто некуда деть. Вряд ли понадобится генеральная уборка или же охладитель напитков, переработчик песка или сборщик пыли.
      Машинально проведя пальцами по тому месту, где под тканью была лисичка, Урод вздохнул. Скотт кругом раскидал детальки, и теперь было совершенно непонятно, где какие. Конечно, он был толковым парнем: палатку вот помог собрать. Да и не обижал никогда, не считая высмеивание красных полос от шрамов. Но любовь к беспорядку была, кажется, у Скотта в крови.
      — Может, даже получится урвать бургер от жителей третьего сектора, — мечтательно прикрыл глаза Скотт. — У них очень крутые бургеры. На, возьми, почини, — он кинул детальку в руки все еще сидящему в углу парню. — Урод, не тупи, у нас времени максимум часа два. Пока дойдем еще.
      — Ладно, — кивнул тот и принялся раскручивать маленький транзистор.
      На самом деле, Скотт был прав. Из-за страха заболеть он не дошел до последней кучи привезенного металлолома и ушел с тем, что удалось собрать сразу. Из-за этого пришлось бежать на поиски мелочевки сегодня утром, и теперь они рискуют остаться без еды. Третий день подряд. А это вообще не радовало, потому что из-за вечно тянущей боли в желудке было тяжело ходить.
      Наверное, скоро он умрет. Очень хотелось надеяться, что не придется мучиться. Недавно они похоронили одну девчонку, которая страдала так, что ее крики были слышны даже в его палатке, стоящей в самом отдалении. Он специально выбрал это место для себя. Большая металлическая пластина была ровной и достаточно толстой для того, чтобы выдерживать вес одного или даже нескольких подростков, и была далеко от основного скопления палаток.
      Очень далеко. Идти нужно было минут пятнадцать, а для свалки с ее опасностями и вечно проваливающимися кусками прогнившего и проржавевшего железа любой путь мог стать последним в жизни. Но тогда крики умирающей девочки были слышны очень хорошо, и приходилось зажимать уши руками, потому что было страшно.
      А еще хотелось, чтобы она поскорее умерла, и от этого тоже было страшно.
      Помимо этого очень остро стояла проблема с тем, куда девать трупы. До земли было множество метров наваленного металла, поэтому вариант с выкопанной могилой отпадал сразу. Хоронили в самой дальней части свалки, куда редко кто ходил, потому что там был совсем уж старый и никому ненужный металлолом. Трупы закидывали кусками железа и просто уходили прочь по своим палаткам.
      Когда в ту ночь крики стихли, Урод понял, что все закончилось, но хоронить девушку не пошел. Почему-то ее было очень жаль, до слез. Он проплакал несколько часов, а потом, внезапно даже для себя, уснул, пропустив все и коря за это утром.
      Хотя она и была уже самой старшей среди них всех. Кажется, умудрилась дожить аж до двадцати лет. На свалке, площадью во много тысяч квадратных километров, редко когда доживали до такого возраста. Роберт стал исключением, да и то только потому, что попал на свалку уже будучи взрослым. Почему он так и не ушел обратно, не пытался искать знакомых, никто не знал. Он сам не рассказывал, а остальные не спрашивали. У всех хватало собственных проблем.
      Уроду было восемнадцать, вроде бы. Скотту шестнадцать, и он один из немногих знал свои имя и возраст просто потому, что родился на свалке и случайно не умер сразу же. Да и потом тоже.
      Урод не знал, хорошо это или плохо.
      Сам он уже мало что помнил о своей прошлой жизни. Память стерлась, воспоминания потускнели, и о том, что у него когда-то были родители и нормальная, особенно относительно существования на свалке, жизнь, напоминала только маленькая лисичка.
      — Ауч! — Скотт отбросил в сторону какой-то датчик. — Дерется!
      Урод усмехнулся и продолжил ковырять транзистор. От усердия он высунул кончик языка и прикусил его зубами, которые, пожалуй, были его единственной гордостью. Просто потому, что они вообще были. Пока еще.
      Скотт зевнул и почесал затылок.
      — Смотри, током бьет. Как он вообще еще работает, от чего заряжается?
      Вытянув вперед шею, Урод посмотрел на детальку, которую держал на ладони Скотт. Из-за этого капюшон соскользнул с его головы, падая на плечи и собираясь складками.
      — Фу, прикройся!
      Дернувшись, Урод резко вернул капюшон на место и выдохнул, теперь уже аккуратно приноравливаясь, чтобы рассмотреть датчик.
      В целом, Скотта, наверное, можно было понять. Все лицо Урода было исполосовано тонкой сеточкой шрамов, которые, хоть и побелели, все равно были заметными. Линии потолще, темно-красные, тянулись через глаза и щеки, будто кто-то разодрал когда-то милое лицо когтями, оставляя после ужасные борозды. Один глаз был мутным, хрусталик побелел, зрачок не сокращался, и было чудом, что зрение еще сохранилось.
      Шрамы стягивали лицо, превращая его в кривую маску, и даже говорить до сих пор было не особенно приятно, потому что рот неконтролируемо растягивался в разные стороны из-за того, что губы были тоже располосованы, а затем криво срослись.
