Гермиона Грейнджер и таинственное дитя

Личные границы и способы их обойти

— Даже не проси! – глаза Джинни расширились от ужаса.

Ну конечно же! Не могло все пройти настолько гладко. План воплощался без сучка и без задоринки ровно до этого момента. Главный аврор Робардс, по-отечески прищурившись и очень понимающе посмотрев на стажера, дал разрешение на работу с воспоминаниями Драко Малфоя и подписал прошение о предоставлении Омута памяти из личной коллекции артефактов Дамблдора, переданной в собственность школы. Оставалось отнести эту бумажку директору Макгонагалл, забрать Омут, отлевитировать его в комнаты подследственного и – самое главное – уговорить Джинни отдать нужное воспоминание.

— Как ты не понимаешь! – всплеснула руками Гермиона, сетуя на то, что приходится объяснять глупенькой подруге такие очевидные вещи. – Можно определить, кто твой загадочный парень, по мимике, по манере двигаться…

— По манере двигаться? – повторила за ней Джинни, наблюдая за Гермионой с выражением лица «палата Януса Тики по тебе плачет». – По манере двигаться?

— Я не то имела в виду, – Гермионе хватило совести сделать вид, что она смущена.

— А что еще ты хочешь увидеть? Я чего-то о тебе не знаю, Гермиона? Ты за многими однокурсниками наблюдала?

— Ты как Малфой! – закатила глаза Грейнджер.

— Ты… – у Джинни сперло дыхание, ее глаза практически вылезли из орбит, когда она разгадала суть плана, – ты хочешь показать это ему?!

— Эй, успокойся! Тебе нельзя волноваться, – изобразить заботу получилось еще хуже, чем смущение.

Джинни фыркнула, но промолчала, а Гермиона продолжила, стараясь говорить так, чтобы голос звучал рассудительно:

— Ты же понимаешь, что Малфой лучше нас знает манеры своих прихвостней. Он мог бы заметить то, что я или ты упустим.

— Даже не думай об этом! – пресекла Уизли разглагольствования подруги. – Какая разница, кто был вместо него? Что мне даст это знание? Я не буду никому навязывать своего ребенка!

— Джин!

— Гермиона!

— Джин!

— Мне это не нужно. Мать подняла семерых детей, она что, не поможет мне вырастить одного?

— Ты уверена, что она поддержит тебя в решении оставить его?

— Полностью, – отрезала Джинни.

— Ты противоречишь себе: буквально только что сказала, что не будешь никому навязывать дитя, а теперь говоришь, что хочешь родить внука маме? Разве это не эгоистично?

— Эгоистично использовать ЭТО как повод пообщаться с Малфоем!

— Повод пообщаться с Малфоем у меня и так есть, – и с Гермионой иногда происходили такие казусы – она сначала сказала, потом подумала, какое влияние на подругу могут оказать эти слова.

Джинни поджала губы и промолчала. В этот момент она была так похожа на свою мать после очередной проделки близнецов, что Грейнджер стало не по себе.

Нужно было исправлять ситуацию.

— Робардс дал мне задание еще раз пересмотреть малфоевские воспоминания и отобрать важные для расследования деятельности Пожирателей.

— Он дал или ты сама попросила? – и почему Джинни Уизли была такой пронырливой!

Гермиона неопределенно передернула плечами.

— Так как мы все равно будем работать с памятью… – вернула она разговор к интересующей теме.

— Грейнджер, нет! – отрезала рыжая вредина.

Было досадно, но раскисать Гермиона себе не позволила. Идея, посетившая ее, заставила задуматься, не передается ли слизеринство воздушно-капельным путем – подышала в одном помещении с Малфоем, и в голову приходят всякие… не совсем честные идеи. Но ведь это еще и прекрасная тренировка недавно взятой к освоению науки. Не совсем легилименция. Так, азы.

Ведя внутренний спор между Гермионой Грейнджер, желающей кровь из носу справиться с поставленной задачей, и Гермионой Грейнджер, принципиальной гриффиндоркой, она так и не пришла ни к какому конкретному выводу. Но позже, когда Джинни разморило в гамаке возле любимой яблони в саду, не было никакой возможности заставить себя не применить новый навык. Легко скользнув в сознание спящей, Гермиона почти сразу нашла нужное воспоминание. Оно лежало на поверхности, видимо, часто пересматриваемое и оберегаемое. А может, недавний разговор заставил Джинни вытолкнуть его пред ясны очи желающих посмотреть, это было уже не важно. Зажмурившись и коря себя на разные лады за собственные действия, принципиальная гриффиндорка Гермиона Грейнджер, желающая кровь из носу решить интересную задачу, осторожно извлекла картинку и опустила серебристую нить в наколдованный пузырек.

Чувствуя себя последней мразью, но уговаривая, что руководствуется благими намерениями, она аппарировала к Хогвартсу.