      Как когда-то сказал ему Скотт, напившись украденного из второго сектора ледяного рома — он мог бы быть красивым. Если бы не был таким страшным. С тех-то пор и приклеилось это — Урод. Собственное имя давно кануло в мутную пелену почти стертых воспоминаний, а на то, как называли сейчас, было почти плевать. Он уже привык, и порой это резкое «Урод» лишь раздражало. Но не обижало, как это было поначалу.
      Взяв детальку и соединив два проводка, Урод выполз из палатки, задирая голову к небу. Тучи становились светлее, дождь заканчивался, так и не став ливнем. Это было на руку, потому что бежать по скользкому железу в сторону утрамбованной дороги, а затем трассы, было опасно. Особенно с учетом того, что на спине они потащат робота.
      К нему-то Урод и выполз. Почти собранный, похожий на прямоугольник на ножках, он должен был охлаждать любой продукт почти моментально, превращая его в замороженный кусок, покрытый коркой льда. Как раз может понравиться кому-то из второго сектора. По крайней мере, они со Скоттом на это очень надеялись. Потому что в противном случае им придется голодать еще день, собирать что-то другое, а новая машина с металлоломом будет только через три дня.
      Открыв небольшую дверцу на корпусе робота, Урод присел перед ним на корточки и вставил внутрь датчик, который ударил Скотта током. Чудо, что он не промок от дождя, и будет хорошо, если сумеет послужить еще хотя бы какое-то время.
      Закрутив датчик внутри робота, Урод закрыл дверцу и потянул рычажок, который был сбоку на корпусе. Раздалось тихое гудение и почти сразу же довольный возглас Скотта, который, конечно же, тоже вылез из палатки и теперь стоял позади Урода, заглядывая через плечо.
      — Круто, давай испытаем? — спросил он, улыбаясь во весь рот.
      — На тебе?
      — Лучше на тебе, ты же все равно урод, что тебе одна отмороженная конечность, — в своей обычной манере пошутил Скотт.
      Хмуро посмотрев на него, Урод покачал головой. Шрамы все еще болели, но приходилось заниматься делом, потому что загибаться ночью от боли еще и в желудке совершенно не хотелось.
      Спустя еще несколько напряженных минут удалось успешно включить и выключить робота, и он ни разу не дал сбой. Это обрадовало обоих, и уже через час робот был разобран на крупные запчасти и упакован в самодельные рюкзаки, с которыми будет удобно передвигаться по опасному мусору из металлолома.
      Проверять его ни на ком не стали, понадеявшись, что и на трассе никто не надумает запихивать внутрь кого-то живого. В конце концов, жители второго сектора холод могли определить по каким-то собственным критериям, не зря же жили при средней температуре минус тридцать круглый год.
      Урод только мог понять по звуку работающего робота, исправен ли тот, да и то, лишь примерно. Во всем остальном и он, и Скотт полагались на удачу, не желая испытывать на себе тех, кого сами и собирали. Ведь зачастую это были какие-то агрессивные, если так можно выразиться, конструкции, предназначенные или для домашних, но не безобидных нужд, или для зачистки территорий от мусора при помощи измельчителя, внутрь которого уж точно не хотелось совать руки.
      — Пошли? — Скотт поддернул лямки рюкзака и взялся за них руками, сжимая кулаки.
      Хоть он был младше Урода, все равно казался сильнее. Да и комплекцией обладал покрупнее, не отлеживаясь в палатке при любом дожде или изменении температуры. Ладно хоть свалка располагалась в той же климатической зоне, что и основной мегаполис, иначе Уроду точно бы тяжело пришлось.
      Ни льды второго сектора, ни джунгли третьего, ни жаркие пустыни четвертого не были пригодны для жизни такому, как он. Хорошо, что в тот роковой день он все же пересек границу, устремившись в сторону пятого сектора. Организм, измученный болью от ран, тогда еще сочившихся кровью и кое-как сцепленных медицинскими скрепками, сигналил о том, что срочно необходим отдых. Но Урод, которого тогда точно звали как-то иначе, хоть он теперь и не помнит, упрямо шел вперед. Уже стерлось и то, как он добрался до свалки, но очнулся уже у Скотта в палатке. Тогда еще совсем мелкий, он догадался только обтереть лицо измученного парня влажной тряпочкой, стирая корку из засохшей крови и гноя, но на этом медицинские услуги закончились.
      Порой Урод думал, что лучше бы он тогда умер от лихорадки и температуры, которая делала и без того горящее лицо, казалось, просто огненным. Чудилось, будто на него вылили ведро лавы, или он внезапно оказался посреди пустыни и раскаленного ветра четвертого сектора. Но выжить удалось, и Урод до сих пор не решил, рад ли он этому. Но пока жив, приходилось бороться, что он и делал, аккуратно переступая ногами по металлолому, стараясь не попадать в отмеченные им и Скоттом места, где все опасно прогибалось под подошвами кроссовок.
      До ровной дороги, на которую приходилось слазить с горы мусора, было еще около трех часов пути по свалке. Хорошо все-таки, что Урод жил почти на самой окраине огромной площади пятого сектора. После начнется асфальт, а затем и залитая плотным специальным составом трасса, около которой они и остановятся, чтобы попытаться продать собранного робота и заработать себе на ужин.

СвалкаМесто, где живут истории. Откройте их для себя