Получить Омут у директрисы не составило труда. Гермиона просто отправила патронус с вопросом, и Макгонагалл тем же способом прислала ответ с паролем от кабинета, указанием, в каком шкафчике стоит Омут и в какой ящик стола положить запрос Робардса. А вот продвижение по школе с добытым магическим артефактом сопровождалось неприятным инцидентом.

Да пикси драные, докси невыводимые, что делается с людьми, с чего они взяли, что имеют право на такое поведение исключительно из-за того, что природа наделила их яйцами?!

Она влетела к Малфою злющая как черт. И с порога огорошила патетическим:

— Что со всеми не так?!

— С какими всеми не так и что именно не так? – тот, кажется, стал привыкать к ее манере сразу переходить к сути, даже не здороваясь.

— После войны! Что! Со всеми! Не так! В головах сплошные гормоны!

Левитируемый Омут гулко грохнулся на столешницу, ведьма спрятала палочку и с размаху села на ближайший стул. Будто не было этой паузы, продолжила с того места, где остановилась:

— Рон, Гарри, Джинни, даже эти авроры недоделанные! Почему все ведут себя как громамонты в брачный период?

— Ну как, – растягивая слова, вступил в полемику Малфой, – механизм самовоспроизводства популяции. Ты не смотрела статистику после террора Гриндевальда?

Гермиона отрицательно покачала головой, все еще будучи чертовски злой, волосы больно хлестнули ее по щекам, и она зашипела. Малфой хмыкнул, но не прокомментировал казус и как ни в чем не бывало задал следующий вопрос:

— А после первого пришествия Лорда?

Гермиона снова отрицательно помотала головой, но менее экспрессивно.

— А зря. Очень интересно.

Мерлин, как же он нес себя! В роду Малфоев точно никто не согрешил с павлином? Уж очень было похоже, только хвоста не хватало, Гермионе даже на какое-то мгновение адски захотелось его наколдовать.

— Рождаемость повысилась в пять-десять раз. Причем родителями становились маги возрастом от пятнадцати до семидесяти и… на вопросы крови в эти периоды смотрели сквозь пальцы. Количество чистых родов резко снизилось, появился термин «предатели крови», кстати.

— С чего это ты полез в статистику?

— Интересно. У меня тут времени много, читаю, как видишь, все, что написано, – он указал на книгу у себя на коленях, – а «История войн» Арчибальда Брауна совсем не такая нудная, как учебники авторства Бэгшот.

— И ничего они не нудные, – привычно стала защищать школьную программу Гермиона.

— Ну и подумать время есть, – он совершенно не обратил внимания на ее реплику. – Знаешь, секс – способ доказать себе, что выжил.

— Странный способ себе что-то доказывать, – фыркнула Гермиона и не смогла удержаться от ехидного: – Да и для тебя недоступный.

— Ну почему? – нет, шутки на грани стали явно важной составляющей их общения. Хм… их общение? У него уже есть составляющие? – У меня в наличии руки, правая и левая, – он продемонстрировал обе открытыми ладонями в сторону собеседницы.

— Боже! И ты озабоченный.

— Грейнджер, мне завтра восемнадцать, чего ты от меня хочешь? Чем тебя так достала всеобщая эйфория?

Гермиона сделала пометку в памяти: поздравить Драко.

Она была честна с собой, пикировки с Малфоем… бодрили. Он остался таким же колючим и остроумным, каким был в школе, только то ли здравый смысл, то ли страх за свою шкуру (что тот же переодетый здравый смысл), то ли жизненный опыт и переоценка ценностей не давали его остротам перейти черту.

В школьные годы, краем уха ловя препирательства слизеринцев, она иногда сожалела, что не может принять в них участие. Ну то есть может… Но было бы неплохо поучаствовать, когда это безобидные поддразнивания, а не откровенное хамство. Пожалуй, ей этого не хватало в общении с друзьями. Ее родители играли в словесный пинг-понг постоянно, она росла, слушая, как мама и папа иногда тонко и умно, иногда грубовато подтрунивают друг над другом. Медицинская профессия накладывала на шутки свой отпечаток, правду говорят, врачи – самые циничные люди на свете. В общем с Малфоем получалось очень похоже. Она еще не разобралась в предпосылках, но действительно не хотела прекращать визиты к слизеринскому гаду. С Малфоем ее не связывала дружба, он не пытался перевести их общение в горизонтальную плоскость, а его сомнительные шуточки не переходили грань допустимого. Почти не переходили. И Малфой, и ситуация Джинни стали отличным поводом отвлечься от самоедства, злости на тех, кто развязал эту войну и втянул в нее вчерашних детей, и скорби по ушедшим друзьям.

Неожиданно даже для себя Гермиона позволила себе выговориться – словно плотину прорвало...